Воля богов!
Шрифт:
– - Болезнь!
– сквозь зубы повторил Филоктет.
– Это из-за тебя же, ядовитая ты тварь, я болен! Это ты, сволочь, отравил мою сандалию ядом Лернейской гидры! И не надо рассказывать сказки про каких-то мифических змей! Там не было следов укуса. Язва у меня на том самом месте, где нога коснулась сандалии.
Одиссей недоумённо развёл руками.
– - Разве я говорил про каких-то змей? Я говорил про водяную змею. Это чудовище посылают нам враждебные боги, его укус ничего общего с укусом обычных змей не имеет. Ночью она заползла в твою сандалию, и ты не заметил её в темноте. Чем возводить на меня напраслину, подумай, зачем мне это было нужно. Только лишь потому, что ты лучше меня стреляешь из лука? У меня, конечно, есть недостатки, но чёрной зависти среди них никогда не было. Я всегда радуюсь успехом товарищей.
Ясновизор слетел с треножника, сбитый метко брошенной сандалией.
– - Каков негодяй!
– воскликнула Гера.
– Да я и Геракла уже давно простила. Я сама голосовала за его обожествление и выдала за него замуж Гебу - свою любимую дочь! А этого Филоктета я и знать не знаю! С какой стати мне ему гадить?!
– - Не сердись, - примирительно сказала Афина, - ведь Одиссей сказал это ради общего дела.
– - Если бы не так, то мокрого места от него бы уже не осталось, - спокойнее ответила Гера, надевая сандалию.
– Но ведь из-за таких как он обо мне и пошла дурная слава. Конечно, Гера стерва, Гера только и думает, как бы кому напакостить, а они все хорошие, они только и делают, что радуются успехам товарищей, и никому яд в сандалии не подсовывают. Конечно, на богов сваливать проще всего.
Объяснения Одиссея всё ещё не удовлетворили Филоктета.
– - Не было никакой водяной змеи. Это был яд Лернейской гидры, уж я-то его хорошо знаю - именно такие язвы покрыли тело Геракла, когда он был отравлен этим ядом. И Аполлон мне подтвердил, что это яд Лернейской гидры, ни про каких водяных змей он ничего не говорил.
– - Что же тебя удивляет? Водяная змея такая же божественная тварь, как и Лернейская гидра. Она очень похожа, только размером поменьше и яд послабее, потому ты и остался жив. Но это тот же самый яд - он одинаковый у всех исчадий Ехидны, даже специалист не сможет их различить.
Филоктет молчал. Оруженосец Геракла был человеком бесхитростным и простодушным, объяснения Одиссея его запутали, в них трудно было поверить, но и возразить Филоктет ничего не мог. Воспользовавшись его растерянностью, Одиссей протянул Филоктету руку, и тому ничего не оставалось, как только её пожать.
Вечером того же дня Парис и Эней сидели на городской стене и обсуждали события последнего времени.
– - Глупо с Ахиллом вышло, - говорил Эней.
– Кто б мог подумать, что пятка у него уязвимая! Знать бы раньше! Уж как я его ненавидел, как мне хотелось выйти с ним на поединок и убить его! А теперь мне его, пожалуй, даже жалко. Так глупо погибнуть: не в бою, от случайной стрелы. И рана-то не опасная сама по себе, но яд Лернейской гидры убивает, куда бы он ни попал. И мучения от него такие, что врагу не пожелаешь. Говорят, что бессмертный кентавр Хирон, воспитатель чуть ли не всех великих героев, после того, как его ранила стрела Геракла, отказался от бессмертия и умер, настолько были невыносимы его мучения. И спасения от этого яда нет.
– - На самом деле спасение есть, - задумчиво ответил Парис.
– Энона - моя бывшая, нимфа из леса, рядом с которым я пас стада, увлекалась медициной. У неё много разных снадобий дома было. Было и средство от яда Лернейской гидры.
Их беседу прервало появление Аполлона.
– - Что-то происходит в греческом лагере, - с озабоченным видом сказал бог.
– Посмотрите, как они там засуетились.
Эней и Парис встали и подошли к краю стены.
Действительно, греческий лагерь пришёл в движение. Все шли к берегу встречать чёрный корабль Одиссея. Уже издалека было ясно, что царь Итаки возвращается с победой: на носу корабля рядом с Одиссеем стоял рыжеволосый юноша, в котором все узнавали молодого Ахилла, а рядом стоял постаревший, но всё же неплохо выглядевший Филоктет с луком Геракла за плечами. Он уже успел побриться, причесаться и привести себя в порядок - на дикаря он больше не походил.
Одиссея встречали как победителя, а его спутников как героев, вернувших всем веру в победу.
– - Нога - ерунда!
– говорил Филоктету Агамемнон.
– Стрелку ведь главное - чтобы рука была крепкая, а глаз точный.
– - Только лучше стал, - гордо ответил Филоктет, и, наведя лук на стену Трои, пустил стрелу.
Парис упал, извиваясь от невыносимой боли. Эней бросился к нему, не понимая, что случилось, откуда прилетела стрела, ведь греки были слишком далеко для выстрела из лука. "Ему уже ничем не помочь, - сказал Аполлон.
– Это стрела Геракла. От яда Лернейской гидры нет спасения".
Услышав эти слова, Эней тут же бросился к своему дому, велел слугам запрягать коней и сам помогал им. Когда колесница была готова, он вскочил на неё и помчался к подножию Иды, где когда-то пас стада Парис.
Доскакав до леса, он спрыгнул на землю и бросился в чащу. "Энона! Энона!" - кричал он.
– - Чего надо?
– ответила наконец лесная нимфа, выходя из-за дерева.
– - Мне срочно нужно средство от яда Лернейской гидры. Парис умирает!
– - Какой Парис?
– равнодушно спросила Энона.
– Я знала одного Париса, мы с ним когда-то дружили, но его давно уже нет - он ушёл однажды в город и не вернулся. Есть ещё другой Парис: троянский царевич, но с ним я не знакома. Почему я должна ему помогать?
– - Энона! Не время сейчас вспоминать старые обиды! Он страдает, он может умереть!
Нимфа пожала плечами.
– - Страдает? Говорят, страдания возвышают.
Она отвернулась и ушла в чащу.
Не торопясь, она добралась до своего скромного лесного жилища, вошла в комнату, посмотрела на полку со снадобьями. Здесь было всё, что могло спасти жизнь человеку. Энона протянула руку к маленькому пузырёчку с бесценным средством от яда Лернейской гидры. Когда-то она похвасталась этим лекарством Парису, а теперь он вспомнил о нём. Вспомнил много лет спустя не об Эноне, а об этом лекарстве. Вспомнил только тогда, когда ему стало плохо, и захотел, чтобы она избавила его от страданий. Он не вспомнил о ней тогда, когда страдала она. Теперь он умрёт, и она никогда уже больше его не увидит. Совсем никогда. Даже в царстве Аида они уже не встретятся, потому, что бессмертной Эноне путь туда заказан.
Парис будет страдать и умрёт. Яд Лернейской гидры действует неотвратимо, но медленно, а значит, Париса можно ещё спасти, если успеть. Об этом Энона подумала, когда бежала через лес, зажав в кулачке спасительный пузырёк, бежала изо всех сил, спотыкалась о корни, вскакивала, несколько раз пыталась взлететь, но у неё это получалось плохо, она падала и только теряла время.
Визит Гермеса
"Привет, Сашка!"
У кровати Париса стоял улыбающийся Гермес.
"Давно не виделись, - говорил легкомысленный бог, будто не замечая бедственного положения собеседника.
– Глянул бы ты, Шурик, на свою страдальческую рожу - обхохотался бы. Ладно, кончай придуриваться - всё прошло".
Парис с удивлением почувствовал, что у него действительно больше ничего не болит. Гермес протянул ему руку и помог подняться с кровати.
"Идём, - сказал он.
– Нас уже заждались".
Парис легко поднялся и, оглядевшись, увидел себя лежащим на спине с искажённым, посиневшим лицом, плачущего Энея, Деифоба, с отсутствующим видом стоящего рядом, Елену, как статуя застывшую над постелью мужа.
"Да, необычное ощущение, я знаю, - согласился Гермес, - мне уже многие об этом говорили. Ну, пойдём уже. Они тут и без нас разберутся".
Незримые, не раскрывая дверей, они вышли из дворца, прошли через город. Парис смотрел на дома и людей, понимая, что видит их в последний раз, но почему-то эта мысль его нисколько не огорчала.
"Видишь, как всё удачно получилось, - говорил Гермес.
– Зря ты боялся. Такую интересную жизнь прожил! Представь, сколько всего ты видел, о чём ещё тысячи лет будут книжки, картины, статуи, пьесы, об остальном я уж не говорю. Сказочная, легендарная жизнь, поверь опытному искусствоведу. Нервы, конечно, потрепали, но жизнь знаменитости не бывает без нервотрёпки - по себе знаю. Немного помучился перед смертью - так уж было надо. Кое-кто просил Зевса, чтобы ты умер той же смертью, что и Ахилл. Но ты страдал не так долго - у Ахилла здоровье получше было - он целый день мучился, а уж Геракл как долго умирал! Вот и спрашивается - зачем оно, хорошее здоровье? А тут ещё Кроныч сказал: "не затягивать", так что мойра Атропа перерезала нить твоей жизни без лишних проволочек".