Вопреки терзаниям

— А хрен его поймет! — в сердцах воскликнул Серега, выбрасывая недокуренную сигарету в мусорный бак. Умолкнув, он уставился на проезжающие мимо машины таким отрешенным взглядом, что я невольно забеспокоился. — Я еще вспомнил тот день, когда Лешки не стало. Так долго обещал себе не думать об этом. Ты же помнишь, как завез меня домой после больницы? Вот только я не остался дома, а взял тачку — тогда еще «Мерс» другой был, разгонялся как ракета — и бутылку то ли текилы, то ли вискаря. Схватил не глядя.

— Зачем? — вырвалось у меня, хотя ответ был очевиден.

— Чтобы забыться, зачем же еще. Сначала гнал по городу, потом по трассе. Все расплывалось, ни черта не видел. Обгонял вслепую, просто повезло. А потом так быстро стемнело, и вот как сейчас помню: еду я на бешеной скорости по пустой трассе, а впереди тачка стоит на «аварийках», прям на дороге. И эта доля секунды, пока я размышлял, тормозить или наоборот вдавить газ до упора, еще долго преследовала меня в кошмарах. Я увидел препятствие раньше, чем свернул, раньше, чем нажал на тормоз. А если бы из-за этой секунды кто-то пострадал...

Серега выдохнул, устало провел ладонями по лицу. Я впервые за последние годы видел его таким уязвимым. Он никогда не рассказывал о том вечере, а я и не выпытывал подробности страшной аварии. Каждый из нас старательно избегал разговора, который так или иначе мог причинить боль. Но такое он не имел права скрывать! Вероятно, и Гриша оставался в неведении.

Чего еще я не знал? Неужели мы настолько отдалились в то время, что он не решился нам довериться? Даже мне ...

— Ты же сказал, это была авария, — как можно спокойнее проговорил я, хотя эмоции разрывали меня изнутри.

— Ага, так и было, только уже после. Я резко затормозил, обалдевший, даже не подумал съехать с дороги, и какая-то тачка на всей скорости впечаталась сзади. Все еще в шоке, как мы оба живы остались, меня нехило так крутануло. Пришлось откупиться, я же в хлам был. Отец меня чуть не убил тогда, даже смерть Лехи не стала оправданием.

— Боже, как ты мог это скрыть?

— Тогда тебе самому было не до того. Ты бы начал меня обвинять, мы бы поссорились, а кому от этого легче? — Серега покосился на меня, когда я кивнул, соглашаясь с его словами, и достал еще одну сигарету из пачки. — Вообще мне кажется, что каждый человек хоть раз в жизни хотел умереть. По-настоящему был готов к смерти. Но вот в ту секунду я понял, что умирать охренеть как страшно. Миг — и тебя больше нет. Все твои успехи, труды, достижения, — все это на хрен никому не сдалось после смерти. До сих пор тошно.

Серега затянулся за раз почти половиной сигареты и выдохнул дым в пустоту. Я рассматривал его профиль, силясь представить, что же он чувствовал в то время, когда хотел, но не решался рассказать нам правду. Когда, по-видимому, часами ворочался в постели, и желая заснуть, и боясь закрывать глаза одновременно. Когда после садился за руль и наверняка опасался, что ситуация повторится, что на этот раз он не захочет останавливаться.

Может, поэтому он стал выпивать, поэтому перестал ездить на машине? Ему было страшно, и только так он мог справиться с собственными демонами.

— И ты забылся в алкоголе? Чтобы заглушить боль?

— Да не только поэтому, я в целом хотел забыть тот день и продолжить жить, как раньше. Но это не так просто, особенно когда тычут мордой, как кота, в свое же дерьмо, — он поймал мой вопросительный взгляд и невесело усмехнулся. — Да отец с того дня всегда контролировал, сажусь ли я за руль пьяным. Он не хотел покупать мне «Порш», мама уговорила, но я почти на нем и не ездил. А потом они пригрозили, что отберут тачку.

— Ты вроде упоминал об этом.

— Есть и еще кое-что, что мы не обсуждали, а ты почему-то не спрашивал, Федук. Про то, почему я удалил запись. Понятно, что из-за звонка твоего отца моему, — Серега почесал затылок, явно испытывая неловкость при воспоминаниях о своем проступке, за который я долгое время держал на него обиду. — Но ускорения мне придал мощный удар в челюсть.

— Отец тебя ударил ? — в ужасе спросил я, прижав ладонь ко рту. — За запись?

— Думаю, не только, — рассмеялся Серега, старательно делая вид, что его ничуть не задевает реакция отца, словно это сущий пустяк. — Просто наконец-то появился весомый повод. Помню, он сказал: « Я благодарил бы небеса за такого сына, как Федор, а ты всем только жизнь портишь ».

— Это не так, — я настойчиво покачал головой, а на глаза невольно навернулись слезы. Серега только отмахнулся от моих слов, сжал переносицу и секунду смотрел в сторону.

— Прости, братишка, я реально частенько поступал как конченый эгоист. Надеюсь, ты не держишь зла.

— Я простил тебя еще тогда, — прошептал я. — И даже понял, почему тебя это бесило. Я сам вел себя как свинья. Ты мой лучший друг, а Алмаз был дорог мне, он и по сей день для меня важен, несмотря ни на что. Я не должен был выбирать между вами, вы нужны мне оба.

Дальше говорить я не мог, ком в горле мешал сглотнуть. Судорожно втянул в себя прохладный воздух.

— Тебе удалось нас сплотить, — усмехнулся Серега и поежился от холода, находясь в одной рубашке, — это было нечто невероятное. Гриша вообще обалдел. Потом уже я сам стал понимать, что Алмаз для тебя значит на самом деле, и перестал злиться. А трагедия еще больше нас всех сблизила.

И тут я вспомнил, как застал Серегу в палате Алмаза, когда друг читал вслух одно из любимых произведений парня. Он не спешил уходить, хотя его ждали дела, ждали важные съемки. Вместо этого покорно сидел возле койки Алмаза, проговаривая каждое слово, чтобы только внимание больного не ускользало. В это трудно было поверить.

— И пока я пьян, скажу еще кое-что, за что ты наверняка захочешь мне втащить, — натянуто хохотнул Серега. Я слегка напрягся, предполагая, что его признание мне не понравится. — Я не рассказывал тебе о наших с Гришей поисках, когда ты как сквозь землю провалился. В общем, Регина тогда посоветовала мне заехать к Алмазу и поговорить с ним.

Я уставился на него с нескрываемым ужасом, до последнего уверенный, что он сейчас рассмеется над моей наивностью и скажет, что решил разыграть. Но Серега медленно кивнул, подтверждая свои слова.

— Я не сказал ему о твоем побеге, просто хотел убедиться, что ты не с ним. Ну так, на всякий. А заодно и расспросил об отъезде.

Я молча слушал Серегу, до боли сжав челюсти. Только когда глазам стало больно, я понял, что долгое время не моргал, уставившись в одну точку на темном асфальте.

— Я не говорил тебе об этом, потому что не хотел делать еще больнее. Но ты бы видел, Федук, как у Алмаза загорелись глаза, когда речь зашла о Москве. Он описал мне одну студию, где мечтает проводить фотосессии, даже сайт их показал. Последний раз я видел его таким счастливым в ту ночь в коттедже Гриши и ни разу после больницы.