Волчье счастье
Шрифт:
13. Провинциальная больница
Возвратившись в Фонтана Фредда, Фаусто заглянул в магазин за продуктами и там услышал, что с Санторсо произошел несчастный случай. Подробностей никто не знал, было известно лишь то, что все случилось в горах и за Санторсо выслали вертолет, однако ходили слухи, что он остался под лавиной. Фаусто расспросил продавца в газетном киоске, а потом наведался в бар, но все говорили намеками, строили догадки, недоумевали, почему этот тип вмешивается и зачем вообще этот повар остался в поселке, когда сезон давным-давно закончился. Фаусто и вправду было не безразлично, что произошло с Санторсо, — возможно, из-за всего пережитого им в тот день в городе; нужно попробовать узнать что-нибудь.
Он поехал в больницу, расположенную в пятидесяти километрах от Фонтана Фредда, прямо у подножия горы. Это был современный госпиталь, хорошо оборудованный и с просторной парковкой. Еще не выйдя из машины, Фаусто понял, что имя Санторсо здесь вряд ли вообще слышали. Ему уже доводилось бывать в стационарах, и он сказал, что пришел навестить своего дядю, которого привезли на «скорой помощи», — скорее всего, он в ортопедическом отделении, — и назвал фамилию, которую в Фонтана Фредда носил каждый второй. Фаусто не промахнулся. Луиджи Эразмо Балма, третий этаж.
В палате он увидел Санторсо, он же Луиджи Эразмо Балма, с перевязанной головой. Руки тоже были в бинтах — до самых локтей наложены плотные повязки, пухлые, как боксерские перчатки. Он не спал — точнее, не просто не спал, а был настороже.
О, кого я вижу, сказал Санторсо.
Луиджи!
Как тебя сюда занесло?
Занесло. Я искал тебя.
Искал меня?
Что с тобой стряслось?
Оба почувствовали неловкость. Санторсо откинулся на подушку, которая была у него за спиной, Фаусто посмотрел на его соседа по палате — старика, рядом с которым сидела на кровати женщина средних лет. Она тоже смотрела на Фаусто, а потом тактично отвела взгляд и сосредоточилась на своем отце, или, возможно, он не был ей отцом.
Вот уж угораздило, сказал Санторсо. С ноги соскочила лыжа, и я решил спуститься за ней, вместо того чтобы оставить ее там, внизу, куда она соскользнула. Склон был крутой, я слезал, хватаясь за уступы, и посыпались камни.
Где это было?
Знаешь, где Валнера?
Конечно.
А тот хребет, с которого спускаются лавины?
Знаю.
Я был как раз там, куда никто и носа не сунет.
Значит, ты упал?
Нет, удержался. Но если бы упал, было бы лучше.
Санторсо попытался взмахнуть забинтованными руками, посмотрел в потолок и сказал:
Как только я понял, что спускается лавина, сразу прижался к скале. Голову кое-как уберег, а от рук ничего не осталось.
Вот черт.
Словно их переехал трактор. Хорошо хоть, перчатки были толстые.
Перелом?
Даже не знаю, сколько там переломов.
А что с головой?
Голову не жалко, она всегда была никчемной.
В глазах у него по-прежнему был страх, который так и не отступил. Санторсо был еще слаб и, когда говорил, задыхался. Волосы торчали клочьями, борода спутана, загорелая шея — и эти белоснежные бинты. Очнувшись от удивления, он обрадовался приходу Фаусто. Рассказывая о случившемся, Санторсо, казалось, обретал силы.
А ты далекий путь проделал, чтобы найти меня.
Я сомневался, стоит ли приезжать, потом все-таки решил ехать… Никто толком не мог мне ничего рассказать.
Неудивительно! Они там считают, меня уж нет в живых.
Многие считают.
Меня будто камнями побили.
Почти так и есть.
Могуч ветер, да, Фаус? Помнишь тот день, когда мы ездили с тобой в лес?
Но ты все-таки выжил, ветер не сломил тебя. Ты оказался крепкой лиственницей. Руки оперировали?
Нужно подождать, пока спадут отеки.
Это верно.
Они еще немного поговорили, потом пришла медсестра поменять Санторсо повязки, и Фаусто подумал, что пора идти. Он спросил Санторсо, не нужно ли ему привезти чего-нибудь, и пообещал приехать на днях. Санторсо не привык к подобному вниманию и забыл поблагодарить за заботу, но был по-настоящему тронут. Они попрощались. Со смущением и признательностью Санторсо смотрел, как медсестра меняет ему бинты.
Фаусто хотел встретиться
с врачом и почти сразу нашел его. Это был человек лет шестидесяти, чье загорелое лицо указывало на то, что он много времени проводил на воздухе. Говорил он просто. Врач сказал, что ему уже доводилось видеть руки в подобном состоянии — у рабочих, пострадавших от гидравлического пресса. Непонятно, как Санторсо удалось нажать на кнопки телефона, чтобы вызвать «скорую», — наверное, он сделал это сразу, поскольку потом он не смог бы пошевелить пальцами. У него было сильное кровотечение, в вертолете он потерял сознание. Сейчас ему давали антибиотики и антикоагулянты. По словам врача, руки не восстановятся полностью, однако еще послужат Санторсо.Врач хотел добавить что-то еще, не относившееся к медицине, но сказал только, что общее состояние синьора Балма крайне тяжелое. Печень, как у алкоголика, забитые артерии, риск ишемии, а может быть, и чего похуже. Вот уже много лет он не показывался врачу и не делал анализов крови. Обычная история для жителей гор.
Врач вдруг стал говорить о Санторсо во множественном числе, используя «мы» вместо «он». Вы же сами понимаете, сказал он, какой у нас организм. Из-за неправильного питания к пятидесяти годам у нас в сосудах жир вместо крови. И мы продолжаем следовать своим пагубным привычкам. Кажется, мы просто ждем необратимых последствий такого образа жизни.
Фаусто кивнул, не зная, как ответить.
Он ведь вам не дядя, верно?
Да.
Неужели у него нет родственников?
Не знаю, нужно навести справки.
Если найдете кого-нибудь, скажите, чтобы проведали его. Он поступил к нам три дня назад, и за это время никто, кроме вас, не приходил. К тому же, когда синьора Балма выпишут, нужно будет отвезти его домой — с такими руками самостоятельно не добраться.
Да, я понимаю.
Выйдя из больницы, Фаусто из любопытства пошел взглянуть на спасательный вертолет «скорой помощи». На машине он ехал из Фонтана Фредда час, в то время как на вертолете можно было добраться минут за пятнадцать. Экипаж оказался около посадочной площадки. Фаусто сразу узнал пилота — в этих краях он был всем известен. Пилота звали Дюфур, раньше он занимался альпинизмом и происходил из семьи потомственных инструкторов, живших в горах Монте-Роза, — они заведовали туристическим приютом «Квинтино Селла». Дюфур уже приближался к пенсионному возрасту, однако до сих пор управлял вертолетом. Судя по всему, он тоже узнал Фаусто. На мгновение Фаусто вообразил, что Дюфур, увидев его, вспомнил того самого мальчика, который двадцать пять лет назад вместе с отцом побывал в «Квинтино Селла». Но Дюфур спросил:
Ты ведь, кажется, повар Бабетты?
Именно так.
Тогда ясно, почему ты здесь.
Не то чтобы Фаусто было досадно, когда люди узнавали в нем повара Бабетты. Неудивительно, что как раз благодаря профессии твое лицо запоминается среди прочих лиц, которые появляются в жизни и исчезают. И неудивительно, что никто не помнит о твоих детских путешествиях по горам и не знает о тоске по ним, когда ты уезжаешь в город.
Дюфур сказал, что как раз он говорил с Санторсо по телефону. Они знали друг друга целую вечность. Санторсо с точностью назвал ему место, где находится, указал высоту, описал ландшафт. Разыскать его на белом горном склоне не составило труда. Он сидел на камне так, словно любовался пейзажем, и, когда заметил над головой вертолет, подал условный знак. Своими искалеченными руками.
Фаусто пересказал Дюфуру свой разговор с врачом, опустив детали, касавшиеся состояния сердца и печени. Привел сравнение с руками рабочих, придавленными гидравлическим прессом, и сказал, что частично восстановить функции рук все-таки возможно.
Значит, все не так уж плохо, ответил Дюфур.
Нужно набраться терпения.
Да, без терпения никуда.
Можно спросить тебя кое о чем?
Разумеется.
Этой зимой у Бабетты работала официанткой одна девушка. Насколько я знаю, она остановилась в вашем приюте. Это так?