Война меча и сковородки

Эмер благоразумно замолчала.

Черный от копоти факелов подвал был сырым и холодным, как могила. Ступая по камням, Эмер пару раз чуть не поскользнулась, но Тилвин успевал подхватить ее под локоть и не давал упасть.

Вдоль стен шли ниши, закрытые решетками, Эмер смотрела на них со страхом, ожидая увидеть там Годрика. Но все клетки были пустыми.

– Его там нет, - угадал ее беспокойство Тилвин.
– Неужели ты думаешь, что я настолько жесток, что мог предложить бывшему хозяину тесную и холодную клетку? Что ты, поселил его в покоях просторных и теплых.

Они вышли из коридора в подземный зал, и Эмер поняла, что Тилвин не соврал ни словом - зал и вправду был просторен, и угли в жаровне давали много тепла. Только в жаровне лежали металлические прутья, раскаленные докрасна, а у стены стоял Годрик - в цепях и в крови. Рубашка его висела лохмотьями, лицо было в ссадинах. Он увидел Эмер, но ничего не сказал и даже не шевельнулся.

– Он уже не такой красавчик, как был раньше, верно?
– Тилвин обнял Эмер за шею.
– Посмотри на него внимательно. Неужели он до сих пор тебе нравиться?

Эмер не ответила, глядя на Годрика не отрываясь.

– Говори, - легко встряхнул ее Тилвин, а когда она продолжила хранить молчание, сделал знак одному из гвардейцев.

Тот немедленно пнул Годрика в живот. Пленник согнулся пополам, повиснув на цепях.

– Ай, как больно, - пощелкал языком Тилвин.
– Он жалок, не правда ли? Просто жалок. Он не достоин твоей любви.

– Именно сейчас я люблю его сильнее всего, - ответила Эмер.

Тилвин снова кивнул, и на Годрика снова обрушились удары. Один из гвардейцев бил пленника столь усердно, что рука устала. Поразмыслив, он взял ивовую палку, чтобы было сподручнее.

– Разве ты не понимаешь, что чем больше упорствуешь, тем хуже делаешь ему?
– шептал Тилвин на ухо Эмер.
– Тем больше я ненавижу его, и тем больше мне нравится наблюдать его мучения.

– Тебе вообще нравятся мучения, - ответила она, не в силах отвести взгляда от избиения, хотя каждый удар отзывался в ее сердце болью.
– Тебе нравится унижать людей. Это признак извращенного ума.

– Всего лишь воздаю по заслугам, - не согласился Тилвин.
– Что ж, теперь мы опять вместе. Я даже меч принес, - он взял со стола меч с розами и показал его Эмер, поймав на клинок свет от факела.
– Ты сказала, он прекрасен. Я согласен с тобой - безупречная работа.

– Ценитель красоты, - буркнула Эмер, отворачиваясь.

– Ценитель, - согласился Тилвин.
– Но мне всегда больно, когда красота пропадает без толку. Вот и этот меч - для чего он, если та, кому он предназначался, его не получит? Мне жаль, что придется так поступить. Сломайте!
– велел Тилвин, передавая оружие тюремщикам.

Эмер стремительно оглянулась и вскрикнула, когда на клинок опустился каменный молот, каким в стародавние времена отбивали руки и ноги отступникам. Металл брызнул острыми осколками, и меча не стало. Гвардеец, убивший меч, бросил бесполезную рукоять под ноги Годрику.

– Что ты наделал?!
– Эмер бросилась на колени, подбирая осколки в подол платья. Она порезала палец, и несколько капель крови упали на каменный пол.

– Миледи порезалась, немедленно позовите лекаря!
– Тилвин схватил Эмер за плечо, дернул подол ее платья, заставляя выбросить останки меча, и повернул ее руку к свету.

– Ты так неосторожна, - попенял он.

Эмер вырвалась, зажимая порез рукавом.

– Никогда этого не прощу тебе, - сказала она с ненавистью.

– Ты так переживаешь из-за никчемной железки...

– Ты сломал не меч, ты ранил душу!
– Эмер вдруг заплакала, и сама застыдилась своих слез. Она свирепо вытирала лицо, но слезы все текли и текли.

Тилвин смотрел, как она плачет со странным выражением.

– Ранил душу, - сказал он, - все верно. Иногда ранить душу - это еще больнее, чем ранить тело. Годрик, ты тоже так думаешь?

– Я думаю, что придушу тебя, когда освобожусь, - ответил Годрик глухо.

– Ого! И голос прорезался!
– восхитился Тилвин.
– А ведь молчал, как могильный камень. Значит, я на верном пути. Я забрал твой замок, твою сестру, твои земли и титул. И даже твое ремесло. Осталось лишь забрать твою женщину. Потом я расскажу тебе об этой ночи, кузен. Пойдем, - он взял Эмер за локоть и повел к выходу.

– Только посмей к ней прикоснуться!
– крикнул Годрик, повисая на цепях всем телом. Звенья заскрипели, но держали крепко. Даже такому силачу было не под силу их разорвать.

– Можешь бесноваться, сколько угодно, - сказал Тилвин холодно.
– Теперь Эмер моя. И сами небеса не остановят меня.

Эмер не вырывалась, пока он тащил ее до спальни. Не в покои леди Белльфлёр, а в спальню. Но когда он отпустил ее и отстегнул брошь, скреплявшую плащ, сказала:

– Если подойдешь, перегрызу тебе горло.

– Тогда Годрик умрет, - ответил Тилвин спокойно, снимая перчатки и бросая их на стол.
– И умрет леди Фледа, и Острюд. Ты хочешь быть повинной в их смерти?

– Все мы когда-нибудь умрем, - философски ответила Эмер.
– Но и ты сдохнешь, а меня не получишь.

– Почему ты так жестока ко мне?

– А почему я должна относиться к тебе иначе?

– Все, что я делал, было только из-за любви.

– Ложь. Ты все делал лишь ради собственной выгоды - предавал, убивал, шел на подлости и подлоги.

– В отношении тебя я не совершил ни одной подлости, - сказал Тилвин, расстегивая квезот и распуская вязки на рукавах.
– Не хочешь помочь?

– Я развязываю рукава только одному мужчине, и он - не ты, - ответила Эмер дерзко.
– Говоришь, не совершал подлости... А как назвать то, что хочешь совершить сейчас? Кто-то говорил о королевском разрешении на брак...

– Ты же слышала, что королева прислала совсем другой ответ, - любезно напомнил ей Тилвин.
– Боюсь, Её Величество очень зла на тебя, и сейчас думает не о том, как устроить твою жизнь, а как наказать. Когда она приедет, я сообщу, что брак уже свершен, и ей ничего не останется, как узаконить его.

– Какой предусмотрительный! А где это королевское послание? Существует лишь в твоем воображении?

– Не веришь?
– Тилвин усмехнулся и распахнул двери, приказав принести королевское письмо в отношении графини Поэль. Пока кто-то из гвардейцев ходил за письмом, Тилвин налил в бокал вина и расположился в кресле, лениво посматривая на Эмер, которая стояла, у противоположной стены, прижавшись спиной.

Вскоре принесли пергамент, к которому крепилась печать с оттиском короны. Тилвин жестом предложил Эмер взять документ, что она и сделала, торопливо схватив послание, и снова отступила к стене, словно она могла защитить ее.