Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

— Ну… конечно, я хочу, чтобы он жил. Но должна признать, что самоубийство в таких обстоятельствах гораздо больше отвечает его натуре.

— Именно так, — сказал Мел. — Не считая возможности нанести последний удар Патриции, что само по себе достаточно соблазнительно.

Мэри Кэтрин рассмеялась.

— Но он этого не сделает, — сказал Мел.

— И почему же нет? — мысль об отце, принявшем решение и отступившемся от него, была непривычной.

— Есть одна возможность, мы сейчас с ней как раз разбираемся. Новый метод, который, возможно, снова сделает его собой.

— Я ни о чем подобном не слышала, — сказала Мэри Кэтрин.

Мел положил портфель на стол и отщелкнул замок; извлек коричневый конверт и передал его Мэри Кэтрин.

Внутри обнаружилось с десяток научных статей, в основном репринты из технических журналов. Сверху лежала черно-белая фотография восемь на десять с изображением невероятно модернового здания на утесе над океаном.

— Что это за место?

— Институт Радхакришнана. Они занимаются самыми продвинутыми неврологическими исследованиями. В этих статьях есть кое-что об их работе.

Мэри Кэтрин отложила фото в сторону и стала листать статьи.

— Я подумал, тебе будет интересно на них взглянуть. Для меня-то это полная абракадабра, — сказал Мел.

Мэри Кэтрин нахмурилась.

— Я знакома с этими статьями. Я уже видела их. Все вышли в последние три года.

— И что?

— Ну, все, что в них описано — вполне заурядные исследования. Я хочу сказать, вот в этой говорится о технике выращивания мозговых клеток бабуина in vitro с последующей имплантацией их в живой мозг.

— И что?

— И дата выхода статьи — три месяца назад. Это означает, что она была написана где-то в прошлом году.

— И? — Мел мог продолжать задавать этот вопрос до скончания веков или до того момента, как поймет, что вообще происходит.

— И выглядит это так, как будто парни, которые в прошлом году изобрели колесо, сейчас утверждают, что могут собрать машину.

— Ты хочешь сказать, что между умением высаживать какие-то клетки в бабуиний мозг и возможностью вылечить твоего отца — чертовски широкая пропасть?

— Именно.

— Сколько времени уйдет на то, чтобы ее пересечь?

— Ну, я не знаю. Такого никогда раньше не делалось. Но я бы сказала, что если все пойдет хорошо — то пять-десять лет.

— И почему же они…

— Они нейрохирурги, Мел. В медицинском мире нейрохирурги — настоящие мачо-психопаты. Никто перед ними не устоит. Для них решение любой проблемы — острая сталь. Но на самом деле они ни на что не способны.

— Что ты имеешь в виду? По-моему, если ты готов проделать дырку в чьих-то мозгах, то ты способен на очень многое.

— Для большинства неврологических проблем лечения нет. Они могут удалить опухоль или гематому. Но перед действительно важными проблемами они бессильны, а поскольку они мачо-психопаты, бессилие их бесит. И именно такая мотивация стоит за всеми этими исследованиями. А еще завышенные претензии.

Мел обдумал ее слова.

Мэри Кэтрин пила газировку и наблюдала за размышляющим Мелом. Как обычно, оказалось, что его дела имеют множество дополнительных измерений, о которых он не трудится сообщать. Серый зимний свет сочился через окно, подчеркивая морщины на лице Мела, и внезапно оно показалось ей пугающе сосредоточенным.

— Трудное это дело, — сказал он наконец, качая головой. — Слишком много эмоционального дерьма лезет под ноги. Не могу мыслить ясно.

— И о чем ты думаешь, Мел?

Мел покачал головой.

— Пять или десять лет. Понимаешь, я ведь еще ни с кем толком не говорил. Все, что у меня есть — это чьи-то забросы. Эти забросы настолько деликатные, что я даже не вполне уверен, а были ли они? Вот это вот… — он показал на фотографию и статьи — прислали под видом заявки на финансирование. Хотят знать, не желает ли твой отец внести какой-то вклад. Но это не совпадение. В этом я чертовски твердо уверен.

— Так предлагали они вылечить папу или нет?

— Ничего подобного они не предлагали и готов биться об заклад — никогда и не предложат, — сказал Мел. — Они ждут, когда мы сами их попросим. В таком случае, если все пойдет наперекосяк, мы крайними и окажемся. Но они ведут себя так, как будто готовы хоть завтра положить его на операционный стол.

— Тогда вот тебе вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов, — сказала Мэри Кэтрин. — Верит папа, что они могут его вылечить, или нет? Верит ли он в это достаточно крепко, чтобы удержаться от самоубийства?

— В данный момент — определенно да. Он не сделает этого ни сегодня, ни завтра. Но… — Мел оборвал себя на полуслове.

— Но если я начну трепаться, что все это чисто спекулятивно и может стать правдой лет через пять-десять — то ситуация полностью изменится, — сказала Мэри Кэтрин.

— Я не хочу на тебя давить, — сказал Мел. — Но да, думаю, тут ты права. — Он потянулся через стол, схватил фотографию и помахал ее в воздухе. — Вот это удерживает его среди живых. Это дарит ему надежду. И это все, что у него есть прямо сейчас.

— Ну что ж, это хорошо, — сказала Мэри Кэтрин.

Мел бросил на нее пронзительный взгляд.

— В каком смысле — хорошо?

Вопрос слегка сбил ее с толку.

— Как ты сам сказал, это дает ему силы жить. И даже если пройдет пять или десять лет, прежде чем операция станет возможной, мы сможем поддерживать в нем надежду. А затем, может быть, он вернется.

Мел смотрел на нее угрюмо.

— Вот дерьмо. Тебя тоже пробрало.

— Что пробрало?

— У тебя такое же лицо, какое было у Вилли, когда я ему об этом рассказал.

Мел шлепнул фотографией по столу, отвернулся, уставился в окно, стал растирать подбородок.

— О чем ты думаешь? — спросила она через несколько минут.

— Как всегда. О власти, — сказал Мел. — О власти и о том, как она работает, — он тяжело вздохнул. — Власть, которую неведомая сущность под названием «Институт Радхакришнана» вдруг получила над семьей Коззано, — он опять вздохнул. — И надо мной.

— Эмоции, которые путаются под ногами?

— Ага.

— В таком случае, узнай мнение незаинтересованного лица.