Вожатый из будущего
Шрифт:
— В общем, взяли Серегу за жабры, — закончил я свое длинное повествование. Чалится он сейчас где-то на северах. То ли под Архангельском, то ли еще где. Вызволять надо парня. Хочу все переписать так, чтобы он вообще никогда не оказывался там, где сейчас. Я хотел было свидания с ним добиться, разузнать, что да как, да куда там? Я ему никто, он меня вообще не знает.
— Слушай, а фамилия этого Кольки не Фокин случаем? — заинтересованно спросил отец, по старой привычке вертя на столе монетку ребром. Он это делал всегда, когда ему в голову приходила какая-то интересная мысль.
— Не знаю, — растерянно сказал я. — Я вот за что купил, за то продал… Валька мне эту историю поведал,
— Ты бы узнал, — посоветовал отец. — Есть у меня кое-какие мыслишки по этому поводу. Но надо проверить. Без тебя мне тут не обойтись. В вашем лагере телефон-то есть?
Два дня спустя я снова сидел в той же уютной комнатке с торшером, румынской стенкой и ковром на стене и усердно молотил пальцами по клавишам. За это время мы с отцом провернули колоссальную работу. Для того, чтобы поменять сценарий, мне нужно было знать в деталях. что произошло. Поэтому отец пошел выяснять кое-что по своим каналам, а я позвонил в лагерь, где совсем еще недавно работал вожатым. Да уж, не поперло мне на педагогическом поприще, ничего не скажешь…
Едва выпала такая возможность, я тут же позвонил в лагерь. Телефонных аппаратов во всем лагере было два. Один стоял в кабинете директора лагеря, другой — в комнате, где обычно сидела Галя. Мне несказанно повезло: у Гали на щеке вдруг появился огромный флюс, и она, несчастная и заплаканная, умотала в город первой же электричкой, чтобы не попадаться на глаза пионерам. Поэтому Валька, у которого выдалась свободная минутка, рад был со мной поболтать. Была бы в лагере Галя — точно из вредности не пустила бы меня к телефону.
— Короче, — тараторил мне в телефонную трубку Валька, — у Коляна-хулигана действительно была фамилия Фокин, — продолжал Валька. — Я у поварихи нашей спросил, она в ту смену работала, запомнила. Дело-то громкое было, не одну смену еще обсуждали, и пионеры, и работники лагеря…
— А дальше? — поторопил я приятеля.
— В общем, выяснилось вот что: в тот вечер ему кто-то из мелких пацанов по приколу штаны пастой измазал, вот он и бегал по лагерю, орал: «Убью!». Он же штаны час целый гладил, а до этого стирал сам, хотел на свидание к девочке в цивильном виде пойти. Понять его можно, конечно. Опоздал, конечно, пока другие штаны искал, заявился на место встречи, а зазнобы его уже и след простыл. А кто-то из девчонок донес потом начальству, и выглядело все так, как будто он Вику убивать собирается за то, что на свиданку с ним не пошла. Короче, сейчас бедолага срок мотает где-то под Архангельском, в колонии строгого режима. Небо в клеточку, друзья в полосочку. Бр-р, врагу не пожелаешь. И его жаль, и девчонку жаль…
— Ладно! — прервал я Вальку. — Спасибо тебе большое, друг! Кстати, а твоей зазнобе я все передал. Все, как и ожидалось: сидит дома у окошечка, утирает платочком слезу, вышивает на пяльцах и ждет тебя.
— Отлично! — повеселел приятель. — Не знаю, правда, кто такие эти «пяльцы». Скоро смена закончится, сам к ней нагряну с цветочками. Все, давай, я побежал, у нас полдник! Покедова, друг!
— Ну? — спросил отец, заходя в прихожую со свежей порцией орешков со сгущенкой, приготовленных его женой и — по совместительству — моей будущей мамой. — Разузнал что-то у своего приятеля?
— Порядок! — я хотел было по старой привычке откинуться на спинку хорошего игрового кресла, которое давно стояло в моей современной квартире, но чуть не грохнулся на пол. Подо мной была обычная деревянная табуретка. — Фокин его фамилия.
— Осторожно! — со смехом сказал отец, подставляя руку мне под спину, чтобы
я не упал. — Порядок, так порядок! Я почему-то догадывался. Значит, Коля Фокин? Ну тогда, наверное, можно считать, что нам повезло. Возможно, конечно, что это просто совпадение, но я так не думаю.— В чем? — недоумевающе спросил я.
— А вот сейчас узнаешь! — ответил отец. — Только нам с тобой надо будет в одно место еще наведаться… Там, правда, комаров как грязи… Да и грязи полно. Надо средство от комаров взять! Но должно быть интересно!
Глава 14
— Ну вот, приехали, — сказал отец, когда мы, потягиваясь, вышли из электрички на платформу. — Надеюсь, до вечера мы с тобой успеем обернуться. По идее должны успеть, если сильно засиживаться не будем.
— Может, мы и еще одного нашего приятеля, встретим, Леньку, рыжего такого, — вдруг пришла мне в голову мысль.
— Леньку? Это кто такой? — нахмурив лоб, спросил отец.
— Не помнишь разве? Тот, с которым в парке Горького гуляли, когда с тобой… ну, познакомились, в общем.
— А… — развеселился отец. — Он хиппи, кажется. Забавные они ребята.
— Да, хипповал когда-то и на бардовские фестивали наведывался.
— Как у этого Леньки дела-то, кстати? Тоже женится? — продолжал расспрашивать меня отец. Мне было всегда приятно, что он искренне интересуется моей жизнью.
— О, не! Этот из свободолюбивых. Ему только на гитаре бренчать да у костра сидеть. Отчислили его, Валька рассказывал. Фарцовкой он занялся с приятелем и погорел на этом. Сейчас в Техноложку перевелся, в Ленинграде живет.
— Да уж, дела… — озадаченно сказал отец. — В это дело лучше не лезть, если не уверен. Я вот вообще ни с каким криминалом не связываюсь. Да, забыл совсем спросить, ты где живешь-то?
— В общагу вернулся, уже с концами, до зимней сессии, — ответил я, надевая солнечные очки. Было все еще довольно жарко, и солнце слепило нещадно. Моя разбитая физиономия уже мало-помалу стала заживать — главный врач «Склифа» знал свое дело. — Договорился с вахтершей, она и пустила за шоколадку. Ей, признаться, скучно там, говорит, что уже соскучилась по «охламонам». У нас же что ни день, то происшествие. Мы с Валькой у нее на хорошем счету: не бузим, не напиваемся, мебель не ломаем… Чего бы и не пустить? Миша, ты объясни, что случилось-то? И зачем мы сюда приехали?
— Сейчас сам все узнаешь. Я же тебе про соседку нашу, Клаву, рассказывал…
— Клаву?
— Ну да, Клава Фокина, непутевая которая. Да не, ты не подумай, я не смеюсь над ней. Она девушка в целом-то неплохая, добрая, отзывчивая, поет отлично, на гитаре играет, талантливая. Неприкаянная только. То туда ее мотает, то сюда. Сначала в «Гнесинку» поступила, певицей хотела стать, да что-то у нее не срослось, хотя все данные есть. Потом с байкерами связалась, гоняла на мотоцикле в кожанке, перевернулась и чуть не убилась, пару ребер поломала да сотрясение заработала. Потом к хиппи примкнула, ходила вся в разноцветных ленточках. На «собаках» в Ленинград намылилась…
— На собаках?
— Зайцем, то есть, выражение есть такое. Не слышал разве? В общем, ехала, ехала она «на собаках», да так и не доехала. Сняли ее с поезда. Теперь с бардами тусуется, ходит в каких-то штанах драных, телогрейке, с гитарой за спиной и песенником в руках… И друзья у нее — под стать ей, стригутся раз в год, бородой по самые уши заросли. Она даже на Грушинский фестиваль куда-то под Самару ездила. «Грушинку» вроде запретили, не знаю, почему, они подпольно теперь собираются. А здесь, в Подмосковье, куда мы приехали, КСП проходит, не первый год уже. Каждый год в августе.