Вернуться в Антарктиду

– Выслушал бы ты этого француза, - сказал ему однажды Серегин как бы между прочим.
– Он может быть нам полезен.

Друзья и партнеры сидели в офисе после рабочего дня и расслаблялись с помощью коньяка, празднуя удачно заключенный контракт.

– Пусть идет к черту!
– отмахнулся Дмитрий, доливая себе из бутылки. – Вертел я таких, как он.

– Зря, - Андрей жестом отказался от добавки. – Де Трейси рассказывает очень интересные вещи, Дима. Прими его завтра, не пожалеешь.

– Да кто он такой, чтобы я тратил на него свое время?!

– Не последняя фигура в мире ювелирного бизнеса, между прочим. Антуан де Трейси вхож в совет директоров транснациональной компании «Прозерпина», состоит там в должности казначея. А «Прозерпина», на минуточку, владеет монополией на поставки самоцветов на Европейский рынок. Все мастера Парижа, все выставки, все крупные ювелирные дома ходят под ними. Ты же хотел выйти на Европу? Так вот де Трейси – это твой шанс.

Москалев пару секунд смотрел на своего помощника, но потом упрямство взяло верх:

– А плевать! Не нравится он мне. Рожа у него противная. А я не работаю с людьми, которые вызывают стойкую антипатию.

– Зря, - повторил Серегин. – Из-за подобных промашек европейцы опасаются с сотрудничать с нашими соотечественниками. Как писал Бисмарк, русские «на каждую военную хитрость отвечают непредсказуемой глупостью». А ведь репутационные потери невероятно трудно компенсировать.

– Ты иногда такой зануда, - вздохнул Москалев, понимая уже, что Андрей не отступится. – Чего он тебе наболтал, что ты так суетишься?

– Ничего особенного.

– Значит, подмазал?

– Я друзьями не торгую!

– О как! Ладно, не петушись. Чего он хочет? Только конкретно.

– Он хочет выкупить у тебя кое-какие предметы. Тебе они без особой надобности, я же знаю, ты никогда не увлекался собирательством. Взамен же де Трейси замолвит за нас словечко. Мы получим контракт, о котором мечтали.

Дмитрий цыкнул, отставляя в сторону полупустой стакан:

– Нечистое это дело, Дрон. Вот чувствую: ничего хорошего из этого не выйдет.

– Почему? Вполне серьезное предложение. Де Трейси готов на уступки.

– Из-за побрякушек? – Москалев презрительно фыркнул.

– Он же коллекционер! А все коллекционеры немного того, - Серегин повертел пальцем у виска, - психи они, но нам это на руку.

– А мне кажется, что он нас дурит. Помню я этого типчика. Никакой он не псих, а самый настоящий пройдоха. Если ему настолько нужны приобретенные мной экспонаты, то не для того, чтобы на них тупо любоваться. Есть что-то еще. В них заключена некая ценность, нам не известная. Уступим их ему за простой контракт, прогадаем.

– Думаешь, сможем за них поторговаться? – улыбнулся Серегин.

– Само собой! – также самодовольно улыбнулся Москалев. – И я буду не я, если не выясню, где тут собака зарыта.

– Так встречу этому де Трейси назначать?

– Назначай. Но не завтра, а через недельку. Я пока напрягу Соломона: пусть нароет мне про французика информацию. Хочу знать, что общего между казначеем «Прозерпины» и Рерихом.

– Вот это правильно! Не в наших правилах идти на переговоры безоружными, – рассмеялся Серегин и все-таки долил себе в бокал коньяка.

Наверняка он имел свой профит, организуя встречу с боссом. Дмитрий отметил для себя, что надо будет поручить начальнику службы безопасности проверить не только француза, но и Серегина. Так, на всякий случай. Буд4т любопытно услышать, сколько денег отвалил ему казначей. Так, чисто для справочки.

Но сейчас Москалев лишь широко улыбнулся, хватаясь за бутылку:

– Правильно говоришь, дружище. Давай выпьем с тобой еще и за это!..

17.3

17.3/7.3

Ровно через пять дней после той пьянки, на стол Москалеву легло обширное досье на всех запрошенных лиц. Начбез Соломонов был профи до мозга костей, и Дмитрий ему доверял.

Серегин, к слову, Соломона не жаловал. Считал конкурентом, хотя конкурентами они не были. Соломонов действовал в интересах компании «с открытым забралом», не выходя (или почти не выходя) за рамки закона. Серегину же Дима мог спокойно поручить куда более деликатные задания.

– В двух словах, Антон Егорыч, - велел Москалев, просматривая бегло бумаги. Их было много, а хотелось выжимку и поскорей. – Серегину все еще можно верить или он перекуплен с потрохами?

– Объективных данных за это я не нашел, - ответил Соломонов. – Крупных денежных вливаний на его счета за указанный период не поступало. С неизвестными лицами Серегин не встречался. Маршрут его передвижений остался стандартным. С указанного момента Де Трейси с ним контактировал лишь однажды, когда по вашему распоряжению Серегин звонил на его номер для согласования даты визита в офис.

– Подозрительно, но допустим, - Дмитрий отложил досье, намереваясь вернуться к нему позже. – А что по де Трейси?

– Антуан де Трейси живет в России несколько лет, периодически выезжая к себе на Родину. Два последних года он числится на младшей дипломатической должности при французском посольстве, но я бы сказал, что он скорей прикомандированное к дипломатическому представительству лицо и действует по указке транснациональной корпорации с французскими корнями. Да и немудрено, ведь он человек весьма состоятельный и родовитый, происходит из древнего гасконского рода и в должностях не нуждается.

Москалев ухмыльнулся:

– Гасконский род, по-вашему, имеет для меня значение?

– Происхождение – это важное обстоятельство, Дмитрий Сергеевич, - живо откликнулся Соломонов.
– «Прозерпина» основана и дирижируется исключительно отпрысками из благородных семейств. Три французских рода: де Трейси, Доберкуры и Д'Орсэ – владеют контрольным пакетом акций. Как видите, наш Антуан – совсем небедный человек, не наемный работник. В открытом доступе про эту компанию мало информации, но даже из того, что есть, понятно: в ней весьма строгая иерархия, и дела они ведут исключительно с аристократическими влиятельными семействами. Не в обиду вам будет сказано, но молодые состояния – те, что насчитывают меньше трехсот лет – их не интересуют, а выскочки без году неделя и вовсе не приветствуются.