Война меча и сковородки
Шрифт:
Все еще возлежа на куче отбросов, Эмер закатила глаза. Поистине, небеса были против них. С чего бы епископу так некстати возвращаться в Дарем? А ведь вернулся, выскочил, как демон из преисподней. Она поднялась и медленно выглянула из-за края повозки, а Годрик оглянулся, опуская меч.
Совсем рядом стоял небольшой отряд - всего-то человек восемь, но все вооружены арбалетами, со снаряженными болтами. И все эти болты сверкали начищенными гранями в свете факелов, и были направлены в сторону беглецов.
– Мы снова встретились, добрый сэр, - сказал епископ Ларгель, подходя к безоружному
Тот еле заметно усмехнулся, глядя ему в глаза.
– Пытаетесь стать героем в одиночку?
– спросил епископ.
– Я же сразу предупреждал, что не выйдет. Пара глупостей - и вы останетесь в гордом одиночестве один на один со смертью.
– Вы отлично спророчествовали, Ваше Преосвященство.
– Я не пророк. Я не вижу будущее. Зато умею угадывать ошибки в настоящем. Расчистите дорогу, - приказал он, и двое гвардейцев развернули повозку, преграждавшую путь бегущим из Дарема, а еще двое вытащили Эмер и отобрали меч.
Вместе с гвардейцами из Дарема явился Тилвин. Он то и дело подносил руку к затылку и морщился. Видно удар мастера Брюна оказался сильнее, чем предполагалось.
– Я зарежу этого толстяка и зажарю, - ругался бывший начальник стражи.
– И скормлю его проклятым поварам-предателям...
– Ведите себя, как рыцарь, а не как разбойник с большой дороги, - осадил его Ларгель, и Тилвин немедленно замолчал.
– Так и знала, что вы заодно!
– Эмер плюнула в сторону Ларгеля Азо, но не попала.
Он обернулся, разглядывая ее.
– Это графиня Поэль, - сказал Тилвин, вмиг ставший робким, как ягненок.
– Я вижу, - ответил Ларгель.
– Посадите ее под замок, пока приедет королева. Её Величество хочет сама вынести приговор мятежникам.
– Мятежникам?!
– возмутилась Эмер.
– Годрик, ты слышишь? Они нас называют мятежниками!
– А сэра Годрика в подвал, - распорядился Ларгель.
– И никаких пыток, и никаких разговоров ни с тем, ни с другим, пока не появится королева. Охранять их будут мои люди.
– Ваше Преосвященство, - вмешался Тилвин, - я могу позаботиться о графине Поэль, позвольте мне...
– Вы сделали свое дело. Этого довольно.
– Но я хочу помочь...
– Помогите себе, милорд. Приложите лед к голове, например.
Тилвина так и заиграл желваками, но спорить с епископом не посмел.
Пока Эмер тащили до замковых ворот, она упиралась и оглядывалась, пытаясь разглядеть, что же будет с Годриком. Но тот остался возле епископа, и даже не посмотрел вслед жене.
Ее опять заперли в спальне, где на полу лежали разрезанные путы, а одеяла на кровати были скомканы, будто на них валялась кабанья семья в десять хвостов. У Эмер отобрали шлем и гвардейские одежды, оставив лишь нижнюю рубашку, чтобы прикрыть наготу. И не особенно удивительно было, когда часа через два к ней заявился епископ Ларгель.
– Заставили даму ждать!
– сказала Эмер бесстрашно.
– У вас дурное воспитание, Ваше Преосвященство. Что вы намерены делать? Со мной и Годриком?
– Я - ничего не намерен, - ответил епископ, пропуская в комнату служанку, которая внесла платье и положила его на кресло, стараясь не помять. Платье было голубое, похожее на подвенечное,
хотя и не столь искусно украшенное, как полагается новобрачной.Эмер посмотрела на платье с опаской.
– Завтра приезжает Её Величество, - пояснил Ларгель Азо.
– Я велел приготовить вам подобающий наряд. Возможно, королева смягчит приговор и выдаст вас замуж. Чтобы вы остепенились, наконец. Приведите себя в порядок, графиня. От вас воняет помоями.
– За кого это вы прочите меня?
– спросила Эмер, не обращая внимание на явное оскорбление.
– За Тилвина Тюдду? Я лучше умру, так и знайте.
– Может, до этого не дойдет, - сказал епископ с обманчивой мягкостью.
– Может, Её Величество решит на суде, что вы недостойны замужества и предпочтет... заточение в монастырь.
– За что же собираются судить? Мы ничего плохого не сделали. Это нас держали в плену и издевались без обвинения.
– Вы напали на Дарем с целью захватить оружейные мастерские, - ответил Ларгель Азо, проверяя, надежно ли заперты ставни, - устроили членовредительство сэру Тюдде, поверенному королевы, сопротивлялись гвардейцам. Вы - мятежники. Тисовая ветвь и все такое...
– Хотите обвинить нас в своих преступления!
– ахнула Эмер.
– Но королева ни за что вам не поверит! Я расскажу про подлог договора, про подделку подписи ее сестры, и про то, как господин поверенный, - она сказала это с особой ненавистью, - поставил печать Фламбаров, обольстив наивную девицу!
– Говорите, что угодно. Королева верит лишь лорду Саби.
– Который сам - главный мятежник!
– Попридержите-ка язык, неугомонная леди. Если не хотите лишиться его раньше времени. Лорд Саби - верный слуга Её Величества, облыжно обвиняя его в измене, вы совершаете еще одно преступление. О котором я, как верный слуга короны, обязан доложить.
– Вы - самый большой лицемер, которого я когда-либо видела, - сказала Эмер с ненавистью.
– Вы вольны думать, что хотите, - ответил епископ, подходя к двери.
Эмер сжимала кулаки, ища способ отомстить предателю хотя бы резким словом. Она выпалила:
– Теперь я понимаю, почему принцесса Медана вырвала себе глаза!
Упоминание о святой Медане попало в цель, и Ларгель медленно обернулся.
– Ей было так же мерзко смотреть на вас, как на чумную жабу, - Эмер произнесла это со всем презрением, на которое была способна.
– Я бы тоже вырвала себе глаза, лишь бы вас не видеть. Но у меня нет такой силы духа, какая была у нее! И что бы там не говорили летописи, ваш предок не раскаялся, а был проклят из-за того, что совершил. Проклят до конца веков!
– Что ты сказала?
– он тряхнул головой, приближаясь почти вплотную.
– То, что ваш род уже сто лет пытается загладить грех, совершенный вашим предком, но мало преуспел. И вы прекрасно это осознаете. Иначе зачем вам плакать над ее трупом и вставлять изумруды в глазницы? Медана вырвала себе глаза - и это ваше проклятье, епископ! Но и после смерти вы не оставляете ее в покое и тревожите ее святую душу!
– Ты не знаешь, о чем толкуешь, девчонка, - ноздри епископа гневно затрепетали, а в глубине зрачков опасно вспыхнул красный огонь.