Во главе раздора

– Мои дражайшие сёстры, однажды распробовав власть влияния на судьбы, не смогли остановиться, – скучающим тоном начал Гипнос, выразительно посмотрев на светящуюся руку Лахесис, она выглядела возмущённой, но кисть стыдливо спрятала за спину. – Мир требует баланса. Так нас учили родители. День и ночь, небо и земля, жизнь и смерть. Сёстры доигрались до того, что у них были отобраны голоса, – несдержанный смешок вызвал у мойр негодование, но сколько бы они ни открывали рты, в итоге смиренно их закрывали. – Мне было поручено дарить безмолвный сон, им – следить за судьбами, чтобы те плелись так, как уготовано, обрывались тогда, когда приходил срок. Но всё начало путаться, когда сёстры захотели влиять по собственному желанию на творения, хотя их задача была следить, но не вмешиваться. Тогда они пригласили Эфира, позволив ему коснуться нитей. Это создало мощный перевес, и баланс немного восстановился после того, как Эрида, я, Мом и остальные тоже передали способности. Но сёстры не успокоились, и их последующие выходки всё усложнили. Ничего не скажешь в свою защиту, Атропос? Лахесис? – с притворным интересом уточнил Гипнос.

Лица названных сестёр потемнели от очевидной насмешки, и Руфус всплеснул руками.

– Ах, точно! Вы не можете. Но мы же родня, поэтому сегодня я не могу обделить вас подарками. Хотите, чтобы я вернул вам голоса?

Глаза самой младшей Клото шокированно распахнулись, и это не укрылось от Гипноса.

– Что думаешь, Клото? Я помню, что ты любила петь, – напомнил Руфус с пугающей лаской, как если бы обращался к десятилетнему ребёнку.

Лахесис предостерегающе одёрнула младшую сестру, но Клото всё равно уверенно кивнула, явна страдая от невозможности высказаться. Меня передёрнуло от плохого предчувствия и того, как улыбка Руфуса стала шире.

– Тогда я обязательно верну вам голоса. Но сперва поведаю всем историю.

Богини прекратили смотреть на своего брата с гневом, вероятно, решив, что это малая плата за предложенное.

– Ты величаешь себя столь способным богом, – Мелай оправился от потрясения. Он поражал своим упрямством и выдержкой, несмотря на очевидный, терзающий его страх. – Величаешь себя покровителем Палагеды, но сам же убил Илиру!

Руфус выслушал гневный крик царя с отстранённым безразличием.

– Я её не убивал, а сделал именно то, что она попросила.

– Она попросила сохранить жизнь ребёнку и ей! Свидетели слышали!

– Всё верно.

Неожиданное согласие застало Мелая врасплох. Привратник выдержал несколько секунд тишины, глядя, как сказанное им потушило назревающее пламя чужого гнева.

– Всё верно, – повторил Руфус, указывая на Микеля. Рядом с ним тут же появились огненные близнецы. Может, эти двое мне и не нравятся, но, похоже, они преданные друзья лучезарного. Даже готовы защитить его от Привратника. – Она попросила сохранить жизнь ребёнку и ей. Я так и сделал.

– Ты лжёшь. Илира умерла, – парировал Мелай, но уже без былого накала. Он, как и все присутствующие, не понимал, что Руфус пытается донести.

– Да, умерла, но лишь потому, что Илира сама изменила своё желание.

Царь лихорадочно задышал, сбитый с толку.

– Я дал тебе ответы. – Руфус кивнул на шар в руке Мелая, и тот заморгал, словно только вспомнил о нём.

– Ты убил её.

– Нет.

– Она была моей судьбой! – гневно зарычал Мелай, а металл в ближайших от царя швах между плитами начал подниматься вверх.

– Она наследница Дома Раздора и была моей! – рявкнул Руфус, его голос утроился, и металл, будто придавленный, рухнул на мрамор. – А говоря о судьбах, вспомни, кто их вершит, юнец?! Как часто ты с ней сталкивался?! Вы из разных миров, и ваши нити не должны были пересечься, а он не должен был рождаться! – От гнева Привратника заложило уши, пол под его сапогами стал покрываться тем же обугленным узором, что и стены, когда он ткнул пальцем в сторону Микеля. Последний никак не вмешивался, безропотно наблюдая, как чужими руками и словами решается его существование. – Но моим сёстрам очень хотелось Единого царя! Единого для Даории и Палагеды! Поэтому они свели самый могущественный Дом и Клан. А теперь дави шар, юнец!!

Я смотрела на Руфуса с ужасом. Он напоминал могущественное чудовище, нацепившее личину моего заботливого начальника.

Глаза Мелая шокированно распахнулись, когда его пальцы сами собой стиснули стекло. То моментально треснуло. Со стороны тронов раздался громкий всхлип, а следом несдержанный плач. Мы все обернулись к девушке. Та зажимала рот ладонями, тщетно заглушая рыдания.

– Ах, одна из сивилл, – холодно улыбнулся ей Руфус. – Утри слезы, ещё рано.

Ему никто не ответил, все продолжали с недоумением наблюдать за разворачивающимися событиями. Я ощущала руки Сирши, боковым зрением видела Иво, но не понимала, ради чего Привратнику такое количество свидетелей.

Туман с кровью Мелая стёк на мраморный пол и устремился в толпу в поисках своей жертвы. Он ринулся куда-то вправо, люди там закричали, потом вздохи раздались сзади, кто-то заметался. Мы с Сиршей испуганно вертели головами, стараясь определить, кто жертва. Слева палагеец упал в суматохе, другие гости начали толкаться, на нас с Сиршей налетели два даория, пытаясь от чего-то уйти. На Сиршу рухнул один из мужчин, и Иво бросился ей помогать, меня же вытолкали на пустое пространство, и я растянулась на полу, недалеко от Микеля.

Лучезарный протянул руки, чтобы помочь мне подняться, как кто-то опять толкнул меня в спину, и только благодаря Микелю я не ударилась лицом об пол.

– Спасибо, – пробормотала я, но Микель ничего не ответил.

Он держал меня за руки, а его глаза болезненно широко распахнулись. Я не сразу обратила внимание на повисшую тишину, запоздало ощутив многочисленные взгляды. На нас с Микелем смотрели все.

– Кассия, всё в порядке? – еле шевеля губами, спросил Микель, хотя его бледность говорила, что сам он не в норме.

– Да, я просто… может, ушибла спину…

Странное онемение в районе лопаток перешло на шею и затылок.

– Сейчас будет больно, Кассия, – сочувственно предупредил Микель, видя что-то, чего я не могла.

– Что? – не поняла я.

Следом боль сковала голову, сдавила тисками, намереваясь её раздавить. Я вырвала руки и вцепилась в собственные волосы, ощупала кожу, ища, что меня терзает. Казалось, кричат множество голосов, но на деле вопила я одна. Сознание раздирали на части и слепляли заново в новой последовательности, а головная боль походила на худшее похмелье, словно мозг лихорадочно бился о стенки черепной коробки. Я ощущала собственные пульсирующие вены под пальцами, видела сны и кошмары, расщелину, в которую упала, и снова почувствовала удар о воду. Я закричала, когда переломала ноги.

Не знаю, как долго длилась агония, но я пришла в себя на полу. Зрение медленно стало чётким, вся боль ушла, оставив меня в поту и ознобе. Лихорадочная тряска не отпускала, пока я силилась хотя бы привстать. Мир остался прежним, но одновременно виделся иным. Воздух вибрировал и низко гудел различными тонами. Я не столько слышала, сколько чувствовала нутром, будто мои органы подстраивались под эту вибрацию. Желудок сжался, и меня замутило от безмолвной какофонии. Лица вокруг казались такими же, но и другими, в каждом что-то изменилось, но непонятно что. Никто из гостей не двинулся с места, сохранив вокруг нас с Микелем пустое пространство. Выдерживали дистанцию, как близ главных экспонатов на выставке.