Время гона

— Нет, мне кажется, это прозвучит оскорбительно, да и зачем? Я всё равно добьюсь, что она выйдет за меня. Понимаешь, Эдик, у меня теперь, когда она нашлась, все мысли только о ней. Невозможно даже представить, что я буду жить один, в то время, как она останется без моей защиты. Нет, тебе этого не понять, вы другие. Может, это и плохо, что у нас животные инстинкты по опеке и защите своей самки превалируют над человеческими чувствами, но с этим ничего не поделать. Да, наша любовь более…э-э-э…агрессивная, более собственническая и я почувствовал это впервые. Я не могу спать, не могу есть и думать о делах, все мысли обращаются к ней.

— Слушай, Айк, а ваши врачи — они ничем не могут помочь в таких случаях? Ну, транквилизаторы там, или ещё что-то? — Лукьянов был искренне озабочен и в его голосе звучало сочувствие.

— Не бери в голову, Эдик, — усмехнулся оборотень, — я к тебе по другому вопросу: найди мне адрес родителей Сони. Она не живёт в своей квартире, а адреса родителей я не знаю.

— Э-э… ты что, в Красноярске, что ли? — чувствовалось, что Лукьянов удивлён.

— Конечно, — раздраженно ответил собеседник, — я тебе о чём талдычу-то целых десять минут? Что не смогу без неё жить, что последую твоему совету и стану за ней ухаживать!

— Поня-я-ятно, — протянул ошарашенный полковник, не став уточнять, что о своём приезде Городецкий как раз и не говорил. — Так, может, встретимся? Ты где остановился? Давай, я к тебе приеду. Или ты ко мне домой приезжай?

— Нет, ты приезжай ко мне в гостиницу. Тут внизу неплохой ресторан, посидим, поговорим.

Айк встретил приятеля в холле, и они заняли столик в дальнем углу ресторана: — я только что поужинал, так что закажу себе что-нибудь так, несерьёзное.

Лукьянов расхохотался, когда тому принесли двойную порцию лангета. Без гарнира. — А что ж гарнир-то не взял?

— Так говорю же, что только что поужинал, — невозмутимо ответил Айк.

К обильному ужину полковник заказал двести грамм водки, а оборотень — слабенького вина. Лукьянов знал, что его волк не переносит спиртное, так что настаивать не стал. Перед расставанием полицейский полез во внутренний карман пиджака — он был в штатской одежде, и достал листок бумаги: — держи, что просил.

— Оперативно ты, — усмехнулся Айк, развёртывая листок.

— А то! — захохотал Лукьянов. Потом, уже серьёзно, добавил: — родители же подавали заявление о пропаже дочери. Так что я просто позвонил оперативному дежурному.

— Спасибо, Эдик, я твой должник, — на прощание пожал руку полицейскому Айк.

***

Прежде чем войти в подъезд, Соня настороженно огляделась. Чёрного джипа не было, так что она успокоилась. Может быть Айк не поехал следом за ней? Она хотела обрадоваться, но оказалось, что ей совсем даже грустно. А ведь говорил о своей страстной любви! Хе, все они одинаковы, правильно Аллочка говорит: — все мужики сволочи и им надо только одно. — Пожав плечами, Соня поднялась на свой этаж, но, как только загремела ключами, дверь напротив распахнулась, и из неё выплыла соседка, Анжелика Васильевна. Улыбаясь своей самой очаровательной из улыбок, она пропела: — ах, Софи, к тебе приезжал обалденный мужчина! Высокий, мужественный красавец, шикарно одетый и до умопомрачения обаятельный! — Она томно закатила густо подведённые глаза, а Соня через силу улыбнулась:

— и что же он сказал, Анжелика Васильевна?

— Софочка, я же говорю, он искал тебя, а я сказала, что ты уехала к бабушке. Что-то не так? — её цепкий взгляд, кажется, видел девушку насквозь. Несмотря на некоторую игривость, не подобающую её возрасту, дурой соседка не была.

— Нет-нет, всё правильно, я действительно ездила к бабушке и приехала два дня назад. — Открыв дверь, она шагнула в квартиру и уже оттуда крикнула: — спасибо, Анжелика Васильевна! — и захлопнула дверь.

Конечно, любопытной соседке хотелось расспросить девушку о мужчине, который её искал, но в упор спрашивать было неудобно, а сама Соня откровенничать не спешила. Но не успела она раздеться, как в дверь позвонили. На площадке стояла Анжелика Васильевна. В руках она держала несколько писем — все они были от Аллочки. Уезжая, Соня просила забирать почту. Ещё раз поулыбавшись соседке, она, наконец-то, осталась одна.

Не раздеваясь, а только скинув ботинки, Соня прошла в комнату и устало села на диван. — Всё же он здесь и это просто вопрос времени, когда они встретятся. — Она прислушалась к себе, но не поняла, рада она этому, или нет.

Аллочка любила писать письма. Интернета у неё никогда не было, а мобильник хоть и был, да пользовалась она им редко: он сжирал кучу денег, которых девушке всегда не хватало. Вот поэтому Соня и состояла с подругой в бумажной переписке. Улыбаясь, она распечатала первое письмо.

Подруга сообщала, что у них с Володей родился сынок, назвали его Аполлоном, его вес три килограмма восемьсот грамм, а рост пятьдесят восемь сантиметров. Он совершенный красавец и на головке у него беленькие волосики, из чего Аллочка сделала вывод, что он будет блондином. Она, также, подробно расписала, какого цвета и густоты бывают у него какашки в зависимости от того, что она съест, потому что Аполлоша сосёт грудь. В письме было много и других подробностей, и Соня искренне порадовалась за Аллочку, которую жизнь не баловала с детства.

Второе письмо также изобиловало обстоятельным описанием глазок, ручек, ножек младенца, а также бессонных ночей, которые свалились на подругу, потому что ребёнок оказался беспокойным.

К удивлению Сони, Аллочка почти не упоминала о муже, лишь вскользь написала, что Володя от сына не в восторге, потому что, с его рождением, возросли расходы, а она стала меньше уделять ему внимания. Володя по-прежнему не работал, и подруга сетовала, что ему не удалось провести персональную выставку своих картин, на которых, как правило, художники получают крупные заказы от коллекционеров, а некоторые картины удаётся продать.

Последнее письмо как громом поразило Соню. Оно было покрыто размытыми пятнами и изобиловало восклицательными знаками. Аллочка сообщала, что Володя ушёл от них с Аполлоном к женщине, заявив, что она, в отличие от жены, действительно ценит его талант, а кроме того, имеет трёхкомнатную квартиру, где он сможет оборудовать свою мастерскую.

Начало письма было залито слезами, а нецензурные слова, которыми подруга характеризовала неверного мужа и отца, а также подлую разлучницу, заставили Соню смущённо улыбнуться.

Со второй страницы пятна слёз исчезли, а Аллочка смогла рассуждать здраво. Она писала, что, в конечном итоге, уход Володи стал для неё благом. Оказывается, с рождением ребёнка ей пришлось уйти из парикмахерской и принимать клиенток на дому. Неработающий муж категорически отказывался нянчиться с сыном, для садика Аполлоша слишком мал, а нанимать няню не было денег. Так что теперь подруге не придётся содержать ещё и взрослого мужчину.

Соня отложила письмо и принялась раздеваться. На фоне нескладной жизни Аллочки её собственные беды вдруг показались ей незначительными. — Если только она не беременна! — Эта мысль обожгла её, но она малодушно постаралась не думать об этом.