Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Дина какое-то время взвешивала в уме его слова, потом отвела глаза и бросила взгляд на радио.
— Шон имеет.
— Кажется, я не расслышал, — сказал Дюб после долгой, страшно неуютной паузы.
— Шар номер восемь, — ответила Дина. — Шон его так называет. Ты не знаешь про этот камень. И не можешь его увидеть. Он слишком далеко и слишком темный.
— Подожди, Дина, я запутался — речь о каком-то гипотетическом астероиде…
— Нет. О конкретном. И совершенно реальном. Дюб, послушай, ты же знаешь, что «Арджуна» не один год запускала микроспутники. У нас в небесах плавают сотни глаз, которые фотографируют околоземные астероиды, ведут их учет и определяют орбитальные параметры с максимальной доступной нам точностью. Короче, очевидно, Шон, как и ты, не спал ночами, думая о том же самом. О чрезвычайной нестабильности
— У него с собой база данных?
— Ну да, подумаешь, это просто электронная таблица.
— Значит, он открыл таблицу и провел анализ?
— Угу. Дюб, послушай, я все это собрала по кусочкам из косвенных свидетельств. Ты сам видел, какая была связь!
— Я тебя понял.
— Я думаю, что он провел анализ и нашел такой астероид, который он называет «шар номер восемь». Я так поняла, у него низкое альбедо.
— Черный шар. Все «восьмерки» черные.
— Я ничего не знаю про его размер или орбитальные параметры, вообще ничего. Но Шон полагает, что он пройдет прямо сквозь тучу через шесть часов.
— Через шесть часов?!
— И что кинетической энергии у него хватит для, ну, чего-то интересного.
Дюб думал об Амелии. И о чувствах, совсем недавно не дававших ему заснуть. Разумеется, сейчас все развернулось на сто восемьдесят градусов, и он пришел в ужас при мысли, что она, Генри, Геспер и Гедли вот-вот умрут.
Дина поняла это так, что Дюб пытается производить в уме астрономические вычисления.
— У меня есть шесть часов, чтобы поспать, — сказала она. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Дина, — ответил ей Дюб.
Было около точки-шестнадцать, время пересменки, для тех, кто в третьей смене — самое начало вечера. С точки зрения обычного жителя Земли рабочий день Маркуса вот-вот должен был закончиться. Но, разумеется, как и почти каждый на Ковчеге, он не прекращал работать, пока бодрствовал. Даже то, что казалось отдыхом — к примеру, рукопашные упражнения в Цирке, — имело и более серьезную цель. Таким образом, пересменка, которой заканчивался «рабочий день» и начинался «вечер», в его случае была чистой формальностью. Однако он сделал обычаем в это время суток заниматься тем, что сам называл «бумажной работой». С этой целью он и пригласил сейчас в свой маленький кабинет рядом с Бункером Сальваторе Гуодяна, Единственного Юриста в Космосе. Сын китайца из Сингапура и итальянской графини, чьи родители перебрались в островной город-государство, спасаясь от налогов, он окончил школу, где в основном учились потомки экспатов-англичан, поступил в Беркли, через полтора года бросил учебу и присоединился к стартапу, остался буквально без штанов, продолжал болтаться от одного стартапа к другому, пока наконец не сколотил кое-какой капитал, попутно заинтересовавшись юриспруденцией. Деньги проложили ему дорогу на юридический факультет, даже несмотря на отсутствие первичного диплома, пятнадцать лет он проработал в различных офисах солидной адвокатской фирмы — Лос-Анджелес, Сингапур, Сидней, Пекин, Лондон и даже Дубай, — уволился, когда ему так и не предложили партнерства, пересек Китай на мотоцикле, переехал в Сан-Франциско и стал там главным консультантом фирмы-трейдера цифровых валют, а в свободное время оказывал помощь общественным организациям, отстаивающим свободу Интернета, или выбирался в пустыню, чтобы запустить поближе к космосу очередную огромную самодельную ракету. Сала (как все его называли) в числе первых привлекли к работе над конституцией Облачного Ковчега. Он провел в Гааге полтора года, пока его не «выдернули» — теперь это называлось так — и не отправили на орбиту. Ему было сорок семь, но при неярком освещении он мог сойти за тридцатилетнего.
Чтобы облегчить себе жизнь в невесомости, а равно и устав бороться с намечающейся лысиной, Сал перешел на короткую «вакуумную стрижку». В космосе это был самый простой способ ухода за волосами. «Вакуумные ножницы» представляли собой комбинацию электрической парикмахерской машинки и мощного пылесоса. Стриглись
ими самостоятельно, и даже у самых придирчивых весь процесс занимал не более полминуты. Рекомендовалось использовать затычки для ушей. В лучшие времена Сал носил роскошную гриву волнистых черных волос, а мысок на лбу намекал на его итальянское происхождение, однако с вакуумной стрижкой он выглядел китаец китайцем. Он знал семь языков, и если у кого-то из ныне живущих конституция Облачного Ковчега — сам он называл ее КОК — и помещалась в мозгах целиком, так это именно у Сала. Насколько это будет зависеть от Маркуса (а зависело это только от него), Салу вскоре предстояло взять на себя функции генерального прокурора, главы следственного комитета, а также верховного и мирового судьи.В ответ на эти слова Сал расхохотался. У него были отличные зубы.
— Ты же понимаешь, что все эти роли в принципе несовместимы! Они так и задуманы, чтобы противостоять друг другу где только возможно.
— Тогда назначь на соответствующие должности кого-то еще. Послушай, Сал, речь идет о том, чтобы привести систему в действие. Должны же мы с чего-то начать?
— Хорошо, давай рассматривать сценарии, — согласился Сал. — Некий каппи из Южного Абсурдистана изнасиловал каппи из Андорры. Случилось это в месте, где нет видеокамер.
— Такие места еще поискать, — возразил Маркус.
— Хорошо. Пусть это случилось в капле. Во всяком случае, так утверждает жертва. Оттуда она отправилась в медпункт для медицинского освидетельствования.
— А у нас что, есть комплекты для подобных анализов? — удивился Маркус.
— Откуда я знаю? — в свою очередь удивился Сал. — Если нет, надо будет заказать. Так или иначе, есть страны, где в подобной ситуации судья должен будет выписать ордер, чтобы полиция могла просмотреть видеозаписи из капли. Потому что, видишь ли, Маркус, есть такие страны, где люди имеют право на личную жизнь и на то, что за ними не ведется непрерывное наблюдение.
— А как с этим обстоит у нас?
— Забавно, что ты не знаешь даже этого, но я готов подтвердить, что определенные права за людьми признает и КОК. Однако эти права могут быть ограничены или полностью отменены в период действия упрощенных административных процедур.
— ПДУАП, — кивнул Маркус. — Эту часть я помню. Эвфемизм для законов военного времени.
Похоже, Сал был готов не то обидеться, не то рассмеяться.
— Могу я попросить тебя, чтобы ты не думал об этом подобным образом — или, если это невозможно, хотя бы вслух не произносил?
— Но ведь…
— Намного лучшая аналогия — власть капитана на корабле в открытом море. Там он вправе делать различные вещи — скажем, заключать и расторгать браки или сажать кого-то в карцер, — совершенно невозможные, если тот же корабль стоит у манхэттенского пирса.
— Слушай, мне совершенно некогда обсуждать гипотетические изнасилования, — Маркус бросил взгляд на свои часы — разумеется, швейцарские, сделанные по спецзаказу женевской фирмой как способ оставить о себе память: «когда-то мы существовали, и посмотрите, на какое великолепие мы были способны». — Я хотел обсудить с тобой очень простой и фундаментальный вопрос, а именно: на чем держится мой авторитет? Или, если меня заменит Айви или Ульрика, на чем будет держаться ее авторитет?
Сал, очевидно, не совсем его понял.
— Авторитет — в смысле?
Не получив никакого ответа, если не считать неразборчивого, но явно нетерпеливого бормотания, Сал попробовал еще раз:
— Маркус, авторитет может означать совершенно разные вещи.
— Я сейчас не о моральном авторитете, лидерских качествах и всем таком. И не о той теоретической лояльности, которую каппи должны испытывать к своему капитану. Я о том, что случится, если нам понадобится арестовать насильника из Южного Абсурдистана, а он станет сопротивляться, и дружки решат выступить на его стороне!
До сих пор Сал воспринимал беседу как увлекательные упражнения в теории права. Теперь он посерьезнел.
— Ты сейчас говоришь о власти. Что она означает. И что представляет собой.
— Да.
— Это старинный вопрос. Его много кто себе задавал — фараоны, средневековые короли, мэры Нью-Йорка.
— Да, — повторил Маркус.
— Когда ты отдаешь приказ, откуда у тебя уверенность, что он будет выполнен? В этом ведь и заключается власть.
— Яволь, ваша честь!