Война не Мир
Шрифт:
– Ты не понимаешь!
– сказала Рената.
Все правильно. Давай, объясни, что через 40 дней начнется зима, и ты прилетела всех нас спасти.
– Через шесть недель…
«Началось», - подумала я. Мне стало досадно. Я все-таки вскочила с дивана.
– Послушай, почему бы тебе сразу не выложить все?
– с оттенком тихого раздражения предложила я, - давай, объясни нам большой секрет: почему мы не живем как хотим, где прячется душка Бен Ладен, и почему корреспонденты ВВС до сих пор не могут заказать ему отравленный гамбургер.
– Там свинина.
Ее голос немного дрожал, но в словах была логика. Мне стало невыносимо жаль мою чокнутую. Красота спасет мир, однако. Если
– Тебе нравился этот плакат, верно?
Я заинтересовалась. Как часто говорил про себя мой ангел, открывая на компе зеленый пасьянс: меня не проблема развеселить.
– Какой плакат?
– спросила я, вставая на цыпочки и заглядывая Ренате через плечо. В смысле роста, она - Том Круз, а я - ее больной аутизмом братец (которого играл Дастин Хофман).
За окном над дорогой висел тронутый дождем баннер «здесь должна быть ваша реклама». Я закатила глаза. Мне отчаянно недоставало моего бойфренда.
– Рената, пойдем спать!
Может… показать ее врачу?
– ненароком подумала я.
Арт-директор лечил акне. На столе у него стояло несколько банок медицинского вида. На столе у главного лежал гелевый имплант.
– Что это?
– А вот это, - главный взял бесформенную лепешку в ладонь, - вставляют в грудь.
Его объяснение почему-то звучало с упреком. Раньше я думала, что это должно выглядеть обычными сиськами.
– Твоя температура прошла?
– спросил главный. Вопрос почему-то звучал с вызовом.
– Нет, - ответила я.
Главный швырнул на стол гелевую лепешку.
– Наверное, навставляла себе чего-нибудь, - голосом, каким он обычно шутит, воскликнул он, - не приживается!
Арт-директор хихикнул.
– Я проверюсь, - почесав лоб, ответила я, - в прошлом месяце журнал Киноман писал, что специалисты ЦРУ могут вставить тебе даже идею о том, что Властелин Колец получил Оскара.
В курилке мне сказали, что главный катит на меня бочку за регулярные выходные…
Наступила суббота. Мы с Ренатой пообедали вызванной пиццей и устроились в большой комнате. Рената положила на колени альбом и начала рисовать пастелью. Я подсела рядом и стала разглядывать рисунки. По кирпичной мостовой, нарисованной на листе, бежали люди. За высотками в черном небе светило белое солнце. Я спросила Ренату, как ребенка:
– А почему у тебя дорога красная?
Она подняла удивленное лицо:
– Это площадь.
На другом листе были изображены кошки, много одинаковых кошек в длинном каменном зале. Они, кажется, закапывали свои проделки в какие-то мохнатые коврики, причем так старались, что коврики приняли форму уже почти правильных шариков.
– А это что?
– я ткнула пальцем в эту картинку.
Рената склонила голову, как бы оценивая свое мастерство.
– Это, когда ты не выполняешь работу, тебя мучает чувство вины.
Я понимающе кивнула. Похоже.
Если моя сумасшедшая - гений… Я начала быстро продумывать маркетинговые ходы по раскрутке.
– И тогда, тебе положено провести несколько лет в злачном месте, - продолжила Рената про рисунок, - где кошки скребут.
Я сглотнула.
– Рената, а почему место, где скребут кошки, злачное?
– я взяла у нее картинку за уголки и вытянула руки перед собой. Кошки теперь казались мне жуткими. Если каждый рисунок сопроводить грамотным текстом…
– Потому что там ты разлагаешься, - объяснила Рената про кошачье место.
Я вскочила и хотела записать, но потом подумала, что в этом нет необходимости,
я и так запомню. Я отложила картинку и попросила следующую.– Эту я еще не закончила, - сказала Рената и спрятала рисунок под альбом.
Она выглядела озябшей. Я решила намешать ей горячую ванну с солью, но она не захотела ее принимать.
Когда вечером она ушла в свою комнату спать, я достала спрятанную картинку. Над урбанистичным холмом, чем-то похожим на Замоскворечье, с неба наклонялся над городом огромный экран, похожий на солнечную батарею. На экране виднелось отражение, сильно напоминавшего крышу Василия Блаженного. Только на картинке позади Василия росли самолетные крылья, и красиво вился черно-зеленый дым. Под картинкой готическим шрифтом было написано «Война».
Меня передернуло. Я подумала: Нострадамус, блин. Хорошо, что хоть не слепая.
– Кассандра?
– тихо спросила Рената у меня за спиной. Я подпрыгнула. Я думала, что она давно спит.
– Извини, я хотела только прибрать, - показывая на рисунок, соврала я, чтобы ее не расстраивать. Пока она была только тихой, но ученые утверждают, что в состоянии аффекта чудики могут сдвинуть с места слона.
– Она ничего не знала.
– Кто?
– Слепая Флёгра.
Я растерялась.
Рената все-таки выглядела рассерженной. Не знаю, что больше ее расстроило: мое любопытство к незаконченному рисунку или упоминание о ясновидящей. Хотя, про предсказательницу я, кажется, только подумала. На момент я слегка отупела.
– Как ты сказала? Фуагра?
– переспросила я и стала суетливо соображать. На всякий случай я решила считать, что все-таки не просто подумала про Кассандру, а ляпнула что-то про прогнозы, звезды и гороскопы, а Рената по ассоциации со сложным названием вспомнила какой-нибудь… там ресторан… где, не знаю, скажем, работала ее мама, теща или злая мачеха. Что если, скажем, она пела там густым голосом в микрофон?.. И теперь Рената вспомнила ее имя, и нам удастся ее найти…
– Флёгра, - спокойно напомнила мне Рената.
– Нет, Рената!
– Воскликнула я, запутавшись, - слепую предсказательницу звали Ванга!
Я читала, что кретины могут кого угодно сбить с толку железной логикой. Значит, кретин из нас - я. Засмеявшись, я хотела сказать свое обычное «пойдем спать», сон вообще решает любые проблемы, но сказала:
– А хочешь, я возьму отпуск, и мы поедем с тобой…
– А говорила, что никогда не смотришь ТиВи, - разочарованно протянула Рената, развернулась и ушла в свою комнату…
Я проснулась, оттого что ко мне кто-то жался. Открыв глаза, я не сразу сообразила, что это Рената. Она сидела на моей постели и скребла мелком по листу. Бедро в шелковом халате было теплым - она спрятала его под мое одеяло.
– Что ты хочешь?
– спросила я, теребя и стараясь расправить примятые волосы. Женщина меня видит или мужчина, не люблю выглядеть аут оф статус.
– Хочу показать тебе кое-что.
– А до утра это не подождет?
После просмотра рисунков и путанного диалога о ясновидящих я долго не могла уснуть и теперь боялась, что не проснусь утром. Рената положила кулачок на край листа.
– Ты всегда делаешь все слишком поздно, - отрезала она и продолжила рисовать.
Я вспомнила свое неотправленное письмо американскому ангелу. Наверное, я сразу вспомнила о нем, потому что это единственное промедление, о котором я на самом деле жалею. Не нужно было жаловаться ему в двух мегабайтах о том, как он далеко и как я люблю. Получить несколько бодрых строк перед лицом террористов было бы достаточно. Кто его знает, о чем мечтают умирающие. Но почему-то большинство предпочитает отдать концы под оптимистичные прощания близких.