Воспоминания мёртвого пилота

Пожаловавшись друг другу на превратности наших непутёвых судеб, мы изрядно напились и завалились спать. Именно завалились, потому, что, проснувшись утром, обнаружили, что вечером даже не разделись. Наши отношения давно переросли из постельно-любовных в дружеские. Порой для нас было важнее увидеться и излить друг другу душу, чем банально переспать.

– Раздевайся, давай. Я твою одежду поглажу, - сказала мне Света, когда я открыл утром глаза.
– Ты не можешь в таком виде появиться перед адмиральской дочкой.

– Меня лучше погладь. Ты же видишь, как мне плохо.

– Не надо было мешать шампанское с коньяком. Такую ночь загубил, - ворчала она, стягивая с меня носки.

Пока я принимал душ Мухина отутюжила мои брюки и рубашку, и пришла ко мне в ванную в тот момент, когда я стоял перед зеркалом и кисточкой с мыльной пеной покрывал выросшую на лице за сутки щетину.

– Ты уже помылся?
– спросила она, хитро улыбаясь.

– Угу, - ответил я, натягивая кожу на щеке для более гладкого бритья.

– А ещё хочешь?

– Не-а, - ответил я, перейдя к шее.

Она дождалась, пока я опущу бритву под струю воды и, запрыгнув мне на спину, сказала:

– А придётся.

Я, полностью поглощенный бритьём своей физиономии, даже не заметил, как она сняла за моей спиной свой халат. Её большая грудь, твёрдо упёрлась в мои лопатки. Обвив меня выше бёдер ногами и обхватив шею руками, она сказала:

– Капитан Григорьев, Вы должны доставить раненую вами в сердце телефонистку прямо в ванную и опустить её на пол, только под струёй теплой воды.

Приятно осознавать, что есть ещё на Земле люди с таким весёлым нравом. Пришлось полностью подчиниться раненой телефонистке и для облегчения страданий разбитого сердца усиленно лечить её под душем.

В квартиру контр-адмирала Капустина я позвонил точно во время моего предполагаемого прибытия. Едва я переступил порог Оля обхватила мою шею руками и принялась целовать меня в щёки и губы, не скрывая радости встречи.

"Хоть один человек может выражать свои чувства открыто. Счастливая девочка. Не надо фальшивить, притворяться, лгать, выкручиваться. Живёт себе и радуется жизни. Ну, может чуть-чуть, иногда переживает за мужа: всё-таки лётчик. Профессия опасная. Да и то, наверно, только тогда, когда подружки-однокурсницы спрашивают её обо мне".

Я поставил свой портфель на пол, взял её за "осиную" талию, приподнял от пола и поцеловал в ответ.

"Это тебе не Мухинские семьдесят килограмм, Валера. У твоей супруги, пожалуй, и пятидесяти нет", - невольно сравнил я, пока держал Олю на весу и вспоминал, как всего два часа назад, в ванной комнате был оседлан пышнотелой Светланой.

– Хватит целоваться, - сказала тёща, выходя из кухни.
– Завтрак готов. Валера, наверно, на казённую еду и смотреть уже не может. Как бы хорошо повара в лётной столовой ни готовили, а всё равно их стряпню с домашней пищей не сравнить.

Особенно с Вашей, Валентина Геннадьевна.

Льстец, - сказала теща.

Я снял верхнюю одежду, вымыл руки и прошёл в зал. Михаил Николаевич раскладывал вилки вокруг празднично накрытого стола. Увидев меня, он протянул мне руку, крепко пожал мою ладонь и сказал:

– Рад видеть редкого гостя. Стараешься от тёщиного дома держаться подальше?

– Хотелось бы поближе, да большой грузооборот Тихоокеанского флота не даёт такой возможности.

– Ладно тебе, грузооборот. Приезжал бы сам почаще к нам, чем жену к себе в Артём каждую пятницу приглашать. Я понимаю, ваше дело молодое, хочется побыть наедине, но и нам, старикам, хочется видеть вас вместе.

– Ну, какие же вы старики? После пятидесяти только жизнь настоящая начинается. Золотое время. Наконец-то утихают плотские страсти, и наступает период мудрого осмысления жизни.

– Я и не подозревал, - сказал тесть, - что зятёк наш философ.

Он ласково потрепал меня по волосам и, взглянув на своих женщин, скомандовал:

– Девчонки, марш на кухню, несите горячее.

Оглядев стол с разнообразными закусками, в числе которых были: форшмак из селедки, крабы, палтус, красная икра, традиционное оливье, морковь с чесноком под майонезом, маринованные грибы, холодные мясные рулетики, овощной салат и что-то, мне ещё незнакомое, на нескольких тарелках, я мысленно представил себе, о каком горячем могла идти речь.

– Давай "по маленькой" для аппетита, пока они там разберутся, - предложил выпить "Столичной" тесть. По бутылке, недавно вынутой из морозильника, стекали капли воды.

Мы удобно уселись на мягких стульях дорогого румынского гарнитура, бывшего очень модным лет пятнадцать назад.

В зал вошли тёща и жена, неся в руках супницу с моими любимыми пельменями и большое блюдо со свиными отбивными, политыми мёдовым соусом.

Наш завтрак затянулся и плавно перешёл в обед. Разомлевшие от обилия вкусной пищи, время от времени заливаемой небольшими порциями высококачественной водки, мы сидели за столом и наслаждались общением. Я рассказал родственникам о посещении всем моим экипажем балета "Спартак", добавив, для смеха, выдуманную мною историю о том, как в третьем акте в партере зала уснул радист. И о том, что большинству из моих "орлов", лучше всего запомнилось посещение буфета. Это слегка развеселило их, но отнюдь не удивило. Плавно свернув наш разговор на обсуждение проблемы общего понижения культурного уровня населения, мы согласились с тем, что марксистско-ленинская философия права: "Быт определяет сознание общества", а не наоборот.

По окончании обеда женщины принялись убирать со стола, а мы с тестем перешли в его рабочий кабинет. Остановились у открытого окна и принялись рассматривать великолепную панораму бухты Золотого рога.

По водной глади скользили катера. Они обеспечивали бесперебойную связь боевых кораблей с береговыми службами. В самом центре бухты стоял на якорях гордость Тихоокеанского флота большой противолодочный корабль "Адмирал Захаров". Красоту картины омрачало лишь воспоминание о трагедии, произошедшей недавно на его борту.

Готовясь к длительному автономному походу по Тихому океану, загрузив на борт полный боевой запас ракет, торпед и артиллерийских снарядов, пополнив склады продовольствия консервами и мукой, а рефрижераторы мороженым мясом, заправив цистерны дизельным топливом, экипаж с часа на час ожидал команды штаба на выход в открытую акваторию.

Главный корабельный двигатель работал на "холостом" ходу, обеспечивая работу генераторов, подающих электропитание всем корабельным потребителям. В половине первого ночи лопатка турбины этого двигателя, сорвавшись с ротора, пробила прочный корпус и попала в топливопровод. Разорвав трубу, пластинка из жаропрочного сплава, пролетела до переборки и, потеряв свою кинетическую энергию, шлёпнулась на слани. А дизельное топливо стало заливать машинное отделение. В четыре утра в нём вспыхнул пожар. Объявленная командиром пожарная тревога подняла на борьбу с огнём не только экипаж корабля и все пожарные катера, но и половину пожарных машин Владивостока. Они стояли на берегу вдоль причалов, и их водяные пушки обрушивали водопад на корабль, в чреве которого бушевало пламя. Угроза взрыва боекомплекта заставила городские власти приступить к эвакуации населения из прилегающих к бухте жилых кварталов. Двенадцать часов сохранялась реальная опасность гибели сотен людей, и ещё восемь часов пожарные гасили отдельные очаги корабельного пожара.

Я спросил у Михаила Николаевича:

– Что ожидает БПК "Адмирал Захаров" в будущем?

– Ремонтируют потихоньку уже, который год. Обещают вновь ввести в строй боевых кораблей, но когда, это одному богу известно. Ты лучше расскажи, что нового у тебя в полку.

– Всё по-прежнему. Те кто летают в Европейскую часть Союза на АН-12-х торгуют там рыбой и икрой, а кто на АН-26-х по Приморью носится, разворовывают противообледенительный спирт.

– То есть как разворовывают?
– удивился тесть.