Воля богов!

"Сука!" - снова завопил тот и резким движением сорвал с неё платье.

Елена расхохоталась.

План Афины

После бурных событий начала девятого года осады Трои всё постепенно вернулось к прежнему положению. Троянцы укрылись за неприступными стенами города, к ним постоянно подходили новые подкрепления со всех концов мира, а поредевшее войско греков сидело в своём лагере. Никто ни на кого не нападал, и было непонятно, кто кого осаждает.

Смерть Париса, на которую многие рассчитывали, надеясь, что она принесёт, наконец, долгожданный мир, ничего не изменила: Елена вышла замуж за его брата Деифоба, и война продолжилась.

Ни сын Ахилла, ни лук и стрелы Геракла, на которые греки возлагали столько надежд, не принесли желаемого перелома в ходе войны. Оказалось, что когда войско осаждает город, а численное преимущество при этом явно на стороне осаждаемых, не помогает ни присутствие известных героев, ни наличие чудесного оружия - неприступные стены города, мужество и многочисленность его защитников сводили на нет все надежды греков.

Агамемнон очень изменился. Его всё реже можно было видеть разгневанным или даже просто строгим. Он не кричал и не ругался на подчинённых. Агамемнон ходил по лагерю с отрешённым выражением лица, говорил спокойно, всем улыбался. Казалось, даже Калхант, который на всякий случай предпочитал избегать встреч с командиром, не вызывал у того больше раздражения. Если их пути вдруг пересекались, Агамемнон приветливо кивал жрецу и вежливо осведомлялся о его здоровье и настроении. Общие и штабные собрания он созывал редко и говорил на них мало, предпочитая слушать других.

Однажды, открывая собрание штаба, он сказал: "Хочу вам напомнить, друзья мои, одну давнюю историю: когда-то мы приносили жертвы богам и видели, как змея влезла на дерево и сожрала восемь птенцов и птичку. Почтенный Калхант заключил из этого, что мы победим через девять лет. Сегодня девять лет истекли, а мы не победили. Даю слово Калханту для объяснения этого странного факта".

Калхант неохотно принял ораторский жезл, осмотрелся, оценивая пути к отступлению на случай внезапной вспышки гнева у командира, и с профессиональной важностью заговорил: "Ты, Атреич, одно важное противоречие упустил: ты сам только что сказал о восьми птенцах, птичке и змее - итого десять, а вовсе не девять".

Калхант инстинктивно пригнулся и попятился, ожидая самого худшего, но Агамемнон, на удивление всем, даже самому себе, не взорвался, не разразился грязной бранью и не попытался убить жреца, а только громко, взахлёб рассмеялся. " И действительно, змею посчитать забыли, - простонал он сквозь смех.
– А ведь ещё там было дерево, а ещё сам Калхант, и я, и Менелай, и все мы, кто тут сейчас собрался, и те, кто погиб, и те, кто жив, и все наши воины - их тысячи, десятки тысяч. Так сколько же тысяч лет мы должны осаждать этот проклятый город?"

Он долго смеялся, смех его всё больше напоминал рыдание, он никак не мог остановиться, пока кто-то не догадался поднести впавшему в истерику Агамемнону бокал вина. Судорожно выпив его, командир с трудом отдышался, и, забрав у смущённого Калханта жезл, сказал: "Пошутили и хватит. Уже не смешно. Мы проиграли эту войну. Мы можем воевать тут до бесконечности, пока все не умрём, но больше в этом нет никакого смысла. Даю неделю на сборы. Мы уходим по домам. Война закончена".

Агамемнон положил жезл и сел.

– - Опять испытываешь?
– спросил Одиссей.
– Ну, наш ответ ты уже знаешь: никогда!

– - Нет, Одиссей, - устало ответил Агамемнон, - на этот раз не испытываю. Если кто хочет остаться - я запретить этого никому не могу. Выберите себе другого командира. Я ухожу, и Менелай вместе со мной, и все наши люди.

Он встал и покинул собрание. За ним последовал унылый Менелай. Стали расходиться и остальные командиры. Дальнейшее обсуждение не имело смысла, война закончилась позорным поражением, и все это понимали.

Зевс выключил ясновизор и осмотрел собравшихся богов. Афина сидела, подперев щёку кулачком, и смотрела на отца полными слёз глазами.

– - Что же это, папа? Всё? Совсем всё?
– прохныкала она.

– - Выходит, что так, - ответил Зевс, разводя руками.

– - Нет!
– закричала богиня мудрости.
– А как же все обещания, знамения, предсказания, какие мы грекам давали? Что, теперь всё это Церберу под хвост?

– - Что же я могу сделать, доченька? Ты же у меня умная! И в военных делах лучше моего разбираешься. Сама же видишь: нет у греков никаких шансов на победу. Бери пример у Агамемнона - он умеет проигрывать, и тебе этому учиться надо.

– - Никогда!
– взвизгнула Афина.
– Никогда боги не проигрывают!

Зевс посмотрел на неё, иронично склонив голову набок, и ничего не ответил. Увидев, что аргументы на громовержца не действуют, богиня войны решилась на последнее средство.

– - Папа!
– завопила она и заревела, вытирая слёзы кулаками.

По синему небу побежали серые тучи.

– - Ну, что тебе, доченька?
– проворчал Зевс.
– Скажи, наконец, толком, что ты от меня хочешь.

– - Дай грекам последний шанс, - сквозь слёзы пролепетала Афина.
– Последний-распоследний, и я больше ни о чём тебя просить не буду.

– - Ладно, - махнул рукой громовержец.
– В последний раз разрешаю. Но обещай, что если у тебя ничего не получится, то ты больше не будешь капризничать и признаешь поражение греков.

– - Обещаю, - всхлипнула Афина и бросилась вон из собрания богов.

"Егоза!" - вздохнул Зевс, глядя ей вслед.

"Не мешайте ей, - сказал он, обращаясь к оставшимся в собрании богам.
– Пусть попытается".

Афина, на ходу вытирая слёзы, побежала к себе. Ей предстояло совершить невозможное - придумать план, благодаря которому греки, находясь в совершенно безнадёжном положении, всё-таки выиграют Троянскую войну.

В это время в греческом лагере так же тяжело переживал предстоящее поражение Одиссей. Когда-то он не хотел идти на войну и даже прикидывался сумасшедшим, чтобы избежать призыва, и, конечно, всё это время он хотел вернуться домой, но вернуться победителем. Он понимал, что ему будут рады и так, Пенелопа обнимет его и скажет: "Главное, что ты живой" или какие-нибудь другие не менее унизительные слова утешения. Но не это было нужно гордому царю Итаки. Весь день он бродил по берегу, ничего не делал, и всё думал, думал, думал.

Уже наступил вечер, когда навстречу ему попался сильно подвыпивший, раскачивающийся из стороны в сторону Калхант. Жрец нагло пёр прямо навстречу Одиссею, явно не собираясь уступать ему дорогу. Одиссей был не настроен вступать в конфликт и сам отошёл в сторону, пропуская Калханта, но тот тоже свернул за ним и, дыша в лицо перегаром, гнусно улыбаясь, сказал:

– - Возвращается Амфитрион с войны. Смотрит, а его жена с каким-то мужиком в постели. Он, конечно: "Алкмена! Кто это?!", а она спокойненько ему так и отвечает: "Что это за вопрос к порядочной женщине? Естественно, это ты. Кто ещё у меня может быть в постели, как не мой муж? И что за дурацкая манера врываться ко мне в спальню без стука?! А ну как я с мужем любовью занимаюсь!" Амфитрион башку почесал, видит - действительно он. И с тех пор никогда к жене без стука не входил, чтобы Зевсу случайно не помешать. А потом у Алкмены Геракл родился. Так вот.