Время гона
Шрифт:
Перво-наперво нужно сделать уборку. За время её отсутствия пыль тонким слоем покрыла мебель, так что Соня с энтузиазмом взялась за тряпку и пылесос.
Закончив уборку, она вспомнила, что холодильник девственно чист. Надо было идти в ближайший супермаркет. Конечно, мама побеспокоилась о том, чтобы нагрузить дочь кое-какими продуктами, когда она поехала домой. Но всё же Соня считала, что небольшой запас в холодильнике просто необходим.
Она с удовольствием побродила по полупустому залу огромного супермаркета. День был рабочий, так что народ ещё не выстроился в очереди к кассам. Она огорчённо раздумывала над письмом Аллочки, совершенно не представляя, чем бы помочь подруге. Решила, что как только выйдет на работу и получит зарплату, то сразу же переведёт часть её в Ачинск. Эта мысль её немножко успокоила, и Соня задумалась о том,
В хорошем настроении Соня вернулась домой, но в глубине души жило какое-то напряжённое предвкушение скорой встречи с Айком. Она не представляла, как встретит его. Теперь, когда он был всего лишь гостем, поведёт ли он себя также уверенно и нахально? Или он намерен быть более осторожным и станет, как собирался, ухаживать за ней? Для неё необычны решительные притязания взрослого мужчины на её внимание. А то, что он не будет ходить вокруг да около, она совершенно уверена. Соня чувствовала, как румянец заливает её щёки при одной только мысли о ночах, проведённых в постели с ним.
Айк видел, как Соня вошла в подъезд, предварительно окинув стоянку машин подозрительным взглядом. Он порадовался, что предусмотрительно оставляет джип у другого дома. Его волк взвыл, требуя, чтобы человек немедленно бежал за своей парой, которая, наконец-то, нашлась. Но Айк не торопился. Как-то встретит она его? Не захлопнет ли перед носом дверь? А, может быть, вообще не откроет?
В эту ночь он спал плохо. Стоило закрыть глаза, как он видел малышку — обнажённую, сладко пахнущую, жутко стесняющуюся своей наготы. Он соскучился по ней. Даже если она не пустит его в свою постель, он наберётся терпения и будет ждать. Главное, чтобы она позволила быть рядом.
Прошло несколько дней, но Айк так и не появился. Соня начала успокаиваться. На работу она решила не выходить, занималась домашними делами, подолгу висела в интернете, начала вязать пуховый тёплый свитер: пусть и лето на носу, но придёт зима и свитер пригодится.
Месячные так и не начались, а однажды утром её вырвало. Она не хотела верить в свою беременность и успокаивала себя тем, что, скорее всего, съела что-то несвежее. Но на следующее утро рвота повторилась, а в обед ей, вдруг, неимоверно захотелось селёдки со свежим ржаным хлебом. Она не поленилась сбегать в супермаркет и, вернувшись домой, разом съела целую рыбину, заедая её солидными ломтями хлеба. Немного погодя её опять вырвало. Напуганная, Соня позвонила родителям.
Она лежала и плакала, когда приехала Анна Витальевна. Мать присела к дочери на диван, погладила её по волосам, подала чистый носовой платок: — теперь нам надо подумать, что с этим делать. Может быть аборт?
Соня содрогнулась, вспомнив Аллочку, и заплакала сильнее: — мама, я боюсь! Говорят, это больно, и вообще — а вдруг у меня потом детей не будет? Я же выйду когда-нибудь замуж? — В глубине души она не очень-то терзалась мыслью, что в будущем она может стать бесплодной. Она равнодушно относилась к детям, но признавала тот факт, что в счастливой семье должен родиться ребёнок, может быть, двое детей.
— Ну что ты, моя хорошая! Мы найдём лучшую клинику, поинтересуемся отзывами о врачах, заплатим, сколько скажут, ну и врачу дадим, “на лапу”, так сказать, чтобы постарался.
— Мам, а если я его оставлю? — Соня высморкалась и неуверенно посмотрела на мать.
Та сокрушённо покачала головой: — ну сама подумай: — отца нет…
— как раз отец-то есть, и он уж точно не станет спрашивать её согласия, а насильно увезёт в Междуреченск и навсегда запрёт в своём паршивом городишке, — подумала Соня.
А Анна Витальевна продолжала: — ты молода, тебе к парням на свидания захочется сбегать, на концерты, на дискотеки сходить, на пикники летом съездить, а ты будешь привязана к ребёнку. Понимаешь, моя хорошая, ведь как только рождается ребёнок — личная жизнь у женщины заканчивается. Бессонные ночи, детские болезни, каждая свободная минута отдана ему, и чем больше он становится, тем больше ему требуется. Да и расходы… Мы, конечно, никогда не оставим тебя наедине с твоими проблемами, поможем, чем можем, но всё же подумай, Соня. Аборт — идеальный выход из ситуации.
Тем более, что ребёнок-то не от любимого мужчины, а плод насилия. Я думаю, ты должна его ненавидеть! — она внимательно посмотрела на дочь: — или я ошибаюсь?Соня пожала плечами:- нет, у меня нет ненависти к ребёнку. Он же ни в чём не виноват и, мама, я не знаю! Конечно, ты во многом права… — Она вспомнила Аллочкины письма, её расстройства по поводу жидкого стула Аполлоши, и содрогнулась. — Неужели и у неё все мысли будут заняты младенцем и на этом закончатся молодость и жизнь? Нет, она не готова по вине этого негодяя, этого мерзавца и преступника поставить крест на всей своей дальнейшей жизни.
— Мама, а что с заявлением в полицию? Я тоже не знаю, что делать. Бабушка сказала, что если этого… посадят, то у них там, в волчьей стае, начнётся какой-то ужас. Они станут нападать на людей, а люди будут их убивать. Это правда, да?
— Да, Соня, так и будет. — Анна Витальевна вздохнула, — ты ведь знаешь, что твой дед погиб. Давно, около сорока лет назад, я маленькая была, у оборотней погиб вожак. Я не помню, что с ним случилось. Мы, в Малой Ветлуге, об этом узнали, когда волки напали на поселковое стадо и уничтожили всех коров, около сотни голов. Это был какой-то кошмар! Наш тогдашний председатель Поссовета стал звонить в район, а там велели немедленно уезжать из посёлка. Ну, это было немыслимо. У всех хозяйство, дома. Как бросишь? Вот тогда мужчины взяли ружья и пошли в тайгу. В то время посёлок был большой, крепкий, народу жило много. Мужчины работали в леспромхозе, все охотничали, у всех ружья дома, да ещё и не по одному. Подростки тоже охотились, да и некоторые женщины зверя били, мясо, шкуры заготавливали. Вот все и пошли. Оборотней тогда погибло — не счесть! Потом ещё несколько лет их, убитых, находили. Они, если погибнут в волчьей шкуре, так и остаются, людьми уже не оборачиваются. Наших тоже немало пострадало. Потом уж милиция подоспела, волков как-то в город загнали. Как уж властям удалось с ними справиться, я не знаю, всё же маленькая была. Но вот как отца из тайги привезли, помню. Волки, они ведь как? Сразу прыгают и в горло вцепляются. Вот у отца всё горло разодрано было, а крови — море! У меня на всю жизнь это отпечаталось в памяти. Ну и ненавижу я их с тех пор, конечно. В стае-то уж все давно сменились, а суть-то волчья в них осталась. Звери они, Соня. Как только тебе вырваться удалось! Всю жизнь Бога благодарить буду.
Замерев, Соня слушала страшный рассказ. — Но, мама, тогда никак нельзя, чтобы вожака посадили! Это же всё тогда повторится?
— Да, Сонюшка, — мать грустно посмотрела на неё, — мы с тобой никогда себе не простим, если из-за нас люди пострадают. Так что… накажет его жизнь, я думаю. Есть в природе какое-то равновесие, какая-то справедливость. Зло всё равно, рано или поздно, не остаётся безнаказанным.
Соня очень сомневалась, что какие-то неведомые силы блюдут равновесие между добром и злом, как раз примеров победы зла она видела в жизни более, чем достаточно, но спорить с матерью не хотелось. Да и Айка, если уж не лукавить с собой, слишком сурово наказывать не хотелось. Помимо постельных сцен, от воспоминаний о которых её бросало в жар, Соне виделись сурово сжатые губы, нахмуренные брови и каменные скулы, когда он разговаривал с её обидчиками, а также странная беззащитность во взгляде тёмных глаз, устремлённых на неё.
Анна Витальевна уехала, а Соня села и стала думать. Аборта она боялась однозначно, посоветоваться было не с кем, даже Аллочка — и та далеко. В голову ничего не приходило. Девушка представила, каково это — ходить на работу с громадным безобразным животом, переваливаясь, как утка, с боку на бок. Сослуживцы станут шептаться у неё за спиной. Женщины, сгорая от любопытства, будут интересоваться, кто отец и фальшиво сочувствовать, а мужчины, пряча улыбку, двусмысленно заглядывать в глаза.
В роддом её увезут родители. А там скрытое презрение соседок по палате, боязнь медработников, что она оставит ребёнка в больнице. Счастливые, пьяненькие, молодые и не очень, отцы под окнами, с цветами встречающие своих жён, такие же счастливые, улыбающиеся матери с новорожденными на руках… И она — с нежеланным ребёнком, которую встречают через силу улыбающиеся родители. А потом одиночество в однокомнатной квартире с орущим день и ночь младенцем, невозможность отлучиться даже в магазин, замызганный халат, промокший на груди, хроническая усталость и вымотанные родители, которые приезжают после трудового дня, чтобы помочь ей.