Воспоминания о Тарасе Шевченко
Шрифт:
боярином» на своей свадьбе.
С удовольствием, а может быть, и тайной радостью, принял Шевченко эту просьбу. Ведь
на Украине нет никого, кто был бы ниже Кобзаря, но нет и никого, кто стоял бы выше. Он с
радостью братался с самым последним старцем-перебендей, но даже самого знатного
помещика не считал себе ровней. Сегодня, в наше время, сделать шафером поэта —
мужицкого сына — дело обычное среди украинских помещиков. Однако тридцать пять лет
тому назад это было неслыханно. Хуторской поэт уже однажды был шафером
хотел быть им еще раз. На его выразительном, хотя и отмеченном печатью Бахуса, лице
заиграла обида, и он при первом же /152/ удобном случае дал волю своим чувствам, на что
гости только плечами пожали. Не знаю, заметил ли это Шевченко, так как «молодой князь»
сразу увез «старшего боярина» к своей молодой княгине.
147
V
Там знали Шевченко по его произведениям и еще по присущей ему манере разговора —
то шутливой, то серьезной и грустной. Никто еще не знал, что он, кроме того, и
удивительный, пожалуй, один из лучших исполнителей народных песен на всей Украине, на
обоих днепровских берегах, да и сам я не думал, что услышу что-то новое, чего еще не
слыхал в гостях у хуторского поэта, где обычно голоса пьяных гостей заглушали трезвые.
Его талант проявился в тот же вечер. В те времена мало кто из украинских помещиков
умел говорить на родном языке, и сам Шевченко в гостях у панов почти всегда говорил по-
русски. Если же он находил среди своих земляков очень близкого себе по духу человека,
который так же, как и он сам, оторвался от родного берега и глубоко погряз в московщине,
он забывал о посторонних и из обычного собеседника становился украинским златоустом.
Таким человеком на все время свадебного празденства стала для него «молодая
княгиня». Она заговорила с ним по-украински, и поэт к великой радости своей увидел, что
она не чурается родного слова. Тогда Шевченко начал допытываться, какие украинские
песни она знает. Репертуар «молодой княгини» оказался обширным и очень порадовал
«старшего боярина», а когда она продемонстрировала свой голос и текст песен, Шевченко
похвалил ее на свой лад: он начал для нее петь и сделал это совершенно непринужденно,
как сказал об этом один из его собратьев по перу:
Ich singe, wie der Vogel singt...*
* Пою я, словно птичка (нем.).
Заложив руки за спину, он стал ходить по залу, будто по саду, и запел:
Ой зійди, зійди,
Ти зіронько та вечірняя;
Ой вийди, вийди,
Дівчинонько моя вірная...
В этом, издавна уважаемом доме, было в тот вечер много гостей. Будто шмели, гудели
они и, как воробьи, щебетали по всем углам дома. Но лишь услышали пение Шевченко, все
вдруг смолкли и будто остался один он под вечерним небом, выкликая свою верную
дивчиноньку.
В тот вечер Шевченко пел, как в молодости, я никогда не слышал равного его пению ни
на Украине, ни в
столицах. Смолкли разговоры и молодых и старых гостей. Изо всех комнатсошлись они в залу, будто в церковь. Нам соловей пел песню за песней, будто пел он на
тенистом лугу, среди калины красной, а не зимой в доме, полном народу. Как только он
умолк, его снова умоляли петь, и он пел и пел на радость людям, и более всего на радость
самому себе. Ты спро-/153/сишь, отчего это развеселился наш поэт страданий и печали, что
общего нашел он с земляками-отщепенцами, почему вступил в живую беседу с теми, к кому
обращается в своем послании к мертвым, и живым, и неродившимся с такими словами:
148
Умийтеся! Образ божий
Багном не скверніте;
Не дуріте дітей ваших,
Що вони на світі
На те тілько, щоб панувать...
Чужое счастье воодушевило поэта, и он своим талантом превратил свадьбу поклонницы
его великого дарования в национальную оперу, которую, пожалуй, еще нескоро услышат на
Украине. Но больше всех на свадьбе была счастлива своим тайным подвигом «молодая
княгиня».
Прощаясь с Шевченко, она подарила ему на память еще одну драгоценность, самую
дорогую из всего, что у нее было: свой венчальный цветок. Этим подарком, сделанным ото
всей души, она отметила и приветствовала его грядущее величие, которого так горячо
желала для счастья Украины.
Здесь кончается веселие и начинается тризна. Тризна по провозвестнику и главному
герою истинной (не той, которой добивались казаки) свободы Украины; готовилось
событие, которого желали самые заклятые враги украинского народа.
VI
В начале 1847 года, приехав в Киев, я прослышал краем уха, что мои братья во Христе,
объединились в братство Кирилла и Мефодия, выработали свой устав и даже имеют свой
особый знак — литой перстень из железа, с буквами К. М.Один из членов этого святого
братства собирался ехать в славянские страны, чтобы в Праге и других центрах славянской
науки изучать славянские языки, а вернувшись, занять кафедру в одном из украинских
всеучилищ. Я не собирался застревать в Германии, хотя и направлялся туда с письмом
Плетнева к Жуковскому. Незадолго до этого умер известный академик — славист Прейс, а о
Срезневском, который занял его пост позднее, еще не было слышно. Академия наук послала
меня пополнить мое славянское образование, чтобы, вернувшись, я смог одновременно
стать и адъюнктом Академии, и преподавателем университета. И мы договорились с этим
членом братства ехать за границу вместе. Я стал допытываться у него: верны ли слухи
относительно святого братства.
Мой будущий попутчик, беспечно засмеявшись, ответил мне, что это была всего лишь
ребяческая забава, и, опомнившись, они этот устав давно сожгли, а перстни побросали в