Воин Мары

Аспид поклонился в ответ.

– Эй, одноглазый прохиндей уходит!

Пока Аспид с Сигурдом обменивались любезностями, старый корчмарь смекнул, что пора делать ноги. Он незаметно оттолкнул лодку и начал что есть сил грести от берега.

– Получи! – Рыжеволосый достал топор и кинул его в сторону уходящей лодки. Оружие воткнулось в борт с глухим звуком и там и осталось.

– Ну вот, еще и топор ему свой подарил, ты сегодня на удивление щедрый! – Сигурд засмеялся, а затем по-дружески похлопал разъяренного товарища по плечу.

– У меня этих топоров… ничего, в следующий раз не промахнусь.

– Не думаю, что старый пройдоха еще надумает заглянуть к нам. Больно уж теплый прием ему оказали.

– Тьфу ты!

– Ты не обращай внимания на Бьерна, он парень хоть и горячий, но в битве стоит троих. – Сигурд еще раз окинул Аспида оценивающим взглядом. – А ты, наверное, не меньше пятерых стоишь? Не зря Торгейр о тебе много чего рассказывал… что ж, пойдем, надо успеть в лагерь до начала ритуала.

Что за ритуал имеет ввиду Сигурд? Аспид не был сведущ в традициях северного народа, но одно он знал точно: никакой ловушки не будет, ведь если норманн тебя гостем, то подлый удар в спину для него сродни плевку в лицо всем богам. Этим же он обрекает себя на вечное мучение в царстве хозяйки смерти — Хель.

Подъем на холм оказался не таким уж и простым занятием. Ветки росших повсюду кустарников то и дело хватилась за ноги, как будто бы намереваясь скинуть поднимавшихся к самому подножью. Благо, Сигурд расчистил путь, ветки от ударов его меча летели в стороны, как от хорошо заточенной косы. Аспид хотел было присоединиться, но норманн строго настрого запретил тому обнажать меч.

Довольно скоро сквозь просветы деревьев показался сам лагерь. Хотя «лагерь» — это было скорее старое название, прижившееся еще с момента основания. На деле это было уже полноценное городище с избами, амбарами и налаженным бытом. Суетой Черноречья здесь не пахло в принципе, каждый знал свое дело и место: кузнец что-то ковал в кузне, детишки играли с деревянными мечами за забором, по улицами никто без дела не слонялся. У реки стояли драккары — грозные ладьи норманнов, страшный сон прибрежных городищ и купеческих судов. Все знали, что если на горизонте показался высоко поднятый нос норманнского судна, то пора прощаться с жизнью. Уйти на ладье от быстроходного драккара было практически невозможно.

Избы в Северном лагере были выполнены из сруба и отличались от обычной славянской избы разве что наличием декоративных узоров, столь любимых в традиции северного народа. На небольшом холме стоял медовый зал — самая длинная изба во всем поселении и особое место для каждого его жителя. Там норманны отмечали исходы удачных боевых налетов, рождение детей, проводили ритуалы и возносили хвалы богам. Кстати, именно рядом с медовым залом, Аспид заметил огромный костер, у которого собралась внушительных размеров толпа, практически все мужское население лагеря.

Удивительно, но появление чужака осталось практически без внимания. Лишь пару норманнов бросили суровый и в то же время удивленный взгляд, но заметив рядом Сигурда, тут же одобрительно кивали и отворачивались. Сын конунга предложил Аспиду присесть рядом со всеми, а заодно сообщил, что собрались все здесь по особому поводу — сегодня старый Эйнар прощается с землями Мидгарда и отправляется в Вальгаллу.

Воин Мары не очень понял, что сейчас произойдет, поэтому просто молча присел у костра. В этот миг прозвучал протяжный гул боевого рога, и взоры собравшихся устремились к медовому залу. Створки дверей заскрипели, и на пороге появился старый, не еще крепкий норманн в начищенных до зеркального блеска кольчуге и шлеме, в руках он держал меч и щит. Он медленно осмотрел присутствующих соплеменников, а затем обратил морщинистое лицо к неясному утреннему солнцу. Подняв оружие над головой, он громко обратился к толпе:

– Я Эйнар, сын Атли, прожил славную жизнь; мой меч допьяна испил крови, а сапог не раз ступал на пепелище домов поверженных врагов. Я породил двух дочерей и четырех сыновей, что продолжат мой род. Я пережил много дней в битвах и походах, и каждый день просил богов посылать мне новые испытания. Но проклятое затишье никак не заканчивается! Эта мирная жизнь пожирает меня изнутри, с каждым днем я ржавею и становлюсь как смоченный водой мякиш хлеба. Поэтому, хватит! Негоже старому Эйнару помирать на ложе в окружении плачущих баб и сопливых детей, а после еще и морозить костлявую задницу в мрачном царстве Хель! Тьфу!

Мое время пришло, в Мидгарде мне больше делать нечего, и раз клинок врага не указал мне путь в Вальгаллу, то пусть это сделает меч одного из моих братьев. Пусть сейчас выйдет тот, кто отправит меня пить мед за одним столом с могучим Тором. А когда придет его время, я лично встречу и обниму его у ворот зала славы, как самого дорогого брата.

Из толпы поднялся длинноволосый пожилой норманн, внешне очень похожий на Сигурда. Аспид сразу же смекнул, что это конунг Северного лагеря.

– Я, Рагнар, сын Хродгейра, услышал твою просьбу. Сколько раз я пытался убедить тебя отложить твое решение, что поход уже скоро, и негоже нам терять такого ценного воина в столь переменчивое время. Но ты и слушать ничего не хочешь, что ж, да будет так! – Он развернулся к соплеменникам. – Есть ли здесь тот, кто хочет оказать величайшую честь старому Эйнару?

– Я! – тут же выкрикнул юноша со светлыми волосами. Вынув меч из ножен, он гордо вышел вперед. Несмотря на молодость в нем чувствовалась отвага, сила и внутренний огонь, ярко горящий бурным пламенем.

– Ну, что ж, тогда держи меч покрепче. – Эйнар встал в боевую стойку. – Бейся так, чтобы даже боги в Асгаде отвлеклись от своих дел, дабы посмотреть на тебя.

Парень улыбнулся от такого напутствия и начал медленно подходить к застывшему на месте старому воину. Сперва он выполнил простой выпад вперед, но Эйнар мастерски заблокировал его щитом. Затем последовала череда обменов ударами оружием, юноша и старик аккуратно прощупывали друг друга. В какой-то момент показалось, что Эйнар тяжело задышал, этим естественно решил воспользоваться юноша. Он ринулся вперед, чтобы закончить дело, и тут же угодил в грамотно поставленную ловушку. Его противник нарочно притворился уставшим, чтобы перехватить руку юнца, а затем мастерским толчком щитом выбить меч. Такой прыти от старого воина мальчишка точно не ожидал; от сильного толчка он упал на спину и попытался было рукой дотянуться до выбитого меча, но нога старика коварно опустилась на ладонь, полностью его обездвижив.

Оскалив редкие зубы, старый Эйнар прислонил свой меч к шее мальчишки. В этот момент сердце Аспида вдруг начало бешено колотиться, он почему-то вдруг искренне начал переживать за юнца, да и вообще эта сцена показалась ему знакома. Как будто что-то похожее когда-то происходило и с ним. Глаза юноши — в них читается страх неизбежного, он уже понял, что в своей горячности совершил ошибку, за которую придется заплатить. Все собравшиеся смотрели затаив дыхание. Неужели старый воин сейчас просто так возьмет и лишит жизни этого юношу? Понятное дело, что никто осуждать его не будет, малец сам выбрал свою судьбу и теперь должен ответить сполна.

– Не таким соплякам отправлять старого медведя в Вальгаллу. – Старик убрал меч от шеи юнца. – Хвалю за отвагу и оставляю тебя в живых.

Аспид облегченно выдохнул.

– Из тебя получится славный воин и твой меч не раз еще изопьет крови врагов, но сегодня не ты нанесешь мне последний удар. Ну, есть ли здесь еще храбрецы? Предупреждаю, – в глазах Эйнара блеснул недобрый огонек, – больше никого не пощажу.

Большинство людей у костра замешкалось и опустило глаза в землю. Все они были достойными воинами северного народа и уж точно далеко не трусами, но отринуть страх и поставить свою жизнь на кон не так просто, как кажется.

– Я обеспечу тебе место за столом рядом с могучим Тором. – Из толпы вышел уже знакомый Аспиду рыжеволосый Бьерн. Он потянулся рукой за пояс, но вдруг осознал, что свой топор он только недавно отправил прямиком в лодку корчмаря. Неловкую ситуацию исправил Сигурд, передав незадачливому другу свой меч. А вот старого Эйнара то обстоятельство, что Бьерн выскочил к нему безоружным просто вывело из себя. Он скривил морщинистое лицо в жуткой боевой гримасе, означающей, что пощады теперь точно не будет.