Вернуться в Антарктиду

Громов снова вздохнул. Он смотрел на остров Свиней, укрытый пухом клочковатого тумана. Раскаты могучего прибоя гулким эхом гуляли среди черных скал, рядящихся в мириады холодных брызг как в кольчуги, и это совершенно точно ничем не напоминало колыбельную.

– Этот печальный остров, - продолжил Тимур, считывая его настроение самым удивительным образом. – Он выглядит заброшенным, но такой он только в нашем мире, а в другом… на другой Земле, параллельной, все совсем иначе, и поэтому Крозе становится физическим воплощением нашей с тобой Ultima Thule (*«крайний предел», «цель устремлений», лат). Помнишь у Брюсова? – и он процитировал: -

Где океан, век за веком стучась о граниты,

Тайны свои разглашает в задумчивом гуле,

Высится остров, давно моряками забытый,

– Ультима Туле...

Остров, где нет ничего и где все только было.

(*отрывок из стихотворения В. Брюсова «Ultima Thule»).

– Мы с тобой сделаем это, мой друг. Сыграем нужную мелодию, выживем здесь, на самом пределе, и победим, понимаешь расклад?

– Да, - тихо откликнулся Громов,– мы победим.

…Утром следующего дня на борт «Альбатроса» явилась целая делегация. Элен, извинившись за вынужденную предосторожность, велела заковать Громова в наручники.

– Я вам доверяю, но чтобы не нервировать наших гостей…

Голос ее был морозным, как ветер, гуляющий по палубе. В нем не было сочувствия и вины, на которые претендовали ее слова.

– Хотите дать им привычную картину, как с Ильгизом Марковичем?

– Вы верно подметили, Юра: дело в привычке. В дальнейшем мы будем вырабатывать с вами новые ритуалы и подходы, но сегодня только так. На этом настаивал Антуан де Трейси, и я вынуждена уступить, ведь этот план с похищением отчасти его заслуга.

Громова вывели наверх и поставили у борта, за которым волновался океан. Он подумал, глядя на неприступные берега, что раз операцией с самого начала руководил верховный магистр «Ордена Обеих Солнц», то место для своей тайной базы он выбирал с глубоким смыслом. Де Трейси, должно быть, только посмеивался, когда Доберкур отправлял копаться археологов в древних руинах на Кергелене. Знал, что они найдут там одни лишь мертвые развалины. На самом деле настоящим островом Туле для современных мистиков стал Крозе, забытый всеми. «Остров, где нет ничего и где все только было».

А еще, как оказалось, де Трейси нашел абсолютно целый храм в дождевых лесах Мадагаскара. Правда, располагался он в параллельном мире... Но в здешнем мире не осталось исправного «Черного солнца», так зачем им храм?

«Прозерпина» перехитрила саму себя, - думал Громов.
– Ослабляя «Яман», они раскроили мир таким образом, что в каком-то из разрезов потеряли ценнейшую вещь – Иремельскую Чашу. И теперь за ней пришлось лезть в иные пространства»

Желая немного подготовить Громова к тому, что его ждет, Элен еще накануне очертила перед ним картину грядущего.

В параллельном мире, по ее словам, удалось добиться сотрудничества с Патрисией Ласаль и ее дочерью. Те вроде как готовились к заключительной стадии эксперимента по спасению Павла Долгова, для чего привезли Иремельскую Чашу в Мадагаскарский храм. Туда же очень скоро приедет и прототип де Трейси с «Солнечным ножом» в кармане, а за ним и нынешний супруг Элен (вернее, тоже его прототип), отвечающий за «Каменное зеркало». Оператором выступит падчерица Элен, Людмила Сперанская. Ее отец, муж Элен, русский дипломат Сперанский, сознательно готовил дочь к этой процедуре, для чего пару лет назад ввел ей особый препарат - тот самый, что отлично зарекомендовал себя у Драгослава, пробудив его способности к восприятию зеркальных отражений.

Вместе с Аделью у «Прозерпины» получалась нехилая такая ударная группа из людей с измененной ДНК и ученых. А главное – все было основано на близкородственных семейных связях. Никаких посторонних! Только свои, скованные общей целью. Прям настоящая мафия, и сицилийские крестные отцы от зависти рыдали в сторонке.

– Хотя вы и не член семьи, но вы получите шанс стать частью прекрасно организованного плана, - внушала Элен Громову, - вы справитесь с задачей лучше Драгослава, потому что ваш дар – естественный. Вы стали странником между мирами не в силу химических стимуляторов, а в силу обстоятельств, в силу судьбы. Завтра вы просто покажете, на что способны, и если Антуан одобрит, то послезавтра, наверное, вы уже поплывете с ним в Париж, к жене. Так что постарайтесь, Юра! В ваших интересах, чтобы все прошло, как выражаются русские, без сучка и задоринки.

Однако Громов, пусть и не обладая способностями телепата и ясновидца, догадывался интуитивно, что ни в какой Париж он не поплывет. Все решится именно здесь, вдали от чужих глаз. Хотя место для портала не имело по большому счету значения, мистически настроенный ум всегда предпочитает подкреплять веру соответствующими декорациями.

Пожалуй, Громов чувствовал де Трейси сейчас получше Элен, он чувствовал его подспудные желания. Магистр хотел организовать что-то вроде древнеегипетской мистерии вдали от цивилизованных троп и непременно в промежутке между Кратером и Мадагаскаром. Именно Крозе являлся вершиной стройного треугольника, соединяющего центры силы, а не Кергелен, расположенный намного дальше к востоку. Геометрия для мистика имела значение.

Оказавшись на палубе, Юра какое-то время рассматривал угрюмый океан и кипящие злой пеной рифы, но потом повернулся к ожидавшим представления «шишкам» из «Прозерпины». Их лица не выражали ничего, кроме высокомерия и малой толики любопытства. В основном это были мужчины, но среди них затерялась и женщина странной наружности – понять ее пол можно было лишь по женской одежде, тогда как внешность была груба и по-мужски массивна.

Слева и справа от «высокой комиссии» стояли вооруженные автоматами солдаты. Именно из-за них все действо перенесли на свободное пространство палубы. Открыть огонь в тесном помещении никто бы не рискнул.

Громов опустил подбородок на грудь, скрывая горькую усмешку. Все было точно так, как и в сцене, подсмотренной Тимуром с площадки. Дурная копия, приверженность оригиналу... Разве что оператору артефакта не собирались вводить наркотик – именно на этом и делала акцент Элен д'Орсэ, всячески подчеркивая, какую замечательную альтернативу она нашла.

Тимур тоже был здесь. Он стоял сбоку от толпы, имел вид бледный и взволнованный и снова, как и в вертолете, шарил по груди в поисках ладанки, как будто бы нервничая в преддверии жуткого зрелища. Громов при виде его игры непроизвольно улыбнулся. Даже сейчас, когда на него никто не смотрел, Борецкий ни на секунду не выходил из образа.

Без торжественного вступления не обошлось. Элен д'Орсэ толкнула речь, описывая достижения – истинные и мнимые – ее протеже из «рода белых дыр и ураганов». В конце она предложила де Трейси дать свежеиспеченному оператору задание, чтобы «все было по-честному».

Внешность у де Трейси, к слову, оказалась самая заурядная. Сухой, даже болезненно худощавый, с тонкими губами и носом, украшенным «галльской горбинкой», он не производил впечатление обличенного властью. И даже глаза его, близко посаженные к переносице, не выдавали в нем ни особого ума, ни проницательности. Если бы не предупреждение Тимура, Громов счел бы Элен полной дурой, ибо бояться заурядного человека – себя не уважать. Мало ли какие звания и регалии присвоил себе этот отпрыск благородного семейства? В облике покойного Ги Доберкура и то скрывалось больше коварства.