Воронцов. Перезагрузка. Книга 2
Шрифт:
Позвал Степана, который ещё не успел уйти:
— Степан, организуй, чтоб землю подготовили, вскопали. Где-то две-три десятых части от десятины. Пока хватит.
— Это под что будет, Егор Андреевич?
— Ты землю приготовь, а там дальше я всё расскажу. Только не прям всё бросай и готовь. Это к приезду Фомы должно быть готово.
— Хорошо, Егор Андреевич, всё будет сделано, — Степан поклонился и пошел к воротам, но потом обернулся. — А Фома-то когда будет?
— Дней через пять, думаю, должен вернуться, если в дороге не задержится.
Степан кивнул и скрылся за воротами. Я проводил его взглядом,
Я взял снеди — Машка с Пелагеей наготовили пироги с грибами, квас. Зашёл в избу и взял ещё пару медяков из горшка.
Крикнул Петьку, и мы в итоге впятером — я, Пётр, Илья, Прохор да Митяй — двинули к Быстрянке.
Река встретила нас, как обычно, весёлым журчанием. Солнечные блики играли на воде, словно россыпь серебряных монет, брошенных щедрой рукой. Прохладный утренний ветерок шевелил листву прибрежных ивняков, создавая причудливую игру теней на поверхности воды. Я на мгновение залюбовался этой картиной — такой простой и в то же время бесконечно прекрасной.
У помоста оставили Прохора с Ильёй да Митяя. Да они уже и сами, как пчелы, схватились за топоры и принялись работать, рубя деревья под корень, как я велел. Удары топоров эхом разносились по округе, сливаясь с птичьим гомоном и шелестом листвы. Кора летела щепками, а стволы с тяжелым гулом падали на землю, вздымая прошлогоднюю листву.
Илья же стал досками заниматься из брёвен, которые вчера нарубили.
— Барин, — окликнул меня Прохор, утирая пот с лица рукавом льняной рубахи, — мы с Митяем ещё камней натаскаем и продолжим устанавливать столбы.
Я кивнул.
— Добро, — ответил я, оглядывая фронт работ. — А сколько ещё брёвен нужно?
— Да с десяток ещё срубим, — вмешался Илья, не отрываясь от своего занятия. — К вечеру управимся.
В общем, указывать мне ничего не пришлось, сами все знали, что делать.
— Орлы! — бросил я с искренним восхищением.
Они смущённо улыбнулись, явно довольные похвалой. Всё, что им было нужно — немного доверия и уважения.
— В общем, фронт работы ясен, — подытожил я, — а мы с Петькой двинули в деревню соседнюю за лошадью.
Шли где-то часа полтора по небольшой тропинке. В лесу пахло хвоей, свежей смолой и влажным мхом — запахи, которые я почти забыл в своём бетонно-стеклянном мире XXI века. Здесь, в этой глуши, всё было настоящим — от каждой иголочки на ветке сосны до муравья, деловито ползущего по стволу с какой-то добычей вдвое больше него самого.
Солнце тем временем подымалось все выше, и уже стало хорошенько так припекать, благо что шли по лесу, где спасал тенёк. Сквозь кроны деревьев пробивались яркие солнечные лучи, создавая на тропинке причудливый узор из света и тени.
Дошли до деревни, та была действительно справной, с избами, покрытыми свежей соломой. Заборы были все ровные, ни одного покосившегося не увидел. Деревня выглядела гораздо богаче Уваровки. Люди здесь явно жили лучше.
— Эвона как живут, — протянул Петька, озираясь по сторонам с нескрываемым восхищением. — Прям как господа какие!
— Не господа, а просто хозяева крепкие, — поправил я его. — И мы так заживём, вот увидишь. А то и лучше.
Тут смотрим — со двора мужик выгоняет корову. Он, увидев нас, прищурился, оценивающе разглядывая
незнакомцев. А я заметил, что из соседнего двора женщина какая-то тоже корову выводит.— Утро доброе, — сказал я мужику, — позови-ка мне старосту.
— А че ж не позвать-то, коли спрашивают, — хмыкнул он, искоса зыркнув и махнув рукой, мол, идёмте.
Мужик шёл впереди, изредка оборачиваясь и бросая на меня любопытные взгляды. Одет он был просто — рубаха из домотканого полотна, подпоясанная веревкой, штаны, заправленные в стоптанные лапти, а на голове — видавшая виды шапка из овчины, хоть день и обещал быть жарким.
— Далеко ли идти? — спросил я.
— Да вот, считай, пришли уже, — ответил мужик, махнув рукой в сторону ближайшей избы, — староста наш тут живёт, Иван Филиппыч.
Он открыл калитку и гаркнул во двор:
— Иван! Тут к тебе важный кто-то пришёл, да спрашивает тебя!
Двор был ухоженный, видно, что хозяин — человек рачительный. Ровные грядки тянулись вдоль забора, в углу — аккуратная поленница, крытая берестой от дождя, рядом — сарай, из которого доносилось хрюканье свиньи и кудахтанье кур. На верёвке, натянутой между избой и яблоней, сушились какие-то травы, распространяя пряный аромат.
На крыльцо вышел мужик подтянутый, видно, что работяга, руки вон мозолистые, которые кричали, что топор да соха с рук не выпускается. Он окинул нас взглядом. Глаза у него были светлые, а в русой бороде уже проглядывала седина, хотя на вид ему было не больше сорока.
— Чем обязан? — спросил он. Видно было, что его оторвали от какой-то работы.
Я, скрестив руки, представился:
— Егор Андреевич Воронцов.
Иван слегка запоздало поклонился, пробормотав:
— Простите, барин, не узнал…
— Да будет тебе, — махнул я. — На мне ж не написано. Да не жмись ты, не от батюшки я, а по делу.
Староста выпрямился, но во взгляде всё равно читалась настороженность. Ещё бы — не каждый день бояре захаживают в деревню просто так, обычно с них только подати требуют да работу. А тут вдруг сам явился, да ещё и с утра пораньше.
— Лошадь с телегой хотел бы взять на пару дней, — продолжил я. — Нашу-то вон в город отправили, а мне брёвна возить надо.
Иван слегка замялся, почесал бороду:
— Дак, конечно же, барин, берите… Только это… не загоняйте, пожалуйста, Ярку.
— Да не боись, — улыбнулся я. — Брёвна повозим, гонять не будем, отдыхать давать будем. Всё путём будет. Не переживай.
Староста заметно расслабился, даже плечи распрямились, словно камень с них свалился. Видно было, что лошадь для него — ценность немалая, и отдать её чужому человеку, пусть даже и боярину — решение непростое.
— Тогда, ваше сиятельство, телегу покрепче надо, — кивнул он.
И тут вдруг спохватился:
— Егор Андреевич, может, позавтракаете?
— Не, Иван, спасибо, дел невпроворот, — отказался я.
— Ну, пойдёмте тогда.
А сам повернулся к мужику, что привёл нас, и крикнул:
— Фрола позови!
Тот же умчался, словно заяц подстреленный.
Мы обогнули избу, с другой стороны — там было подворье. Как на картинке два воза стояли — один поменьше, а второй точно, видать, для перевозки чего-то крупного и тяжёлого. Колеса на нём были такие, что выдержат не один десяток брёвен, Пётр аж хэкнул.