Вернуться в Антарктиду

– Деньги – это и есть власть, разве нет? – спросил он.

– Все с точностью до наоборот. Вы не знаете, что такое власть.

– Разве?

– То, что вам доступно, это лишь крохи с общего стола. Как бы ни были вы самодовольны, сегодня я приказал вам явиться, и вы покорно подчинились. Всегда будет кто-то отдающий приказы, которые вы будете обязаны исполнять. Почти всегда.

Дмитрий пожал плечами, скрывая, насколько неприятен ему разговор в подобном ключе:

– Диалектика. В мире нет ничего абсолютного.

– К абсолюту можно приблизиться. И, кстати, подлинник, который мы ищем, здорово поможет нам в этом.

– Подлинник из коллекции Голенищева?

– Он был создан жрецами древнего саисского храма и дает его обладателю то, чего не купишь ни за какие деньги.

– Вот как.

– Владимир Голенищев – известный русский египтолог, (*) – любезно пояснил де Трейси. – В Санкт-Петербурге на улице Моховой он хранил обширнейшую коллекцию папирусов, более пяти тысяч экземпляров. Он был прекрасным учёным, но никудышным предпринимателем. Хотя все его предки были купцами-золотопромышленниками и сколотили огромное состояние, Владимир не унаследовал их деловой хватки. Он много тратил на свои поездки, а когда акционерное общество, куда он вложился, обанкротилось, остался без средств. Чтобы спастись от разорения и расплатиться с кредиторами, он стал распродавать свою коллекцию. Значительный массив уникальных экземпляров попал в государственный музей, но единичные папирусы были проданы в частные руки. Собственно, именно благодаря последнему маневру Голенищев хоть как-то удержался на плаву. Государство приобрело коллекцию в рассрочку, но потом случилась война, переворот, революция... Ученый так и не дождался своих денег. Хорошо, что хоть ноги унес, эмигрировал во Францию, потом в Египет, где некоторое время работал в Каирском музее. А то ведь мог бы и головы лишиться, не так ли? Большевики были скоры на расправы.

(Сноска. Владимир Семёнович Голенищев (1856-1947) – выдающийся русский востоковед, египтолог, коллекционер, ученый-путешественник. Им заложены основы изучения истории, культуры, религии, языка и искусства Древнего Египта в России)

Приплыли: иностранец учил его русской истории! Таких подробностей Дмитрий не знал, запамятовал даже имя египтолога, хотя наверняка слышал прежде, и эта снисходительность де Трейси, почитавшего себя едва ли не энциклопедистом, бесила. «Погоди, вот останется последнее испытание позади, получу доступ к вашим активам и рынкам, я вам устрою!» - зло думал он, улыбаясь собеседнику губами.

– Нас интересует папирус, который Голенищев уступил частному коллекционеру в 1911 году. Разумеется, перед тем, как продать, он скопировал текст и перевел его. Голенищев знал 13 языков и прекрасно владел письменностью маду нетчер, использовавшейся в Древнем Египте на протяжении трех с половиной тысяч лет. У нас есть эта копия и перевод, и до некоторых пор мы полагали, что только они и уцелели. Но вдруг прошел слух, что имеется и оригинал, и он находится в России, в Москве. Поскольку с переводным иероглифическим текстом у нас возникли… скажем так – некоторые трудности, нам требуется сравнить копию с оригиналом.

– Что же вам помешало? Несговорчивость владельца?

– Да, очень жаль, что он оказался человеком весьма неуступчивым. В точности как вы, Дмитрий Сергеевич. Никогда не забуду, как вы обошли нашего человека на аукционе «Сотбис»!

– Так что конкретно нужно от меня? – резко спросил Москалев.

– Терпение, Дмитрий Сергеевич!

Тихий слуга вновь появился в комнате, чтобы передать французу телефонную трубку. Де Трейси приложил ее к уху, выслушал сообщение с каменным лицом и посмотрел на насторожившегося Дмитрия:

– Все отменяется.

– То есть как?

– Езжайте домой. Ваша помощь потребуется не сегодня.

– Вы вот так просто выдернули меня посреди рабочего дня, а теперь отсылаете прочь?!

– Именно это я и делаю, - де Трейси поднялся. – Всего вам хорошего, Дмитрий Сергеевич!

Москалев ехал в машине и ругался сквозь зубы. Он чувствовал себя дрессированной мартышкой, которую заставляют показывать трюки на потеху почтенной публике. Записка, приказ купить пакетик чипсов, дешевая гостиница – чего они хотели этим добиться? Каковы их истинные цели?

Прозрение не заставило себя долго ждать. Через три дня его навестил следователь. Это была предварительная беседа без протокола, но уже она заставила Москалева изрядно понервничать.

– Что вас связывало с Артамоновым Святославом Савельевичем? – спросили его.

Дмитрий принялся было отрицать свое знакомство (совершенно справедливо, между прочим, потому что слышать не слышал эту фамилию), но следователь напомнил, что с Артамоновым они пересекались на выставке.

– Вы же там были, Дмитрий Сергеевич? И именно в этот день.

– Ну, был. И кроме меня еще добрая тысяча человек.

– А еще Артамонов часто захаживал в вашу лавку, что на Кузнецком, и в его портмоне нашли вашу визитку.

– Да мало ли кому я давал свои визитки! Они и предназначены для того, чтобы раздавать их незнакомым людям. Может, мы и встречались с этим человеком, - Дмитрий пожал плечами, – но он был столь мелок, что я его и не запомнил. К чему все эти вопросы?

– Что вы делали с полудня до трех часов в минувшую среду?

Следователь спрашивал о том дне, когда Москалев встречался с де Трейси в гостинице. Поняв это, Москалев испытал приступ безотчетного страха.

– Я был на деловой встрече.

– С кем именно?

– Это конфиденциальная информация. Почему вы задаете мне все эти дурацкие вопросы?

– Святослав Артамонов убит.

– И мне-то что с того?

– Вашу машину видели у его дома, это засекли камеры видеонаблюдения, - ответил следователь, - только не говорите, что в машине были не вы. Вас опознали в магазине, куда вы заходили перед тем, как прийти к коллекционеру в квартиру. Магазин расположен в доме, где жил Артамонов. Вы встречались с ним в тот день, не так ли?

«Пакетик чипсов, значит?!» - Дмитрия охватила злость. Он даже не спрашивал, что это был за магазин, и так все было понятно.

– Я буду беседовать с вами только в присутствии моего адвоката, - заявил он.

Собственно, в тот раз он отделался легким испугом. Да, машину его видели в районе убийства, но ни отпечатков пальцев, ни сходства с человеком, проникшим к коллекционеру в дом, не нашли. Однако, когда убийства продолжились, и в полиции стало ясно, что у них серия, за Москалева принялись всерьез. Кто-то раскопал, что недавно он приобрел на аукционе пурбу, а убийства (вот же засада!) совершали похожим по форме и редким (да будь проклят тот чертов аукцион!) кинжалом.

Пурбу забрали на экспертизу, которая не нашла на лезвии никаких остатков крови. Дмитрий выдохнул, но нервы ему все-таки попортили изрядно. Он позвонил французу и потребовал объяснений.

– Неужели вы запамятовали суть наших давешних разговоров? – спокойно отбил претензии де Трейси. – Многомировая интерпретация Вселенной разрушает понятие личности. Великая тайна заключается в том, что каждый из нас состоит из дробящихся частей единого целого, а мир является растущей по экспоненте совокупностью событий, разветвляющихся в каждый следующий момент. Поэтому не сокрушайтесь понапрасну, считайте, что мы с вами подарили Зайкову, Артамонову, Гуревичу и прочим неудачникам вечность. Они отныне будут жить долго и, надеюсь, счастливо, чтобы наблюдать свой собственный отпочковавшийся мир. Вы знаете, что сознание живет лишь в живых копиях? Нет? Теперь будете знать. Возможно, вы даже сможете однажды встретиться с этими людьми и обсудить произошедшие с ними в новом мире перемены. (*)