Восточная Пруссия глазами советских переселенцев

болезнями. Мыла ни больницы, ни население не получают.

Голод, холод, эпидемии уносили в месяц по две-три тысячи жизней. Умерших

не успевали хоронить. Алексей Васильевич Трамбо- вицкий зашел однажды в

несохранившуюся до сегодняшнего дня кирху: там было сложено около двадцати

трупов немцев. По уграм выделенный из воинских частей команды проезжали по

городу и собирали завернутые в простыни трупы для последующего захоронения.

Зимой сорок седьмого положение некоторых жителей было столь безысходным,

что «чуя смерть, они сами приходили на кладбище и ложились умирать на

могилы своих родственников» (Владимир Дмитриевич Ф о м и н, Калининград).

В центральной больнице до 15% больных помещены на матрацах на полу

(без коек), в инфекционной больнице до 80% по два человека размещены на

одной койке».

Из доклада гражданского управления Кенигсберга за 1945 год.

ГАКО. Ф. ЗЗО.Оп. 1.Д.5.Л. 63.

Кто знает, какова бы была жатва скорби, если бы не сострадание и помощь

немцам со стороны простых русских людей.

Р#- Нам самим было голодно, но мы как могли помогали немцам, спасая их

от голодной смерти, особенно немецких детей. Наши переселенцы сами

приглашали к себе домой немецких женщин с маленькими детьми и кормили их,

отрывая продукты от своего тощего пайка. У кого были коровы, отдавали часть

молока безвозмездно немецким детям (у немцев коров не было), *— рассказал

Павел Григорьевич Бело* шапски й.

Когда я работала в Зеленоградске в воинской столовой, — вспоминает

Матрена Федотовна Букреева, — пошла раз коров доить. Немцы выбегли.

Просют. Голодные. Я раздала все молоко (так было два раза). Начальник мне

говорит: «А своих чем будешь кормить?» И когда я у генерала Кондратьева

работала, две девочки ходили: «Брут, брут?». Я их кормила. Немок брала помочь

полы помыть — тоже кормила. Наш генерал немцев не обижал. Никого. Всегда,

когда немцы приходили, просили, говорил: «Накорми».

143

Наталья Петровна Любкина из поселка Гастеллово тоже жалела немцев:

«Голодовали они и ко мне ходили просить молока. От коровы молока много

надаивала — куда его девать? Я все время давала. Один старичок-немец ко мне

приходил. Всегда налью ему. Так он не хотел оставаться в долгу: накосит тележку

сена, привезет мне. Когда он не приходил, так я ему относила. Однажды

мальчишки прибежали, говорят, что этот немец меня зовет. Жил-то он совсем-

совсем один в избушке на окраине. Пришла я, а он лежит — помирает. Так долго

смотрел на

меня и все повторял: “Алее капут, алее капут”, — всё, значит, конец пришел.

Так и помер. Потом пришли немцы, его похоронили».

Когда уже нельзя было сохранить жизнь взрослым, старались спасти хотя бы

детей. Вспоминает Антонина Семеновна Николаева, работавшая в 1946 году в

колхозе имени Горького близ Мамоново:

— Немцы — жители нашей деревни — пухли с голоду. Однажды пошли на

соседний хутор. В одном из домов обнаружили немку-мать с дочерью. Маленькая

девочка жестами объяснила, что ее мать умирает. Потом она принесла

фотографии и показывала, объясняя жестами, кто изображен на фотографиях, а

после этого показала могилу своей сестренки в саду. Мы накормили девочку и

взяли с собой; ее мать схоронили.

Не все переселенцы были столь отзывчивы. Александре Афанасьевне

Селезневой из Калининграда однажды потребовалась лопатка для работы в саду.

Договорилась с соседями-немцами:

— Жили они голодно, я понесла им хлеба, хоть сами они об этом не просили.

Когда шла к ним с хлебом, мне навстречу вышла женщина с такой же лопаткой. Я

стала спрашивать ее, но она ничего не ответила. Я пошла в квартиру, а там жили

трое немецких детей без матери, мать поехала еще в войну в Берлин, да так и не

вернулась. Так эти дети мне говорили: «Рус лопатку цап-царап!» Я отдала детям

хлеб и ушла без лопатки.

Поддержка нужна была людям особенно в глубинке. По свидетельству Анны

Филипповны Павликовой из поселка Красноярское Озерского района, тамошние

немцы даже обрадовались, когда стали прибывать переселенцы:

— Говорили: «Слава Богу, хоть Русь приехала! Нам теперь хоть соли дадут,

хоть покушать чего-нибудь». Ведь делились мы всем. И хлебушка им дали, и

рыбки, и соли дали, а то они одну крапиву варили несоленую — опухли даже.

Молоко им давали, ведь коровка у нас была, приходили — мы им и давали. В

общем, чем могли помогали. Мы сами голодными были, а людей надо было

поддержать — ну куда денешься.

Немцы на работе

«В связи с наступлением летнего времени и необходимостью лучшего

использования немецкой рабочей силы разрешить немецкому населению с 6 мая

1945 г. хождение по улицам города с 7 часов утра дс79 часов вечера».

Из приказа № 8 военного коменданта Кенигсберга от 6 мая 1945 года.

ГАКО. Ф. 330. Оп. 1. Д. 2. Л. 7.

В первые послевоенные месяцы, до массового переселения совет* ских

граждан, немцы оставались основной рабочей силой. Они работали на

промышленных предприятиях, в военных совхозах, воинских частях, подсобных

хозяйствах, леспромхозах — словом, везде, где нужны были рабочие руки. Много

144

оставалось немцев-врачей, других специалистов. Почти все почтальоны в

Кенигсберге были немцами, только они хорошо знали районы и улицы города.

Интересно, что немцы стали первыми вагоновожатыми пущенного в 1946 году

трамвая. «Им было трудно объявлять остановки на русском языке. Вместо «ЦБК-