Восточная Пруссия глазами советских переселенцев

затопили печку, у печки грелись. И замерзли...

Переселение на чердаки и в подвалы было далеко не самым худшим

исходом. В первые послевоенные месяцы существовала еще одна категория

немцев — бездомные: одинокие старики, беспризорные дети. Создававшиеся в

спешном порядке дома престарелых и детские приемники не могли вместить всех

нуждающихся.

т&рш редакции газеты «Новое время», издававшейся на немецком языке,

рассказала о таком случае:

139

— Однажды в кабинет к редактору вошла старая немка лет семидесяти-

восьмидесяти и с плачем упала перед ним на колени. Ее подняли, успокоили.

Она рассказала, что одинока и бездомна, во время бомбежки английскими

самолетами улица, где она жила на берегу реки Прегель, была полностью

разрушена; дочь ее погибла при пожаре. Женщина просила устроить ее в дом

престарелых. Легко сказать, но где найти там место? Мне поручили отвести немку

в учреждение, которое занималось этими вопросами и размещалось где-то в

конце улицы Тельмана или на улице Александра Невского (уже не помню точно).

Дело было зимой, на мостовой полно снегу, еле дотащила я эту женщину,

поддерживая под руку, до нужного дома. Но там не хотели ее принять из-за

отсутствия мест в интернате. Пришлось мне идти за помощью в обком партии (он

находился тогда на Советском проспекте). Все уладилось, немку удалось

определить в дом престарелых.

Особенно трудно немцам было пережить жестокую зиму 1946— 1947 годов.

В это время Нина Моисеевна Вавилова работала на ва- гонзаводе: «Кому негде

было жить — те ходили зимой на завод ночевать. Много стариков позамерзало в

ту зиму. И возле моего станка я увидела немца-старика, трогаю его, проснись,

мол, — а он уже окоченел. Такая была зима суровая, мороз сильный.

Переводчица, фрау Люшкина, говорила: «О, рус, вы приехали и зиму привезли. У

нас никогда такой не было».

Голод гражданского населения

Еще более острой проблемой для оставшегося немецкого населения было

пропитание. Легче было тем, кто сохранил свое жилье, а значит, имел и какие-то

запасы. Об этом вспоминала Мария Алексеевна Скворцова из поселка

Саранское: вместе с другими переселенцами она не раз находила спрятанные

немецкие фляги с зерном. Но большинство немцев запасов не имело.

«Коменданту гор. Кенигсберга генерал-майору тов. Смирнову.

Все выявленное и выявляемое в городе Кенигсберге продовольствие и

фураж передайте в распоряжение интендантского управления фронта.

нувших оарж, кар1ифсло, находящийся на складах города, и мясной ^ой,

имеющийся на холодильнике.

Начальник тыла 3 Белфронта генерал-майор и/с Рожков,

22 апреля 1945 года».

ГАКО. Ф. 330. Оп. 1. Д. 7.Л.1.

Анатолий Адамович Поплавский из Багратионовска заметил, что «немцы

часто прибивались к воинским частям: стирали, убирали — тем и кормились».

«Когда войска стояли в городе, повсюду были походные кухни. Вместе с нашими

солдатами питались и немцы. Когда походных кухонь не стало, положение

немцев осложнилось» (Я. А. Л-ин).

В первые же недели после взятия Кенигсберга на местное население была

распространена карточная система. Нормы получаемого по ним продовольствия

были очень скромные, но и их отоваривать приходилось с большим трудом.

«Снабжение немецкого населения обеспечивается по линии отпуска

продовольствия в централизованном порядке с НКО. Для трудоспособного

немецкого населения хлеб отпускается 400 граммов. Нетрудоспособные и

иждивенцы получают хлеба — 200 граммов.

Для работающих по строительству, канализации, водопроводу организовано

общественное питание. Горячая пища выдается один раз в день. В данный

момент НКО отпуск продуктов совершенно прекратил».

Из доклада о работе гражданского управления Кенигсберга

140

за апрель-ноябрь 1945 года.

ГАКО. Ф. 330. Оп. 1. Д.5. Л.61.

кто воспитан в нацистском духе и не хотел работать на советское

государство?

Нам видится более простое объяснение: не все могли работать, да и число

рабочих мест было ограничено. За работу (а значит, и паек) держались изо всех

сил. «У работающей на вагонзаводе фрау Цимлер было двое детей. Очень они

голодали. Мать их в холод, больных, за собой на работу таскала, чтобы только

карточки не лишиться», * свидетельствует Нина Моисеевна Вавилова.

Те, кому не удавалось устроиться на работу, крутились как могли: шли в

няньки, домработницы, шили одежду на заказ, ловили и торговали рыбой,

продавали оставшиеся вещи.

— Когда мы жили в поселке Дружба Правдинского района, к нам ходила одна

старушка-немка. Жила она с двумя внучками. У нас от коровы по три ведра

молока надаивали. Так мама ей молока давала. Старушка все хотела что-то для

нас сделать. То носочки поштопает, то еще что-то. Пыталась в обмен на молоко

вещи приносить, а мама не брала. Что же брать-то, если у нее самой две

маленькие девочки остались. Брат наловит рыбы и тоже ей давал, —^

вспоминает Антонина Егоровна Шадрина.

Часто немцы ходили по домам, просили работу. «Так брать что- нибудь

стеснялись, — рассказывает Елена Тимофеевна Караваш- кина. -- Очень

совестливый народ. Были как котята беспомощные. Домой приходили, просили