Верховный Издеватель

– Ну как ты?
– бросил Кирилл.

– Всё о`кей!
– откликнулся Ромка, неопределённо потряхивая рукой. Тушил о мокрый воздух пожар в красных, отшибленных дверью пальцах: вроде, сейчас пока не до пальцев, чтоб о них говорить.

Она сидела на перилах, как на жёрдочке. "Курица!" - выругался про себя Кирилл.

– Оста-вьте!
– крикнула она, завидев приближение спотыкающихся о ветер людей.
– Я умереть быстрее хочу... чтоб не мучиться!

И с отчаянной надеждой глядела вниз. Взборонённая водная пашня всегда готова принять зерно, которое, в отличие от евангельского, никогда не прорастёт.

Да, есть такая степень страха смерти, по сравнению с которым и смерть не страшна. От конечности жизни убегают в её конец. От "морской болезни" - в море за бортом.

Почему-то мало кто задумывается, что "конец света" - это самоубийство мира. Это не Бог с какой-то горячки мир уничтожает, это мир с какой-то горячки отпрыгивает от Бога - стало быть, и от Жизни. Мир окончательно бросается в "спасительные" объятия своего мёртвого "царя", а тот по определению на жизнь неспособен, потому и губит всё по принципу "тонешь сам - топи другого". Боясь шторма, прыгай в шторм.

Крылатая фраза из "Айболит-66" (кстати, и номер-то до чего "символичный"!): "Прыгай в костёр, мартышка!" Вот пришёл Бармалей-Антихрист - так чего ж ещё осталось, как не бросаться! Он же такой обманщик-бяка, - как же всем порядочным мартыш... людям не "прыгнуть в костёр" в качестве протеста.

О самоубийствах со времён античности писан такой короб, что вокруг этого "акта" поневоле вырос чуть ли не лавровый венец - зажёгся ореол чего-то... если не совсем уж героического, то по крайней мере, величественного и волевого. Но на деле эта сценка выглядит, оказывается, совершенно шизоидно, а величественного в ней не больше, чем в чьём-то поносе или рвоте. Кто хоть раз в жизни, хотя бы мельком видел то, что увидели сейчас Кирилл, Марина и ребята, до конца дней не забудет чувство гадливости от чьей-то истерики в квадрате, называемой "волей к смерти". Всё, что решает за человека сидящий в нём глист, всегда по-червячьи омерзительно.

Первым успел подскочить Саша.

– Ты чё, дура!?
– крикнул он Вере, как раздражённый взрослый несмышлёному ребёнку. И так крепко, не церемонясь, хватанул за руку, что ей было уже не вырваться. На секунду показалось даже, что сейчас он отвесит ей затрещину.

Когда-то слишком поздно было спасать маму...

В пару секунд всё разрешилось. В следующее же мгновение подбежал Кирилл. Веру быстро сняли с её "жёрдочки".

– Да оста-авьте! Оста-авьте!
– билась она в истерике.

Но теперь её ставшая неопасной истерика уже мало кого интересовала.

– Так-то мне ещё никого не приходилось спасать!..
– прозаически пробормотал Саша.

– Учись...
– просто ответила Марина.

"А ведь у сашиной мамы и у Веры один "духовный отец"!" - только сейчас вспомнил Кирилл. Жизнь наша устроена так, что все параллельные в ней когда-нибудь пересекаются.

– Ты нам обещаешь, что больше не выбросишься!?
– решительно повторяла Марина, держа Веру за обе руки.
– Ты обещаешь... ради нас! Это очень важно. Ты не имеешь права! Даже если мир кончится, тебе мы кончиться не разрешим.

– А если это действительно конец?

– Мир может делать что хочет, а тебе мы не разрешаем.
– повторила Марина.

Здесь и сейчас именно она управляла мирозданием.

Только так и можно общаться в подобных ситуациях с подобными людьми!

– Слушай и запоминай! Всё, что тебе тогда в твоей "церкви" предсказали, мы здесь вчетвером отменяем! Всё! Властью, данной нам, отменяем конец света! Тебе этого достаточно.

Кирилл вспомнил евангельский вопрос фарисеев:

"Кто дал Тебе это право и какой властью Ты это делаешь?"

Но вопрос-то был именно - фарисейский. Христос знал, какой властью. И ещё Он знал: "Дела, которые Я творю, и они сотворят, и больше сих сотворят..." Кто "они"? Христиане! Мы! Бывают такие исключительные ситуации, когда не место и не время разыгрывать псевдо-смирение. Просто: властью, данной нам, отменяем ложь!

Вера осталась у них в каюте. Как-то она сразу присмирела: похоже, всеобщее внимание для такой болезненно-демонстративной особы было - именно то, что надо.

– Ладно, я хоть кому-то в жизни ещё нужна!
– всхлипнула она.
– Хоть кто-то в мире не хочет, чтоб я сдохла.

Волна в очередной раз шмякнула в стекло, и Вера вздрогнула.

– Теперь я под воду смотреть не могу, - призналась она.

– И не смотри.

– Мне всё кажется, там мертвецы сидят... и меня хотят...

– Не думай про них!

– Они сами думаются. Я знаю: они умеют сами думаться... когда ты этого не хочешь. Ты не хочешь - а они хотят. Они за тебя думают.

И вдруг закончила:

– ...Потому что они все вечно хотят, чтоб мы стали - как они.

– Да...
– невольно подтвердил Кирилл со знанием дела, не в силах с этим спорить.

– И тогда уже мы станем их добычей. Совсем!.. как те дохлые рыбы в том шлюзе - для чаек. Потому что мы же можем! мы же можем стать полностью как они - полностью! кроме... только слабее! А над слабыми они...

Потом вдруг добавила:

– Я думала, это не вы! Там, на палубе думала - не вы...

– Как это так не мы? А кто же тогда?
– удивился Ромка.

– Я думала, всё поменялось, и вы - уже не вы, и... никого нет. Вообще никого.

– А как же ты всё-таки узнала, что это мы?

Она пожала плечами и попыталась улыбнуться.

– Значит, не всё поменялось?
– предположила Марина.

– Выходит, не всё!
– Вера даже почти обрадовалась.

Только что было "никого нет"... и вот - "я есть". Да, я - есть: как тут не замрёшь от потрясения. "Я есть, ты есть... я - живая!.. ты - живой!"

Ад не властен над живыми, он - страна мертвых, а Бог не есть Бог мёртвых, но Бог живых. В этом смысле мы живые, только когда кто-то может сказать про нас, что мы - есть. Когда кто-то нас узнает. В аду все разобщены и неузнаваемы. "Лица без лиц".

Узнать - значит, помянуть: "Помяни мя, Господи, во Царствии Твоём".

И наоборот: "... не знаю вас, отойдите от Меня, все делающие беззаконие".