Восхождение

Я сел, стараясь сохранять внешнее спокойствие, хотя сердце колотилось в груди. Встречи со Сталиным всегда действовали на меня именно так. Смесь напряжения и странного восторга от общения с живой легендой, которую в моем прошлом изучали только по книгам и кинохроникам.

— Двадцать миллионов тонн к тридцать шестому году, — задумчиво произнес вождь, постукивая карандашом по бумаге. — Смелый прогноз. Очень смелый.

— Основан на геологических данных и технических возможностях, товарищ Сталин, — ответил я. — Мы уже начали добычу в районе Ромашкино. Все данные подтверждают наличие крупного месторождения.

Сталин кивнул, не глядя на меня:

— А что с Японией? Вы ведь предсказывали их агрессивные действия в Маньчжурии в сентябре этого года. Повторяю, разведка не фиксирует подготовки к крупной операции. Вы точно уверены в своем прогнозе?

Я внутренне напрягся. Мои предсказания о японской агрессии основывались на знании будущего, но точные даты помнил с трудом. Существовал риск ошибки, а Сталин не прощал ошибок, особенно в таких серьезных вопросах.

— Японцы умеют маскировать свои приготовления, товарищ Сталин, — осторожно ответил я. — Но их стратегические планы неизменны. Ключевые факторы, экономический кризис, милитаризация общества, идеология расширения жизненного пространства, все указывает на неизбежность агрессии.

Сталин внимательно посмотрел на меня, словно оценивая искренность моих слов:

— Посмотрим, товарищ Краснов. Если ваш прогноз подтвердится, это станет еще одним доказательством вашей аналитической проницательности.

Он перевернул страницу докладной записки:

— Теперь о танковом проекте. Вы пишете, что Т-30 успешно прошел испытания и готов к серийному производству. А как с производственными мощностями? Сколько машин мы сможем выпускать ежемесячно?

— При выделении необходимых ресурсов до пятидесяти танков в месяц к концу года, — ответил я. — К середине тридцать второго года — сто-сто двадцать машин ежемесячно. Потребуется расширение производственных площадей, но основа уже заложена.

— Хорошо, — Сталин сделал пометку в блокноте. — А что с сопутствующей техникой? Вы упоминаете бронетранспортеры и самоходные орудия.

— Все на базе шасси Т-30, товарищ Сталин, — пояснил я. — Унификация узлов и агрегатов позволит наладить массовое производство. Бронетранспортер для пехоты, самоходная артиллерийская установка с 76-мм орудием, тягач для эвакуации поврежденной техники… Это революция в военном деле.

Сталин поднял на меня тяжелый взгляд:

— Революция, говорите? Громкое слово, товарищ Краснов. Но если результаты соответствуют вашим прогнозам, мы действительно получим качественное превосходство над потенциальным противником.

Он встал из-за стола и медленно прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Этот характерный жест я часто видел на кинохрониках в прошлой жизни.

— Я даю разрешение на реализацию всех проектов, указанных в вашей докладной записке, — произнес Сталин, остановившись у карты СССР на стене. — «Союзнефть» получит необходимые ресурсы для развития «Второго Баку». Танковому проекту также будет обеспечен высший приоритет. Госплан и ВСНХ получат соответствующие указания.

Я почувствовал, как напряжение отпускает меня. Главное одобрение получено.

— Но учтите, товарищ Краснов, — продолжил Сталин, повернувшись ко мне, — результаты должны соответствовать обещаниям. Партия оказывает вам огромное доверие. И спрос будет соответствующий.

— Понимаю ответственность, товарищ Сталин, — твердо ответил я. — Нефть и танки — это фундамент обороноспособности страны. Я не подведу.

— Хорошо, — кивнул вождь. — Теперь несколько конкретных директив. Первое. Распространить технологию турбобурения на все нефтяные районы страны. Начать с Баку и Грозного, затем перейти к новым месторождениям. Второе. Ускорить реорганизацию Института нефти и газа. Он должен начать работу в новом качестве не позднее августа этого года. Третье. Организовать производство высокооктанового авиационного бензина для нужд ВВС. Это критически важно.

Сталин вернулся к столу и протянул мне лист бумаги:

— Вот список ваших полномочий и приоритетов. Изучите и действуйте. Докладывайте о результатах лично мне ежемесячно.

Я принял документ, чувствуя его историческую значимость. Это не просто указания. Это карт-бланш на преобразование целой отрасли промышленности, а в перспективе и всей экономики СССР.

— И последнее, товарищ Краснов, — добавил Сталин, когда я уже поднялся, готовясь уйти. — Вы знаете будущее, не так ли?

Вопрос прозвучал буднично, словно речь шла о погоде на завтра. Но от него веяло смертельной опасностью. Я замер, лихорадочно обдумывая ответ.

— Я анализирую тенденции и делаю выводы, товарищ Сталин, — осторожно ответил я. — Никакой мистики, только научный подход. Иногда бывают интуитивные озарения. Но они основаны на фактах.

Сталин долго смотрел на меня своими желтоватыми глазами, затем чуть заметно улыбнулся в усы:

— Конечно, товарищ Краснов. Научный подход — основа марксизма-ленинизма. Но, знаете, иногда мне кажется, что вы видите дальше, чем позволяет обычный анализ… Впрочем, пока ваши прогнозы служат интересам социалистического строительства, метод их получения не так важен.

С этими загадочными словами Сталин отпустил меня. Выйдя из кабинета, я почувствовал, как по спине течет холодный пот.

Вождь подозревал правду, но пока решил использовать мои знания в интересах страны. Расчет оправдывался. Моя ценность как источника информации из будущего перевешивала подозрения.

Но надолго ли? И что произойдет, если мои предсказания не сбудутся или Сталин решит, что я представляю опасность для его власти?

Этот вопрос остался без ответа, когда я вышел из Кремля на залитую весенним солнцем Красную площадь. С загадками и опасностями придется справляться по мере их возникновения.

Впервые за долгое время я почувствовал себя творцом истории, а не ее заложником. Будущее менялось на моих глазах, и теперь от моих действий зависело, станет ли оно лучше, чем то, что я оставил в 2024 году.

Глава 17 Институт нефти и газа

Весеннее московское солнце заливало лучами Большую Калужскую улицу, когда наш служебный автомобиль остановился у внушительного четырехэтажного здания из красного кирпича.

Старинная постройка дореволюционной эпохи, некогда принадлежавшая торговому дому Морозовых, теперь служила пристанищем Института нефти и газа. Единственного в стране научного учреждения, занимавшегося вопросами нефтедобычи и нефтехимии.

Массивный чугунный забор с витиеватым узором отделял институт от шумной городской улицы. За ним раскинулся небольшой, но ухоженный парк, где на скамейках, несмотря на ранний час, уже сидели сотрудники, увлеченно обсуждая научные проблемы.

— Нас встречают, Леонид Иванович, — тихо произнес Головачев, указывая на невысокого мужчину в сером костюме, торопливо спускающегося по широким ступеням парадного входа.

— Смирнов, заместитель директора, — так же тихо ответил я. — Но не вижу самого Губкина. Демонстративно не вышел встречать?