Восемь тетрадей жизни
Шрифт:
10
СУББОТА
Во второй половине дня площадь в Пеннабилли была залита красным светом. Джиджи Матеи показал мне старинный ботанический атлас. К обложке подклеены две рукописные страницы из дневника местного священника, которому и принадлежал прежде сей редкий том. В дневнике — короткие записи, в основном о погоде: дни, когда выпадал снег или светило солнце. В заметке, помеченной датой 29 июля 1849 года, говорится, что в Пеннабилли пришли из Баньо ди Романья тысяча австрийских солдат, которые направлялись в Сан-Марино. Там укрывался Гарибальди, бежавший из Рима. Сегодня ночью в горах выпал снег. Перед глазами на вершинах «Лунных Альп» он лежит разбросанными белыми пятнами. Огромный спящий леопард. У нас солнце, пахнет весной. Вместе с Джанни Джаннини поехали воровать луковицы диких тюльпанов, готовых к цветению. Тайком накопали их на поле Святой Мадонуччи под кустами кровянки. Высадили вдоль аллеи, ведущей к дому. Вечером Джанни отобрал
15
ЧЕТВЕРГ
Вот уж два дня, как я в Лозанне. Читаю курс лекций. Почти все время провожу в гостинице, наблюдая постояльцев. Расплывшиеся мягкие черты лиц под элегантными шляпами, нерешительная поступь любителей сливочного масла и ценителей сладкого крема, избыток которых переливается через края дрожащих губ.
Во взгляде — постоянная тоска, вызванная мыслью о нежелательной смерти. Страх костей потерять слишком удобную привычку к взбитым перинам. При закатах озеро поднимается и становится небом. Знаю, что маленькие поезда с прозрачными крышами вагончиков ползут по узкоколейке в горы со снежными шапками вершин, чтобы добраться до деревянных шато, пахнущих сыром и мхом. Там, наверху — старый деревянный замок, приют гениального Бальтюса, в окнах которого — лица японок, охраняющих восточные мазки его полотен.
24
СУББОТА
Навестили человека, почитаемого мною одним из самых великих художников мира. Он живет в дальнем районе на окраине Москвы, где все ново и просторно. За исключением квартир. Сугробы и гололед не раз осложняли нам путь. Я нашел Михаила Матвеевича Шварцмана с еще более поседевшей бородой и уже меньшим интересом в чуть прикрытых глазах к тому, что могло бы увести его от собственных мыслей. В одной из двух комнат его квартиры, где обедают, говорят и пьют чай, в великом множестве и определенном порядке поставлены к стене полотна. Показывает их нам жена Михаила Матвеевича, милая, нежная Ира. Она осторожно переставляет их, унося в коридор, где в маленькой прихожей гора тапочек для тех, кто снимает обувь с прилипшим снегом и грязью. Михаил Матвеевич Шварцман созидает, строит, собирает великий собор (вот что пришло мне в голову, смотря на его творения). Разобранные части этого гигантского сооружения покоятся в этой комнате, до той поры, пока не попадут к нему те счастливцы, которым он решит показать свои работы. Тогда собор вновь выстраивается воедино, часть за частью. На первый взгляд нечто похожее на готические храмы, с их сложной паутиной уступов, удерживающих кружева из камня. Однако его механические конструкции, видимые промышленные структуры стремятся к небу и образуют единый организм, полный духа. В глубине изображенного — память фресок и великой живописи прошлого. Наблюдая за великолепным старцем, я вдруг понял, что он все более становится пленником создаваемого им собора. И когда спросила его моя жена, которой показалось, что он на миг ушел в себя: «Михаил Матвеевич, где теперь Ваши мысли?», он искренне ответил: «Похоже, что со мной».
Бывают вечера, когда я выхожу
И трогаю руками камни —
Светлее конопли; углами стен они
В хлеву крестьянском служат.
Когда-то плитами фасада были
Той церкви, что теперь уж нет.
МАРТ
Цветы миндаля для голодных пчел
4
ПОНЕДЕЛЬНИК
Деревья миндаля вокруг дома, они взбираются до развалин дворца Малатеста и так полны цветов, что мы с женой поднялись вслед за ними, чтобы окунуться головой в ароматную гущу кроны самого низкого из них. Нас настигло оглушительное жужжание тысячи пчел, которые слетелись со всей долины, чтобы выпить первый нектар. Я вспомнил долгий ряд параллельных столбов вдоль покинутой железной дороги в долине Ум-Баки Азербайджана. Они были обернуты воздухом, который дрожал, и мы с Антониони приложили ухо к их дереву, как делали это мальчишками.
9
СУББОТА
Вот
уже второе утро как мы с Джанни приходим на площадь и садимся на ступеньки лестницы перед собором. Ждем первых ласточек, у которых гнезда под карнизом колокольни. Воздух горячий, и миндаль в цвету светится даже ночью. Пенсионеры греются на солнце у фонтана. Кладут руки на горячие камни и время от времени стараются лишь поймать мух. Когда порфирные кубы рядом с порталом становятся влажными от сырости, это означает, что в долине туман.Сидела женщина.
Юбка широкая не скрывала
Белую нежность ляжек,
Она становилась черной
Там, где прячется щель.
18
ПОНЕДЕЛЬНИК
В машине с Джанни, вечер. Кто-то зажег костры в честь святого Иосифа. Какая-то девочка посреди поля одиноко смотрит на огонь своего маленького костра. Ясно, о чем будет молиться святому Иосифу — просить, чтобы у нее выросли груди, так принято в этих горах.
20
СРЕДА
Очень сильный ветер, и падают цветы миндаля. Мы стараемся поймать их на лету в перевернутые зонты. Один лепесток прилип ко лбу. Я оставил его там. Знаю, что многие монахи-буддисты хоронят их. Необходимо, чтобы в человеке ослабли амбиции и чувство превосходства для того, чтобы достигнуть понимания всех остальных жизней. Единство мира окружает нас, и все сотворенное на земле равноправно. Одним дан голос, чтобы общаться звуками и словами, другие выражают себя цветом и ароматом. Жить — это значит чувствовать сокрытое дыхание и одного единственного листка. Необходимо почувствовать страдание цветка или послание дружбы, которое приносит нам запах. Восток — это не только географическая зона. Восток — это и создание нашего ума. Восток — это обтекаемая позиция относительно вертикального мира. Восток — это внимание к дрожанию одного листа. Восток — это отказ от желаний. Восток трогаешь руками. Или не трогаешь.
27
СРЕДА
Я не ощущаю себя писателем. Хотя бы потому, что, путешествуя в языке, мне не удается превратить его в нечто более значимое, чем история, которую хочу рассказать. Я лишь один из тех, кто пытается помочь другим скрасить одиночество, обозначить пути, ведущие к поэзии жизни. Вот уже десять лет как я отдаляюсь от книг, где эксперимент становится сущностью рассказа. Люблю дневники, исповеди и слова, которые рассказывают светлячки, появляясь в небе нашего бытия.
31
ВОСКРЕСЕНЬЕ
Падает снег. Редкие хлопья. Мы укрыли герань прозрачными пленками из пластика. Жаль деревьев в цвету. Я стоял с раскрытым зонтом над персиковым деревцем, которое посадили лишь месяц назад. Не могу понять, продолжают ли опадать на землю лепестки цветов миндаля, или снежные хлопья. Вижу, что моя жена принялась накрывать все тюльпаны страницами старых газет. Когда мы сели у камина, спрашивает меня — могут ли страшные известия о войнах, происходящих в мире, о которых напечатано в газетах, повредить цветам. Не дожидаясь ответа, бежит в сад, чтобы сорвать с них эти страницы. В темноте ночи грустно говорит мне: «Я постоянно вижу березовую рощу и собаку, гоняющуюся за бабочками. Это было в детстве, и моя мама, молодая, смеялась на краю рощи». Я попросил, чтобы на террассе сгребли снег перед стеклянной дверью моей студии. Пирамида из снега высотой в два метра. Несколько дней часами смотрю на нее вместе с придворными дамами, описанными великой Сей Шонагон. Иногда они были со мной, но чаще я был с ними и с принцессой Тейши, которая в тысячном году повелела сделать пирамиду из снега в парке прилегающего сада императорского дворца. Сегодня в направлении Уфулиано я открыл одно из многих «окаменевших русл» реки Мареккьи. Быть может, миллионы лет назад часть Монтефельтро[9]поднялась, оставив навсегда долину. Теперь слой камней и сухая грязь служат берегами канавы и держат корни кустов. Мы заметили, что камни, плоские, как камбала, указывают своим более острым концом на Сан-Марино. Понятно, что это было направление течения реки до того, как началось огромное перемещение земляных пластов. Действительно, камни всегда указывают движение потока.
Снег идет и ложится на листья
и на перья летящих птиц.
Они в стекла стучат, у-
даряясь, чтоб о чем-то спросить.
В доме мебель скрипит,
словно семечки щелкает кто-то.
АПРЕЛЬ