Возлюби врага своего
Шрифт:
Первые километры наша группа проследовала на русских санях, запряженных лошадьми. На подъезде к передовому боевому охранению группа спешилась, и остальной путь проделала, используя лыжи. Через десять минут мы уже вышли на след «Иванов», и, утопая в снегу по пояс, пошли за ними. По всей видимости, большевики направлялись в сторону Беляева, где располагался наш тыловой госпиталь и база отдыха боевых офицеров.
Словно призраки под покровом ночи мы следовали за русской группой на расстоянии вытянутой руки. С каждой минутой напряжение возрастало и мы своей кожей чувствовали, что большевики находятся на расстоянии нашего дыхания.
Русские расположились внутри этого сарая, выставив невдалеке свое боевое охранение. С каждым метром сердце вырывалось из груди, когда мы по глубокому снегу крались к «Иванам» держа в своих руках острые армейские кинжалы.
Молниеносный бросок и два трупа с перерезанными глотками уткнулись лицом в снег, не испустив при этом ни звука. Я тогда чувствовал, что мое сердце вряд ли сможет выдержать подобное напряжение, но приказ командира толкал меня, не смотря на жуткий страх, пронизавший мое тело.
Держа в руках кинжал, я первый ворвался в этот сарай и все, что я помню, так это блеск полированной стали удаляющейся от меня. Нож рассек воздух, словно птица, махающая своими крыльями. Несмотря на плохую точность моего броска, кинжал все же достиг цели и ударил жалом лезвия в лицо «Ивану», раскроил ему голову ото лба до подбородка, словно разрезал переспевший арбуз. Разведчик инстинктивно схватил лицо руками и рухнул на пол, истекая кровью.
Видя бессмысленность своего сопротивления, двое других хотели было выхватить гранаты, как два кинжала, брошенные моими товарищами по оружию, свистя, воткнулись в их тела. Один был мгновенно убит, так как острый клинок ножа пробил ему сердце. Второй с пробитым плечом сполз на пол, стараясь все же выдернуть чеку гранаты, но Людвиг ударом сапога выбил её у него из рук. «Иван» упал и стал кататься по полу, держа рукой кровоточащую рану и стараясь остановить хлещущую из неё кровь.
— Фриц, перевяжи его, а то он загнется, — сказал я своему солдату.
Ланге достал перевязочный пакет и, выдернув кинжал, приложил к ране ватный тампон. Обработав её, он перевязал раненого «Ивана» и, воткнув в его бедро укол морфина, посмотрел на меня с вопросом о дальнейших действиях. В ту минуту в его глазах я не видел страха. Его руки все были в крови этого русского, и он старался вытереть их о белый камуфляж разведчика.
— Господин унтер-офицер, ваш приказ выполнен. Этот «Иван» будет жить. Зачем нам возится с этим «Иваном», может лучше его застрелить? — спросил он, доставая из кобуры свой парабеллум.
— Фриц, обыщи его и забери все оружие, а то он еще раз будет гранатами махать.
После этой операции, тяжело дыша, я подошел к своему убитому большевику и ногой перевернул его на спину. Кровь залила и скрыла от меня разрезанное надвое лицо русского снайпера. Вытянув из его головы свой кинжал, я присел и обтер нож о его белый маскхалат, который, тут же впитав кровь, окрасился алым цветом. Вспоров маскировку, я хотел было достать документы, но их у него не было. Не было на нем и знаков различия, лишь винтовка со снайперским прицелом стояла, упершись на стену этого
сарая.— Ганс, Фриц, Людвиг! Обыщите остальных, нам нужно знать, кто это!?
— Есть, господин унтер-офицер, через несколько минут мы закончим досмотр.
— Хорошо сработали! — сказал Йорган в предчувствии очередного отдыха в глубоком тылу.
— Да, Ганс, тебе необычайно повезло. Вновь будешь сидеть в борделе и ждать очередной вызов на фронт, чтобы покончить с очередным гением снайперской науки. А нам уж придется работать дальше, — сказал я, присаживаясь рядом с Йорганом. — Ты, наверное, не ожидал, что так быстро может все обернуться?
— Я впервые так работаю. Обычно приходится высиживать на передовой, пока не выловишь в прицел русского снайпера. А тут сразу такая удача, Кристиан! Это мне кажется, подозрительно и как-то неестественно.
— Удача не удача, а дело мы сделали. Это даже может быть не тот стрел, на которого мы охотились. Обычно русские снайпера работают без прикрытия. А у этого целая команда. Нет, Ганс, здесь что-то не то! Мне кажется, это была их полковая разведка. Я думаю нам расслабляться еще рано. Если в этом районе появится еще одна группа, то это точно была разведка большевиков.
Держа свои автоматы наготове мы, подняв пленного раненого «Ивана», вернулись в обусловленное место, где нас ждали лошади и сани. На все про все мы потратили на ликвидацию этой группы четыре часа, и это уже доставляло определенное удовлетворение за проделанную работу. Не каждый день нашему солдату на этом фронте благоволит такая фортуна, как это было сегодня. Обычно на устранение подобной группировки уходит до двух дней, но сегодня, возможно, просто случай помог нам, а возможно даже и господнее проведение.
Чтобы не потерять пленного русского, решено было сразу же везти его в Беляево, где была возможность перевязать его и более подробно, и умело допросить.
Еще было темно, когда мы прибыли в расположение штаба 205 стрелковой дивизии. Там в глубине блиндажа находилась штаб квартира капитана Крамера. Спустившись в блиндаж, я вошел в теплое подземное помещение, сложенное из толстых сосновых бревен. Несмотря на ранний час Крамер был на ногах, увидев меня, он радостно похлопал меня по плечу и сказал:
— Я рад видеть тебя, малыш. Какими судьбами ты в этих краях? Наверное, все же добыл того снайпера?
Я рассказал подробно, что приключилось с нашей группой, желая в его глазах видеть не только поддержку, но и помощь. Крамер выслушал меня внимательно и после моего рассказа сказал:
— Нет, малыш, это был не тот снайпер. Скорее всего, это была полковая разведка или диверсионное подразделение. У них с собой было что-то, кроме стрелкового оружия?
— Нет, господин капитан.
— Я все же склоняюсь к тому, что все же это была разведка. Тащи своего пленного, я допрошу его.
Раненый в плечо «Иван» был слаб. По его бледному виду было видно, что он потерял много крови. Войдя в теплый бункер, он упал на пол от бессилия. Крамер и я подняли русского и усадили его на лавку, сбитую из жердей. Капитан подал ему кружку горячей воды и солдат с жадностью стал пить. После чего он вытер рот рукавом своего окровавленного маскхалата и словно затравленный волчонок посмотрел на нас дикими глазами. «Иван» знал, что после допроса последует или его расстрел, или отправка в лагерь. Теперь вся его дальнейшая судьба зависела только от него самого.