Винтажный бог

– Это про деньги?

– Деньги тоже. Но, нужно чем-то в жизни заниматься, раз уж так всё сложилось. Сила есть, здоровье в порядке, голова на плечах…

– Я же могу быть колдуном…

Вот тут она расхохоталась. Да так, что чашки на столе зазвенели и свет замигал, переходя из жёлтого в ослепительно белый. Флюра смеялась так долго и заразительно, что даже я заулыбался. По-моему, впервые используя эту комбинацию лицевых мышц. Было непривычно, губы ощущались как-то неестественно.

– Спасибо. Развеселил старушку, – она смахнула выступившие на глазах слёзы и залпом выхлебала остатки чая. – Я бы тоже не отказалась, но, увы, в реестре официальных профессий колдуны отсутствуют. И слава богам. Не нужно нам лишнего внимания. Да и распространяться об этой твоей особенности, я не советую. И врагов наживёшь, и завистников. Нет, ты их и так наживёшь, но лучше делать это постепенно.

– Значит, всё-так в ПТУ? – выдал я, и собеседница снова звонко рассмеялась.

– Помню я Сашку… Сейчас, – Флюра незаметно открыла створку шкафчика, прятавшегося где-то под скатертью, и ловко вытащила, выставила на стол красивую бутылку с коричневыми, керамическими боками и толстым горлышком. Будь я менее внимательным, заподозрил бы глину с сургучной пробкой.

– Бальзам «Иремель», – прочитал я и вопросительно уставился на собеседницу.

– Нет! Лучше! Самогон на одуванчиках! В самый Солнцеворот собирала. Ну, будем! Покойся с миром, Сашенька.

В рюмках плескалась какая-то странная тёмная и одновременно прозрачная жидкость. Я принюхался. Горький и резковатый запах дал понять, что и вкус будет не самым конфетным.

– Может не надо? А мне плохо не будет?

– Будет, очень плохо будет, все будет болеть, и ты пообещаешь мне больше никогда не пить, но потом. Сейчас нужно как можно быстрее вывести тебя в измененное состояние сознания, придётся использовать алкоголь. Плохой способ, знаю, сам не люблю, но все мои снадобья остались в городе. И вообще! После того, как тебе голову тупым мечом отпилили, ты ещё чего-то боишься? Давай, пей! Хорош страдать. Сахар-мёд! Но больше ни-ни!

И я выпил залпом, не чокаясь. Горло обожгло, я зашёлся в кашле, не вовремя вздохнув. Внутри стало горячо, даже жарко, словно во всём теле вдруг выкрутили температуру на максимум. Лоб покрылся капельками пота, футболка мгновенно прилипла к спине и груди. Чёрные круги перед глазами шли бесплатным дополнением. Кошмар какой. Зачем люди это пьют? Хорошо, что у драконов нет такой отравы.

– Э-э-э-э, совсем слабенький стал. Ты уверен, что ты был сильным и здоровым драконом? Может ты рахитом болел, просто мамка с папкой скрывали? – Флюра с интересом наблюдала за мной, изо всех сил показывая, как она искренне заботится и волнуется. И мне отчего-то это нравилось. Напоминало древние драконьи посиделки на склонах заснеженных гор. Такую лёгкость и ехидство можно было позволить себе только с равными, а для дракона найти такого собеседника среди рода человеческого было невероятным везением. В моём мире – вообще, нереалистичным вариантом.

– Это была моя первая рюмка. Ужасно.

Собутыльница словно помолодела, блеснула глазами и захохотала ещё задорнее прежнего. А я в очередной раз услышал в её смехе луговые колокольчики, которые росли недалеко от мое пещеры. В прошлой жизни. Такие же уютные и домашние.

На самом деле в моём мире тоже был алкоголь. Тамошние человеки все: от короля и до беднейшего крестьянина грешили этим по праздникам и в будни. А уж число трактиров в одной только столице явно превышало количество чешуек во всей моей шкуре. Наведываясь в город в обличье торговца либо учёного, я часто проходил мимо светящихся окон, слышал выкрики тостов, стук бьющихся друг о друга кружек, оскорбления, драки и трескающуюся от ударов мебель. Отвратительное зрелище.

Я поёрзал на табурете, безотчётно пытаясь взмахнуть хвостом и встопорщить спинные пластины. Но, увы, в нынешнем теле это выглядело странно и смешно. Только-только успокоившаяся старушка снова хихикнула.

– Фантомные боли? Не переживай, в душе ты так и остался драконом и даже сможешь летать во сне. А теперь… С почином! – когда успела? Наши рюмки, уже заново наполненные всклянь, стояли на столе. – Ты – крупный дракон, тебя одной не свалишь. Обычно я использую травяные чаи и свечи, но тут ничего нет под рукой. Больше не будем пить. Обещаю. Твоё здоровье, касатик!

Вторая рюмка пошла иначе. Легче, но всё равно невкусно и неприятно. Побыстрее бы это закончилось. Снова накатили тепло, жар и какая-то колоссальная расслабленность. Словно из тела вынули все косточки, и оно лежит на стуле холодец холодцом, в уюте, в сытости и никуда не торопится. Вспомнился недавний поединок. Словно через пелену дождя вспомнился. Будто смотришь кино по телевизору из другой комнаты сквозь бабушкины шторы из органзы.

Вот стоят двое с одной стороны. Косой и Толстяк. Уверенные и сильные. Напротив них худой сутулый парень, боится, лебезит. Они бьют его, роняют, пинают, а он всё не встаёт. Валяется на траве, жалкий и оплёванный.

Как же это так? Ведь я же их победил и упал-то всего лишь на одно колено. Почему мне видится всё иначе? Когда всё успело поменяться? Я же помню… Но нет, смотрю дальше, расслабленно и сосредоточенно одновременно. И вопросы рождаются в голове простыми, безэмоциональными фразами.

Вот они добивают третьего, кричат что-то, пинают под рёбра и уходят. Косой неловко шагает, на ровном месте цепляется за траву и летит с разворотом на землю. Прямо носом об камень.

Откуда там взялся этот камень? Там же болото, мшистая, вязкая земля, даже чуть пружинящая под шагами.

Толстяк пытается помочь, удержать, схватить за руку, но не рассчитывает и падает вместе с товарищем, со всей силой приземляясь на чужое колено…

Зачем Косой так выставил ногу? Что, вообще, происходит? Такого точно не было…

Слышен треск. Опять их лица крупным планом: кровь во рту, на зубах, под грязной штаниной Косого угадывается перелом, неестественно изогнутая нога. Он воет, пытается перекатиться в другое, менее болезненное положение, а Толстяк бежит. Увидев, что случилось, что он натворил, теряет весь гонор и уносится прочь, запинаясь и прихрамывая.

Теперь я увидел это выражение из книжек вживую – только пятки сверкают. Совсем другой сюжет, иное развитие событий, но точно такое же окончание.

«Не торопись, досмотри», – словно через подушку доходит Флюрин голос, тихий, вкрадчивый, но настойчивый.

Избитый парень стонет и начинает подниматься. Его руки дрожат, когда он опирается ими о землю, вот он снова падает, заходится кашлем, сплёвывает кровавую слюну. Опять покачивается, тело круто наклоняется, грозя рухнуть, только в этот раз падающий успевает подставить колено. Наконец, каким-то нечеловеческим усилием приводит себя в вертикальное положение и, пошатываясь, бредёт к лежащему на земле Косому. Тот уже не воет, а лишь настороженно смотрит на приближающегося.

Липкий и неприятный страх заполняет картинку.

Косой пытается отодвинуться, елозит задницей и локтями, цепляется сломанной ногой, воет. Наконец первый доходит, протягивает руку, шарится в карманах, второй орёт как оглашенный, извивается ужом. Даже где-то как-то лучше ужа.

Высокоразвитый примат. Умеет кричать.

Наконец, первый находит, что искал, вытаскивает у Косого из куртки сотовый, набирает номер и что-то говорит. Резко складывает телефон-раскладушку, пластмассовый щелчок звучит одновременно с замолчавшим Косым, и, не глядя, кидает лежащему.