Восемь тетрадей жизни
Шрифт:
На жизни важные явленья
Смотреть необходимо стоя.
24
ЧЕТВЕРГ
Небо спокойное и ясное. В машине едем до Мачано, чтобы отыскать старое дерево сорбы[11], уже полное зрелых плодов. Одно из немногих оставшихся. Пучки из его веток подвесим на деревянных балках кухни под потолком. Сворачиваем, покидая асфальт, на средневековые тропы и, наконец, едем по античной римской дороге. К сожалению, землевладельцы рубят деревья, которые обозначают эти старинные пути, и тем самым, уничтожают послания
30
СРЕДА
Ветер жестоко треплет деревья вокруг дома и внизу в долине. Хожу по упавшему миндалю, орехам и раздавленному на земле инжиру. Собрал с десяток еще зеленых плодов хурмы и неспелую мушмулу. Я уже успел забыть, что в июле вода в реке была теплой, а в воздухе был разлит аромат цветущей липы. Часто вечером я смотрю на огонь в камине. Три года назад, 31 октября, умер Феллини. Вспоминаю его стремление к одиночеству, к пустому пространству вокруг себя. Быть может один молчаливый друг рядом или Джульетта, или секретарь, готовая, лишь слушать. Беды многих сваливались на него, и он старался помочь в разрешении их, чтобы не звучали в ушах постоянно повторяемые жалобы.
Он проводил мягкой рукой, слегка касаясь, по своим редким волосам. Путешествия и любопытство туриста раздражали его. Лучше придумывать самому, создавать эти миры в павильоне № 5 в Чинечите. Говорил мне о Нью-Йорке, как о городе золотой мечты, поскольку был покорен его красотой, в момент взлета самолета в аэропорту. Некое раскаяние в том, что прежде он смотрел на этот гигантский город с безразличием. Теперь все наши дни, проведенные вместе в его студии или на улицах Рима, наши откровения, жесты — все это останавливается, оседает в моих мыслях, как оседает пыль на предметах даже если они бесценны.
Когда старик, в горах живущий,
Почуял смертный час,
Прощаться начал со своим добром.
У леса попросил прощенья
За сломанные руки.
На дрова
Рубил их, продавал в пекарню.
В саду погладил нежно
Деревья груши, яблони и сливы,
Согретые осенним солнцем.
На огороде долго взглядом нежил
Салата листья, лук, капусту.
Усталость лечь в постель тянула.
Ее превозмогая, дошел до родника
Воды, со скал скользящей,
Как влажное дыханье.
Сказал: «Вода, ты вниз бежишь,
До моря, его я видел только раз,
Ему привет мой шлю с тобою —
Я был им поражен.
Отсюда сверху мне оно казалось,
Лишь линией прямой и синей».
31
ЧЕТВЕРГ
Средневековые
монастыри всегда строились в уединенных местах, где нетронутая природа говорила о присутствии Бога. В эпоху Возрождения, люди сделались центром вселенной — почувствовали себя всесильными и позволили себе изменять окружающий их мир. Мой поиск нетронутых и, по возможности, диких мест связан прежде всего с желанием обрести в себе способность дикого животного распознавать нюхом первозданный аромат тайны сотворения мира. Желание обрести в себе взгляд животного.НОЯБРЬ
С шарфом из тумана вокруг шеи
4
ПОНЕДЕЛЬНИК
От Петрелла-Гвиди спускаемся по серпантину к долине. Небо набухло тучами, в разрывах между ними — светлый воздух. Неожиданно за поворотом возникли две параллельные радуги. Расстояние между ними метров двести. Быстро спускаемся, чтобы подъехать к подножию небесных арок, которые ясно рисовались на сером небе. Большая из них рождалась на маленьком поле ярко-зеленой травы на правом берегу Мареккьи, а другая поднималась прямо от реки. Останавливаемся у моста и бежим к ногам большой радуги. Чудом успеваем прикоснуться к этой дуге цветной пыли, уходящей в небо, и, почти тотчас же, все исчезает, и лишь на коже остается едва ощутимая влага, как от кошачьего дыхания. Дома меня ждет известие о том, что восемь тысяч километров льда начали таять под огнем вулкана Ватнайекулла, и тысячи мутных потоков бросаются в море. К счастью, в этой же газете объявление, что Поланка потерял вставную челюсть во время концерта.
7
ЧЕТВЕРГ
Ветер сотрясает Италию. На площади в Пеннабилли развевались на ветру уши у тех, кто выходил из церкви. Шел домой, надвинув кепку до бровей и держа ее обеими руками. Последние метры перед домом преодолеваю пятясь как рак. Меня ждал молодой человек с бородкой. Одни из тех юных европейцев, для которых поэтическое дыхание, идущее в Востока, опирается на их хрупкие плечи и на духовность, которую излучают их глаза. Он привез мне весть от Параджанова, письмо, которое Сергей вручил ему в Тбилиси перед смертью. Параджанов просил передать его мне. Потом юноша говорил о своей любви к Персии и ее воздуху, полному свежести, которая встречает тебя в Исфахане по возвращении из пустыни. Он ушел из нашего дома, и в темноте аллеи сказал мне, видимо, уловив грусть в моих глазах: «У персов — солнечная печаль».
9
СУББОТА
Этому дому недостает красок осени. Хотелось бы видеть вокруг желтую листву, прежде чем останутся лишь оголенные ветви миндаля. Деревья инжира свертывают свои сухие листья, на земле они кажутся плохо скрученными сигарами. Правда, королевская мушмула держит свои прекрасные листья с упорством акробата, который сорвавшись с каната, повисает на нем, испуганно раскачиваясь. Думаю посадить горный клен и деревья, которые обозначали бы для меня осень. Мне нравится, когда падают все эти листья. Горничная сообщает мне, что миллионы африканцев из Заира идут неведомо куда и падают на землю, как листья, умирая от голода.
10
ВОСКРЕСЕНЬЕ
Вот уже несколько дней, как собираю сухие листья. Сначала в горах, постепенно спускаюсь все ниже, потому что там, наверху, деревья уже окончательно оголились. Наполняю ими пустые коробки из-под обуви, которые предоставил в мое распоряжение странствующий торговец. Три коробки с красными листьями вишни, две — с желтыми горного клена и одна с листвой королевской мушмулы. Несколько листьев я заложил между страницами книг, и сейчас они расправились и затвердели как тонкие пластинки старинного золота. Но большую часть начал использовать для разжигания огня в камине. Беру горсть сухих листьев и бросаю их между сырых еще дров. Огонь от вишневых листьев отличается от пламени горящей мушмулы. Вся моя нежность, когда я собрал их, обратилась конечным злом.