Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

Его последние письма были адресованы нескольким людям: подчиненным, некоторым коллегам-сенаторам, старым друзьям, старым врагам и президенту. Содержимое этих писем в основном осталось тайной — отчасти потому, что они были личными, а отчасти из-за того, что многие из них были непечатными. Президент прочитал адресованное ему письмо — две строчки, накарябанные на клочке сенатского бланка — швырнул его в огонь и потребовал двойной скотч из бара Белого дома.

Записка Элеанор гласила: «Вы знаете, что делать. Калеб. P.S. Будьте начеку».

Тело его доставили самолетом в ротонду Капитолия, где оно находилось в течение двадцати четырех часов, а затем назад в Колорадо; здесь его кремировали, а прах развеяли над ранчо. В соответствие с оставленными Маршаллом указаниями Элеанор управляла его офисом следующие две недели, пока губернатор Колорадо решал, кого назначить на опустевшее место.

В конце концов он назначил самого себя. Опросы показывали, что колорадцы восприняли это решение без энтузиазма, увидев в нем проявление беспримесного оппортунизма. Но его первым официальным актом было увольнение Элеанор Ричмонд — решение, которое вознесло его рейтинг до небес.

— Надеюсь, вы найдете хорошую работу, — сказала Мэри Кэтрин. — Вы ее заслуживаете.

— Спасибо, — ответила Элеанор. — Я уже получила несколько предложений. Не беспокойтесь обо мне.

— Знаете, как человек, воспитанный в католической вере, я без одобрения отношусь к самоубийству, — сказала Мэри Кэтрин, — но думаю, сенатор поступил невероятно благородно. Трудно представить, что в Вашингтоне еще есть такие несгибаемые люди.

Элеанор улыбнулась.

— Калеб думал так же. О чем и написал в нескольких своих записках.

Мэри Кэтрин откинула голову и расхохоталась.

— Вы шутите? Он насмехался над людьми…

— … за то, что у них кишка тоска совершить самоубийство, — сказала Элеанор, — которое для многих в округе Колумбия является единственным достойным шагом.

— Вы здесь как наблюдатель, — спросила Мэри Кэтрин, — или как участник?

— Все это мероприятие настолько помпезное, что я не уверена, есть ли между ними разница, — сказала Элеанор.

— Понимаю вас, — сказала Мэри Кэтрин.

— Но, отвечая на ваш вопрос — да, меня пригласили участвовать в дебатах.

— В дебатах?

— Да. Вечером в четверг. Между «Симпсонами» и «Законом Лос-Анджелеса». На которых собираются стравить потенциальных вицы-президентов.

— Он рассматривает вас, как потенциального вице-президента? — спросила Мэри Кэтрин.

И тут же устыдилась собственного изумления. Элеанор смотрела на нее понимающим взглядом.

— Я хотела сказать… не поймите меня неправильно, вы отлично справились бы, — сказала Мэри Кэтрин. — Замечательно бы справились. Просто я ничего об этом не слышала.

— Милая, вспомните, как это работает, — сказала Элеанор. — Ни ваш отец, ни любой другой кандидат в обозримом будущем не выберет в качестве вице-президента черную женщину — а если вдруг кто-нибудь решится, то уж точно не меня. Но мое участие в финале принесет ему сколько-то дополнительных очков. И вот поэтому-то меня и пригласили.

— Ну, я определенно буду ждать этих дебатов.

— А вы? Какова ваша роль во всем этом? — спросила Элеанор, взмахом руки очерчивая дымящуюся панораму барбекю.

Мэри Кэтрин уставилась вдаль, обдумывая ответ. Теперь она понимала, зачем поднялась на борт судна: чтобы отойти в сторонку и посмотреть оттуда на свою жизнь. Тот же самый импульс, возможно, руководил большинством пассажиров. Беседа с Элеанор оказалась именно тем, что ей требовалось.

Элеанор с первого взгляда вызывала доверие и ее подмывало сказать правду: с ее отцом что-то не так. Что последние два месяца она наблюдала за каждым его шагом, слушала каждое его слово, использовала весь свой врачебный опыт, чтобы разгадать загадку — что же творится в его мозгу. Что она тратила два часа каждый день на приватные терапевтические сеансы, пытаясь вернуть его назад. И что чем глубже она в это погружалась, тем сильнее чувствовала одиночество и страх.

Но ничего подобного она, конечно, сказать не могла. Она должна изображать пустышку.

— Да черт его знает, — сказала она.

Элеанор прикрыла рот ладонью — жест, выглядящий неуместно и мило в исполнении жесткой женщины средних лет — и рассмеялась.

Мэри Кэтрин продолжала:

— Моя роль сводиться к тому, чтобы быть красивой, но не слишком, умной, не не очень, спортивной, но в меру. Думаю, на самом деле им нужна очаровательная студенточка. Ну вы понимаете — в джинсах и свитере, прямо из кампуса. А вместо этого им достался невролог. И я не могу бесконечно целовать ВИЧ-положительных младенцев, публике это довольно быстро приедается. Так что сейчас моя жизнь вроде как на паузе — пока все не устаканится.

— Ну что ж, у всех у нас случаются в жизни переломные периоды, — сказала Элеанор, — вроде президентской кампании. Иногда они оказываются благотворными.

— В каком смысле?

— В том смысле, что они переворачивают жизнь вверх дном. Все приходит в движение, появляется возможность выбрать новый курс, разрешить старые проблемы. Это так, уж поверьте мне.

Мэри Кэтрин улыбнулась.

— Я вам верю, — сказала она.

С самого начала Общенационального межгородского собрания Уильяма Э. Коззано высокотехнологичные часы на запястье Флойда Уэйна Вишняка принялись оживать по нескольку раз на дню, показывая ему в реальном времени события, происходящие всего в паре сотен миль к северу. Вишняк только приветствовал эту лихорадочную активность — бесплатное развлечение отвлекало его от нынешнего дурацкого занятия.

Он уже довольно долго жил на скудное пособие по безработице и давно потерял надежду найти место. Однако теперь Флойд Уэйн Вишняк со своими часами заделался, если подумать, личным советником губернатора Коззано. Это была серьезная ответственность. Он не собирался отсиживаться в трейлере, попивая пиво, как шут какой-нибудь гороховый. Он решил заняться самообразованием. Он решил внимательно следить за президентской кампанией и побольше узнать о кандидатах и насущных проблемах страны.

Через неделю или две после первого контакта с часами СОР, в июне, Вишняк оказался в центре Девенпорта по мелкому дельцу и набрел на скопление газетных автоматов. Помимо «Куад Ситиз» и «Де-Мойн Регистр» здесь были «Чикаго Трибьюн», «ЮСЭЙ Тудей», «Нью-Йорк Таймс» и «Уолл-Стрит Джорнел». Вышло так, что в карманах у него оказалось полно четвертаков, и он купил по одному экземпляру каждой, просадив два с половиной доллара. Он привез газеты в свой трейлер и все прочитал. Он обнаружил в них много интересного.

С тех пор это превратилось в привычку. Два с половиной бакса в день, шесть дней в неделю — получалось пятнадцать баксов, плюс еще пять в воскресенье — выходила двадцатка в неделю. Восемьдесят долларов в месяц. Для бюджета Флойда Уэйна Вишняка это был сильный удар. Он урезал потребление пива и по мере того, как лето катилось к закату, а на стеблях кукурузы начали появляться метелки, нанялся ее холостить.

В Айове это была общепринятая практика; она заключалась в массовой кастрации растений кукурузы путем насильственного удаления метелок. Производилась она вручную: кастраторы ходили вдоль рядов туда-сюда под горячим солнцем августа.