Вкус жизни

Видно было, что разговор взволновал и расстроил Аню.

– Проняла ты меня! Я рыдаю от смеха. Расквохталась, как наседка! Ждешь вознаграждения за неудачи и трудности последних лет или только участия? Тоскуешь по советской халяве! А пару оплеух для острастки не хочешь? Засунь эту мыслишку назад себе в голову или еще куда-нибудь. Блажен, кто верует. Неужели еще не истощились резервы надежды? – воскликнула неугомонная Инна. – Не терплю, когда говорят глупости. Лакируешь, украшаешь воспоминания, затушевываешь противоречия. Безутешная! Боишься разувериться?

Не вытаскивай отдельные положительные события из прошлого и не тащи их в настоящее. Попробуй восстановить историческую правду. Забыла, сколько раз эту правду подправляли? Потому что, оказывается, у каждого своя правда. И впоследствии историю будут очень даже сильно корректировать «под нужды руководства и трудящихся», ведь власти нужны только марионетки. Надеюсь, хоть здесь наши мнения совпали?

– Сколько еще сюрпризов нам новое время принесет – это большая загадка, – буркнула в ответ Аня.

– Щедро источаешь хвалу прошлому, Союзу, почившему в бозе. Не помешало бы тебе вспомнить, что ты и раньше не барствовала на учительскую зарплату. И мы в НИИ получали сущие гроши.

– Но была стабильность. Мы квиты? – спросила Аня.

«Лиля, Инна и Аня задают тон нашей встрече. Это всегда так у них было или сегодняшнее безразличие присутствующих к избитой теме тому причиной? Им надоели пустопорожние разговоры о том, что все в нашем обществе плохо»? – подумала Лена.

– Ты осталась на старых позициях и хотела бы, чтобы твои ученики запросто, за здорово живешь, получали теплые местечки? Мол, не отбирайте у нас старую добрую сказку и веру в чудеса. Беззубая позиция! Бредовая безудержность пустых совковых мечтаний! Тебе не повредит поумнеть. Нельзя представить влюбленность, длящуюся сто лет, или любую страну, пытающуюся развиваться без реформ. Все течет, все меняется. И в нашей жизни сейчас многое ломается. Это нормально. Одно стареет и отпадает, другое возникает. Диалектика, – с вызовом добавила Инна.

По ее губам скользнула еле заметная усмешка, с оттенком гордости и превосходства. Она огляделась, чтобы сориентироваться и узнать реакцию подруг на ее слова.

«С высокомерием коронованной особы глядит. Было бы с чего, – удивленно хмыкнула Лена. – Присутствие Инны вносит некоторые неудобства. Но у каждой из нас свои слабости. Приходится быть терпимыми. Я не чувствую себя вправе осаживать ее. Инна ни в чем не знает меры или слишком занята собой, чтобы думать о других? При наших «мальчиках» она не осмелилась бы оттачивать свое жало, сумела бы взять себя в руки. При них всё наносное в ее характере быстро отходит на второй план. Все ее хитрые умыслы разрушаются в прах в тот самый миг, как только появляется Антон».

От намеренно оценивающего взгляда Инны Аня переменилась в лице, ее даже в жар бросило. Этого она уже не могла снести, и, нервно взъерошив волосы и сняв очки, что означало – она закусила удила, поднялась со стула. Вид ее сделался воинственным, упорствующим. Казалось, теперь ее не остановить. Но Инна не дала ей высказаться.

– Вынуждена тебя разочаровать: теперь далеко не каждый может позволить себе выбирать лучшую долю, чтобы удержаться на плаву. Тем, кто оглядывается назад и беспокоится, «как бы чего не вышло», не найдется места под солнцем. Не пытайся отодвинуть от себя реальность. Учи своих детишек дорогу пробивать грудью, а не лбом. Снес тебе голову наш перекошенный капитализм? У нас все так: то крайний социализм, то дикий капитализм.

– Усовестить меня хочешь, укротить или убить своей жалостью? Думаешь, зацепила? Понятно, куда ветер дует. Я не нуждаюсь в твоем сострадании. Нет, вы только посмотрите на нее, она сочувственно-милостиво качает головой! С ума можно сойти.

– Когда же ты поумнеешь? Напичкала себя ерундой и никак не можешь отмыться. Глубоко въелась сталинская пропаганда, – мгновенно взъерошилась Инна, в ярости не помня себя.

Но именно в этот момент ее высокий голос перестал быть центром внимания. И о том, чтобы нанести Ане достойный удар, не могло быть и речи. Алла заговорила, и запал Инны быстро остыл.

– Лера, а что тебя настораживает в молодежи?

– Собственно, не так уж и многое. Взрослые больше беспокоят, те, что бросают детей, оставляя их без будущего. Милиция. Политическое пустозвонство депутатов. Отписки по любому поводу, а не действенная помощь. Коррупция. Нежелание брать из прошлого лучшие моменты. Да мало ли что еще.

– Ох, и скользкий сей предмет – история! Для многих – и для меня в том числе – она темное пятно. История у нас не в большом почете. Пишут, переписывают… Что говорить о сегодняшнем дне, если с вчерашним еще толком не разобрались. Может, и правда для нас монархия больше подходит? В мире из десяти стран с монархическим строем восемь преуспевающих. Не развратит ли демократия нас окончательно? Боюсь, что, ратуя за свободу и «уступая желанию большинства», разбазарят политические тяжеловесы-«демократы» нашу страну или отдадут на откуп иностранцам. Китаю, к примеру… И все же наш народ в мудрости своей умеет ценить в своей истории главное. – Это Эмма негромко размышляла вслух. Но масла в спор о судьбе страны не подлила. Скорее, загасила его.

– С возрастом я стала остро ощущать реальность слов: «В этом мире мы – всего лишь пылинки, и наши жизни – микроскопически малые эпизоды в извечной истории своего народа. И все мы, как и предыдущие поколения, будем преданы всеискупляющему забвению. Память уготована лишь избранным». От этого в душе иногда появляется чувство безысходности и тоски, – задумчиво проговорила Лера.

– К Богу не потянуло, чтобы утешил? – в тон ей спросила Инна и добавила: – Шучу, что называется, без обид. Разброд и шатания всем свойственны.

– И тебе?

– Мне по статусу критика они не положены, – рассмеялась Инна.

– Дразнишь, чтобы некоторым из нас жизнь слишком сладкой не казалась? По гороскопу я Лев, по году рождения – Тигр. Внушительная комбинация! Я верю в звезды, в связь каждого живого организма с Вселенной. Но к религии это не имеет никакого отношения. Преданность, порядочность, профессионализм – вот моя религия, – отчеканила Лера, не поддавшись на шутливый тон Инны.

Мила внезапно оторвалась от цепко державших ее мыслей.

– Что правда, то правда, до конца невыясненное или искаженное прошлое не позволяет достоверно судить и нормально строить сегодняшнее и будущее, потому что прошлое всегда с нами, – нехотя и как-то уклончиво сказала Мила и взглянула на Галю.

Судя по проскакивающим между ними коротким быстрым взглядам, Лена заключила, что добрая многолетняя дружба соседок по лестничной площадке никогда не прерывалась.

– Прошлое страны для всех нас не чужое. – Это Кира попыталась перевести спор на другие, более оптимистические рельсы. Она сказала это тихо, но тем четким и внятным голосом, который несет целую стихию чувств.

«Поражает ее твердость суждений и поступков. Никакого тебе мямленья, нерешительных колебаний; все продумано, выверено и спокойно», – подумала Лена, любуясь подругой.

– …Это наша с вами вина. Надо учить детей вовремя уходить от мониторов. Их поведение не инфантилизм, а защитная реакция от внешних, захлестывающих отрицательной информацией условий жизни. Ведь посмотрите, то, что раньше в малых дозах пряталось за стенами домов, теперь разрослось и бесстыдно вылезло наружу, стало публичным, общедоступным… И эта тема почти совсем не прослеживается в эфире, – услышала Лена справа от себя.