Воющие псы одиночества

Она не винила Назара, не считала, что он поступил плохо, потому что помнила его слова: «никто никому ничего не должен». Да, ей хотелось бы, чтобы он позвонил, пришел, чтобы искал встречи с ней, чтобы между ними установились долгие и прочные отношения. Но он ей этого не должен. С этим было трудно смириться, но за длинные летние дни, проведенные у окна, Элла столько раз воспроизводила в памяти их встречу, каждое сказанное слово, каждый жест, каждую пропетую вместе ноту, что постепенно свыклась с теми идеями, которые он пытался ей внушить. Она признавалась себе, что поняла далеко не все, и далеко не со всем она согласна, и даже то, что никто никому ничего не должен, кажется ей сомнительным и спорным. Но Назар думает именно так, и с этим ничего нельзя поделать.

Постепенно она успокоилась. На Неглинке, бывать перестала, но от Манежа деваться было некуда, Институт стран Азии и Африки находился в аккурат напротив него, на проспекте Маркса, рядом с юридическим факультетом и Первым медицинским институтом. К Манежу Элла притерпелась, Неглинку избегала, бананы не ела.

Через год ей показалось, что все прошло. За ней ухаживали юноши и молодые люди, она ходила с ними в кино и театры, успешно училась, осваивала три языка, съездила на стажировку, получила распределение во Внешторг, познакомилась с будущим мужем, сразу после свадьбы уехала с ним в Индию. Она была уверена, что все позади, но уже через полгода поняла, что никуда ей не деться от Назара с его внимательными глазами и странными разговорами. Сексуальные впечатления от той единственной встречи смазались, стерлись, интимные детали Элла помнила плохо, потому что по неопытности и от переполнявшего ее душевного восторга мало что могла различить и понять. Было просто хорошо, и все. Ей и с мужем было хорошо. Возможно, даже лучше, чем с Назаром. Однако когда она попыталась завести с ним разговор о конфликте и выборе, муж ее не поддержал. Он не понимал, чего она от него хочет, и ему не было интересно. Она попробовала еще раз, но результат оказался тем же. Со временем она привыкла мысленно разговаривать с Назаром, он стал ее постоянным собеседником, особенно по ночам, когда Элла бодрствовала, а все спали, и говорить было все равно не с кем.

Потом было рождение сына, развод, несколько лет одиночества, разбавленного периодическими любовными связями, второй брак и второй развод. Она поняла, что обречена на Назара фамилию которого она не знала, как на неизлечимую болезнь, и приняла это как данность. Она честно пыталась найти кого-то, кто объяснял бы ей сложные и непонятные вещи, развивал необычные и непривычные идеи, смотрел на нее так же внимательно, немного щурясь от напряжения, потому что объяснять такие вещи всегда трудно и стараешься, чтобы неподготовленный слушатель тебя понял… Go всеми другими людьми ей было скучно. Элла искала и не находила. Она надеялась, что сможет быть, как все, сможет жить в браке и растить детей, как это положено, и не тосковать по случайному знакомому из дома напротив. Но ничего у нее не получилось. Случайный знакомый вошел в нее, в ее кровь, в ее мозг, растворился в них и остался навсегда…

–  Ты знал, что идешь ко мне?
– спросила Элеонора Николаевна, когда они в машине ехали к Бычкову домой.

–  Я был почти уверен. Я помнил твое имя и фамилию, отчества, конечно, не знал, но зато знал, что у тебя есть младший брат Андрей. В общем, однофамильцев, конечно, много, и полные тезки встречаются не так уж редко, так что я немного сомневался. А когда вошел в квартиру, сразу понял, что это ты. Хотя узнать тебя трудно.

–  Старая стала, да?
– горько усмехнулась Аля.

–  Другая стала. Была смазливенькой пухленькой девчушкой, а стала красивой зрелой женщиной. И не лови меня на слове, Элка, я стреляный воробей.

–  Наджар… когда ты познакомился со своей женой? До нашей встречи или после?

Она задала вопрос, который мучил ее почти сорок лет.

–  Конечно, до. Мы с ней к тому времени были знакомы почти год. А что?

–  Значит, когда ты со мной… ты уже знал, что скоро женишься?

–  Знал. И что это меняет?

–  Тогда зачем ты это сделал?

–  Дурак был, - он скрипуче засмеялся.
– Ну представь, мне двадцать три года, я бравый лейтенант, мне любые чудеса по плечу и море по колено. А ты ведь сама этого хотела, разве нет?

–  Хотела, - кивнула Элеонора.
– А ты?

–  И я хотел. Мы оба сделали то, что хотели, и нам было хорошо.

–  Но мне потом было плохо…

–  Это был твой выбор, - голос его стал жестким и неприятным.
– Ты могла радоваться тому, что провела несколько приятных часов, что не пришлось долго сидеть под проливным дождем, что ты поела, попела песни, поговорила с интересным человеком, и в конце концов получила то, чего хотела. К тому же не поссорилась с родителями. Ты могла радоваться всему этому и думать о том, как удачно сложился тот день. Но ты выбрала страдать.

Элеонора молчала. Она на некоторое время отвлеклась, выбирая маршрут и вспоминая, закончен уже ремонт на той улице, по которой она собралась проехать, или нужно искать объезд.

–  Мне очень тебя не хватало, - наконец сказала она спокойно, словно не признавалась в сокровенном, а сообщала, который час.
– За все эти годы никто не говорил со мной о выборе. Никому это было не интересно. И никто меня не понимал, когда я пыталась продвинуть эту идею. А она во мне зудела и ворочалась, как червяк какой-то. Я все время вспоминала то, что ты мне тогда говорил, многого не поняла, но помнила дословно. С годами стала что-то понимать. Когда жила в Индии, немножко познакомилась с буддизмом, и то, что ты тогда говорил, стало понятнее. Потом даже пыталась развивать эти идеи. Только поговорить о них было не с кем. Наверное, где-то есть такие же люди, как ты, и их, наверное, даже много, но мне они почему-то не попадались. Не повезло.

Ни в какой ресторан они не пошли, купили продукты в универсаме и отправились к Назару домой. Рассказывали друг другу, как прожили последние тридцать семь лет, еще о чем-то говорили и только около полуночи словно спохватились, посмотрели друг на друга удивленно, потом дружно расхохотались и отправились в постель…

Аля по дороге передумала сразу ехать домой, сменила маршрут и доехала до своей квартиры. Сердце гулко колотилось, как и каждый раз за последние два года, когда она выходила из лифта и приближалась к двери. Нет, слава богу, кажется, ничего. На этот раз - ничего. Может быть, все обойдется, и все это лишь пустые угрозы?

Она вошла в квартиру, быстро обошла все комнаты, кухню, ванную, полила цветы. Провела пальцем по экрану телевизора, задумчиво посмотрела на тонкий серый слой пыли, оставшийся на подушечке мизинца. Надо в ближайшее время выкроить полдня и сделать генеральную уборку.

Внезапно ноги ее подогнулись, голова закружилась, и ей пришлось присесть на диван, чтобы не упасть. В суете и переживаниях последних двух дней она как-то ухитрилась не думать о том, что сказал ей Андрей: он нашел свою мать. Сам он больше не заводил об этом разговор, но это ничего не значит, ее брат не очень-то делится со старшей сестрой своими планами. Что он собирается делать? Потихоньку, через третьи руки помогать ей, подкидывать деньги, решать проблемы? Или явиться к ней с цветами и бутылкой хорошего вина? И тогда она ему расскажет…

Ну и пусть, пусть рассказывает! Или не пусть? Дура она, какая же дура, зачем ввязалась,в эту историю? Сидела бы себе тихонько, зарабатывала переводами, ни в чем не нуждалась. И чего ее потянуло? И еще раз дура, потому что надо было сегодня поговорить об этом с Назаром, посоветоваться с ним. Не сопли жевать, расписывая, как она страдала от одиночества, не в постель укладываться, а все ему рассказать. Даже если Назар тоже, как и сама Аля, сочтет, что она виновата, то перед ним ей не стыдно. Перед братом совестно, он будет переживать, страдать, ему только повод дай - он и рад сердце себе рвать. Назар не такой, он страданий не любит, он бы обязательно что-нибудь посоветовал. И нашел бы такие слова, которые сделали бы вину Элеоноры маленькой и совсем незначительной. Она почему-то в это верила.

Дурнота прошла, Элеонора Николаевна выпила на кухне стакан воды из-под крана, выключила всюду свет, заперла квартиру и поехала домой.

Проезжая перекресток, на котором всегда подолгу горел красный свет, она привычно вытащила из сумочки зеркальце и критически оглядела лицо.

Была смазливая пухленькая девчушка Элка, изучавшая хинди и мечтавшая о жизни за границей, а превратилась в домохозяйку Алю, старуху с сухим жестким лицом и твердым подбородком. Назар назвал ее красивой зрелой женщиной, но Аля ни на секунду этому не поверила.