Война меча и сковородки

– Он сладкоречив, верно?
– спросила королева у Эмер.
– А вы, наоборот, потеряли дар речи?

– Ваше Величество, просто жена должна во всем подчиняться мужу, - ответила девушка.
– Мой супруг принес мне извинения за недостойные поступки и так умолял простить его, что мое нежное сердце не могло не откликнуться на мольбы.

Годрик поперхнулся, и королева взглянула на него с подозрением. Но возражать он не стал, и Ее Величество успокоилась.

– Потом расскажете, чем он уговорил вас, - шепнула она графине.

Эмер отошла прочь вся пунцовая. Они с Годриком сели в самом верху стола, сразу за придворными из королевской свиты.

– Тетя рада, что мы поладили, - шепнул ей на ухо Годрик, и рука его поползла по ее талии.

– Что делаешь, бессовестный?
– возмутилась Эмер тоже шепотом и притворно.
– На нас смотрят!

– Пусть смотрят. Ты моя жена, и сегодня ночью я намерен получить от тебя все, что причитается мужу.

От его голоса у Эмер голова пошла кругом, а такие откровенные слова заставили ее жарко покраснеть. Годрик заметил это и не преминул подшутить:

– Отчего смущение? Ты столько раз покушалась на мое тело, а когда я решил тебе его предложить - краснеешь, как девочка.

– Бесстыдник, - прошептала Эмер.

– То ли еще будет, когда мы окажемся в алькове, и некому будет нам мешать...
– рука его переместилась пониже спины, мимоходом огладив два упругих полушария, упрятанных под шелком платья.

Эмер ахнула и опрокинула кубок с вином. Слуги тут же бросились вытирать красную лужицу, налили для графини Поэль другой кубок и смахнули капли вина с ее платья. Годрик, посмеиваясь, отстранился, но Эмер то и дело встречала его взгляд - взгляд ласковый и многообещающий. Взгляд, обращенный к ней. И сердце ее билось от любви и счастья.

Она мельком вспомнила и тут же думать позабыла про Тиля, который оказался не столь везучим в любви. Но такова жизнь - как рыцарский поединок. Кто-то остается на коне, кто-то падает на песок.

Юная пара едва дождалась полуночи - времени, когда даже хозяину можно покинуть пир, чтобы не проявить неуважения к гостям.

– А теперь пора нам уединиться, - сказал Годрик негромко, чтобы только Эмер услышала. И она услышала, и снова покраснела. Держась за руки, они двинулись из зала, как вдруг в распахнутую дверь вошла женщина. Полнотелая, с мягким простоватым лицом и руками, огрубевшими от тяжелой работы. Были на ней поношенное, но добротное платье, серый домотканый платок, повязанный узлом пониже затылка, и разношенные кожаные башмаки со сбитыми каблуками. Эмер успела удивиться, кто это пропустил вилланку в Дарем, да еще на королевское пиршество. Просители приходили в строго отведенные дни, да и принимал их кто-то из чиновников. Она потянула Годрика в сторону, чтобы обойти странную просительницу, но женщина тоже сделала шаг в сторону и решительно преградила им путь. Эмер посмотрела грозно, но женщина не заметила ее взгляда. Глаза ее были обращены на Годрика, и в глазах были слезы.

– Сыночек...
– сказала она надрывно и заплакала, упав на пол и обнимая ноги Годрика.

В зале замолчали все, даже барды прекратили песни, хотя им не было слышно и видно, что там творилось у дверей.

– Оставь меня, женщина!
– прозвучал слишком громко в наступившей тишине голос Годрика. Он выпустил руку Эмер и пытался освободиться от схватившей его вилланки, но та вцепилась клещами.

– Сыночек! Сыночек!
– голосила она.
– Наконец-то я нашла тебя!

Эмер подоспела на помощь Годрику быстрее, чем гвардейцы, которые, казалось, превратились в статуи, подпирая стены. Схватив вилланку за плечо, она так сдавила его, что женщина охнула и разжала руки. Эмер толкнула ее в бок коленом, толкнула сильно и резко, и нарушительнице спокойствия только и оставалось, что неуклюже завалиться на бок.

– Уберите эту сумасшедшую!
– велела девушка, но гвардейцы не сдвинулись с места.

– Что происходит?
– спросила королева, отставляя кубок с вином.
– Кто эта женщина, и почему она называет сыном нашего племянника?

Услышав голос королевы, вилланка безошибочно признала в ней правительницу Эстландии и метнулась вперед так проворно, что ее не успели задержать.

– Ваше Величество!
– она упала на колени возле кресла королевы, пытаясь поцеловать носки королевских туфель.
– Меня зовут Бодеруна, и я пришла сюда из Синегорья, чтобы просить вас о справедливости! Верните мне сына, - она ткнула пальцем в сторону Годрика, который наблюдал за этой сценой, остановившись посреди зала, как столб, хотя Эмер дергала его за рукав, пытаясь увести.

– Ты ошиблась, милая, - сказала королева ледяным тоном.
– Это - милорд Фламбар, сын моей сестры Геновефы.

– Это мой сын, - сказала Бодеруна страстно.
– И я могу это доказать.

Глава 26

Речи вилланки были услышаны даже теми, кто изрядно выпил на этом пиру. Воцарилась тишина, и только потрескивали свечи. Все ждали, что ответит на такую крамолу королева, и ответ не заставил ждать долго.

– Твой сын? Докажи, - промолвила Ее Величество.

– У него родимое пятно в паху, слева, - сказала вилланка, - пятно в форме птицы, расправившей крылья.

Эмер вскрикнула и тут же зажала рот ладонью. Придворные приглушенно зашумели, королева помрачнела ещё больше, а Годрик по прежнему не произносил ни слова.

– Ваше Величество! Это ничего не значит!
– Эмер бросилась защищать мужа так яро, словно нападали на нее саму.
– Любой мог узнать об этом пятне! Это не доказательство!

– Помолчите, графиня Поэль, - процедила королева.
– Мы сами разберемся. Скажи, женщина, есть ли у тебя что-то кроме слов?

– Разве иначе я осмелилась бы появиться перед Вашим Величеством?
– ответила Бодеруна и вытащила из-за пазухи старый пергаментный свиток, истрепанный на концах.
– Вот здесь записано, как леди Геновефа, ваша сестра, купила моего ребенка за сто золотых и записала его, как своего. Здесь есть и подпись епископа Беды, который в то время служил у нас в Синегорье. Он засвидетельствовал покупку, потому что посчитал, что ребенок достоин лучшей жизни, чем можем предложить мы, его родители.

– Передайте свиток нам, - сказала королева, и леди Бертрис немедленно выступила вперед, вырвала у Бодеруны свиток, чтобы преподнести его Её Величеству.

Но навстречу придворной даме вышел епископ Ларгель.

– Дайте мне документ, - сказал он, и леди Бертрис послушно протянула ему пергамент, и отступила в страхе.

– Одно время я хорошо изучил подпись досточтимого Беды, - сказал Ларгель Азо, не обращаясь ни к кому, и даже к королеве повернувшись спиной.
– И смогу отличить подлинную от поддельной.

Он поднес пергамент к свече, и Эмер втайне понадеялась, что сейчас епископ словно бы случайно подожжет ужасный договор купли-продажи ребенка, и слова вилланки останутся всего лишь словами вилланки.

Но чуда не произошло.

– Да, это подпись Беды из Синегорья, - признал Ларгель, поднося пергамент королеве.
– Ошибки быть не может.

Теперь наступила очередь Её Величества изучить договор. Она разложила его на коленях и достала стеклянную линзу в металлической оправе, чтобы рассмотреть получше.

Все время, пока королева занималась документом, Эмер не находила себе места от волнения, она порывалась говорить, но железная рука Годрика, сжимавшая ее запястье заставляла умолкать. Посмотрев на мужа после того, как он в очередной раз приказал ей молчать, Эмер поразилась, насколько замкнутым стало его лицо. Только что он шутил с ней, горел желанием и даже смеялся, и вдруг... перед ней прежний Годрик. Надменный, неулыбчивый, такой... далёкий.