Ветер перемен, часть первая

– А чего это он до сих пор отдыхает?
– удивился полковник и не дожидаясь ответа приказал: - Буди! И побыстрее!

Сержант метнулся в комнату отдыха и оттуда вскоре послышались звуки перебранки. Видимо дежурный никак не хотел просыпаться и посылал своего помощника куда подальше. Полковник не выдержал и крикнул:

– Старший лейтенант, вас здесь целый полковник дожидается! Потрудитесь встать!

Шум брани прекратился и в дверях показался дежурный. Вид его был совсем не боевой.

– Товарищ полковник, - слегка заплетающимся языком попытался рапортовать старший лейтенант, - дежурный по....

– Мне всё равно, кто вы!
– перебил полковник Сидоренко, - Мне нужно знать доставлялись ли сегодня ночью на гауптвахту музыканты в количестве шести человек?

– Музыканты?
– переспросил дежурный и на его помятом лице отразились усилия понять о чём его спрашивают.
– Сегодня много кого доставляли , товарищ полковник, может и музыканты есть.

Поняв, что большего от старлея не добьешься, полковник приказал:

– Проведите меня к камерам, где содержат задержанных!

– Извините, тарщ полковник, а у вас есть полномочия проверять гауптвахту?

– Тебе нужны полномочия?
– медленно закипая переспросил полковник. Вид непротрезвевшего помятого старлея выводил из себя старого фронтовика.

Он молча шагнул в дежурку и поднял трубку телефона:- Соедини меня с начальником Особого отдела дивизии. Да, немедленно! Полковник Сидоренко.

Держа трубку возле уха он с презрением посмотрел на дежурного.

В этот момент в трубке раздался голос начальника Особого отдела: - Павел Васильевич? Приветствую, дорогой! Мы же с тобой совсем недавно расстались, что случилось?

– Доброе утро Степан Афанасьевич! Да вот случилось! Я сейчас нахожусь на гарнизонной гауптвахте и есть все основания полагать, что здесь провели ночь музыканты из 23-го полка. Те самые ребята, которые вчера нам такой замечательный вечер помогли организовать.

– А как такое могло случиться?
– услышал полковник удивленный голос главного особиста дивизии.

– Да моя это вина, Степан Афанасьевич!
– повинился полковник.
– Им же сегодня снова играть у меня для наших школьников. Твоя дочь наверное уже наряжается? Ну я и предложил им не возить аппаратуру туда-сюда, а оставить как есть в зале. Они там хитрые подключения делали, так чтоб снова не возиться. Так аппаратуру оставили, а их я пешим порядком отправил в полк. Ну что тут идти? А их, видимо встретил патруль...

– Видимо?
– перебил особист, - Так они на гауптвахте или нет?

– Так поэтому и звоню, что дежурный сомневается в моих полномочиях!

– Требовательный, значит офицер попался!
– засмеялся особист.

– Лучше бы он к себе был требователен!
– раздражённо сказал Сидоренко.
– До сих пор не отошёл от ночных возлияний!

– Ах, даже так?!
– весёлость мигом исчезла из голоса особиста.
– Я всё понял, Павел Васильевич. Не беспокойся, сейчас всё уладим. Передай-ка ему трубочку.

Полковник протянул телефон дежурному и брезгливо отстранился от него.

– Дежурный по гарнизонной гауптвах...
– сказал он и замолчал.

Далее полковник Сидоренко в течении десяти минут наблюдал смену красок и гримас на лице не похмелившегося старлея. И по всему было видно, что мысль об этом у него пропала окончательно.

Красный и потный дежурный бережно положил трубку телефона на рычаг и пряча глаза сказал, обращаясь к начальнику ГДО:

– Извините, товарищ полковник , ошибочка вышла. Сейчас вас проводят к камерам. Можете забирать, кого посчитаете нужным.

И повернувшись к сержанту, приказал, постаравшись добавить командирские нотки в голос:

– Хабибулин, возьми ключи от камер и проводи товарища полковника. Выполняй все его распоряжения.

Старлей гордо вышагивал впереди, мы, в колонну по двое за ним и замыкали это скорбное шествие два патрульных сзади.

" Зараза, вот же попался служака чёртов!" - вертелось у меня в голове всю дорогу. В прошлой жизни мне сидеть на губе не пришлось, впрочем, как и никому другому в оркестре. По рассказам Лёхи Алёхина, ещё до нас на полковой губе побывал тромбонист- срочник по фамилии Годьня, но это как-то не оставило следа в моей памяти и я даже не помнил, за что именно он попал. И вот теперь мы практически полным составом служащих -срочников топаем в это место овеянное солдатскими легендами.

Дошли мы достаточно быстро. Патрульные впихнули нас в темное приёмное отделение и остались бдить снаружи, а начальник патруля пошёл докладывать дежурному. О чём они там говорили, для нас осталось тайной, но вернулся он в сопровождении здоровенного сержанта то ли узбека, то ли татарина, который заставил нас снять ремни и повел по длинному коридору, в конце которого обнаружилась узкая дверь с табличкой " Камера для временно задержанных". " Ну, хоть не для арестованных", подумал я, считая, что это даёт надежду на быстрое освобождение. Сейчас позвонят в полк или в ГДО, выяснят, что никакие мы не "самоходы" за праздничным бухлом и мы ещё успеем в кроватки. Как же я жестоко ошибался!

Хабибулин загремел ключами, со скрипом открыл дверь и скомандовал:

– Давай ходи унутырь!

Мы ,по одному протиснулись " унутырь" . Камера оказалась узкой под стать двери, примерно метра три на полтора. Никакой мебели. Нет даже окна. Вдоль стен стояли четыре бедолаги, которые повернулись на скрип открываемой двери, скорее всего в надежде, что " произошла чудовищная ошибка", но добрые командиры разобрались и их сейчас с извинениями отпустят в родные подразделения. Хотя они были согласны и без извинений обойтись. Но вместо этого им добавили компанию. Дверь закрылась и мы в тусклом свете единственной лампочки на высоком потолке под колпаком из металлических прутьев рассредоточились вдоль стен.

– Ничего себе, ночной отель, - пробормотал я , попытавшись опереться спиной о стену и обнаружив, что она покрыта грубо набросанной штукатуркой, которая комфорт не предусматривает.

– Привет, мужики!
– Виталий протянул руку крайнему, стоящему у самой двери ефрейтору, - Не знаете, сколько нас тут держать будут? Как быстро разбираются?

– Привет, - ефрейтор пожал руку, - да хер их знает, я уже вторые сутки, этих троих сегодня утром засунули. Или вчера, какой там день на улице?