Время гона
Шрифт:
А вот вторая квартира Соне понравилась. Её хозяйка, маленькая пронырливая старушенция, придирчиво осмотрела девушек и лишь потом сняла с двери цепочку. В квартире всё сияло чистотой. Хозяйка проследила за тем, чтобы подруги разулись строго на придверном коврике и лишь потом пригласила их проходить.
В комнате стоял двустворчатый фанерный шкаф с зеркалом, большой комод, старый раскладной диван, покрытый выцветшим, но чистым покрывалом, круглый стол под вязаной скатертью и несколько стульев. Вытертый старый ковёр на полу, несмотря на возраст, тоже выглядел прилично. Соне сразу же захотелось остаться в этой уютной квартирке. Об оплате договорились быстро. Кажется, девушка понравилась Глафире Астафьевне —
Не особенно церемонясь, полюбопытствовала насчёт мужчин и пояснила свой интерес: — не хочу, чтобы мою квартиру превращали в бордель.
Соня энергично замотала головой: — нет-нет, не беспокойтесь, никаких мужчин не будет! Только вот… — она неуверенно посмотрела на женщину, — понимаете… я беременна, осенью рожать…
Та скептически хмыкнула: — а муж где?
— Муж… — Соня закусила губу.
Аллочка торопливо влезла в разговор: — разошлись они! Он о детях даже и не знает!
— О детях?? — Глафира Астафьевна, нахмурившись, смотрела на Соню.
— Э-э, мне сказали, что у меня будет двойня, — упавшим голосом пояснила Соня и подумала, что, кажется, симпатичная квартирка ей не светит. Но старушенция, чуть запнувшись, бодро махнула рукой:
— ну, где один, там и два! Только жить-то ты на что будешь? Или с благоверного алименты стребуешь?
— Не-ет, — Соня потупилась, — не нужны мне его деньги. Я работать буду, а пока дети маленькие, родители немного помогут, да у меня и свои деньги на первое время есть.
— Ладно, девонька, можешь переезжать, оплата за месяц вперёд, ключи я тебе сейчас отдам. — Глафира Астафьевна сняла с крючка у двери пару ключей и протянула Соне.
Уже полгода Соня жила в Ачинске. Родители перевели ей деньги за проданную квартиру, так что она смогла купить кроватки для малышек и множество всевозможных мелочей. Да, теперь ей было известно, что родятся две девочки. Это знание далось ей тяжело: Соня не спала полночи, вспоминая, как под воздействием ультразвука при исследовании дёрнулась и сжалась в комочек сначала одна кроха, а потом другая. — Наверно, им было ужасно больно, — терзалась она и жалела, что не знала об этом. Тогда её никто не смог бы заставить идти на УЗИ.
Иногда она звонила родителям и бабушке, а чаще всего они звонили ей сами, в целях экономии её денег. Мама волновалась о здоровье её и детей, а папа сообщал, что её ищут. Пару раз наведывался участковый, ненавязчиво и вежливо интересовался, куда выехала их дочь. Получив категорический отказ, больше не появлялся.
Соня общалась с Аллочкой и искала работу. С этим было плохо. Деньги быстро таяли, потенциальные работодатели отводили глаза от её живота и неловко объясняли, что вакансии, о которых они сообщали на биржу труда, уже заняты.
Подруга её утешала и, размахивая руками с зажатыми в них ножницами и расчёской, нецензурно характеризовала тех, кто отказывал Соне.
Боясь, что Айк её найдёт, она не зарегистрировалась по месту жительства и теперь, порой думала, что если бы её приняли на работу на какое-нибудь предприятие, ей пришлось бы отметиться в паспортном столе.
Ей всё же пришлось встать на учёт в женской консультации. Родов Соня ужасно боялась, несмотря на утешения Аллочки. К счастью, там интересовались только наличием страхового полиса.
Целыми днями, когда она поняла, что искать работу бесполезно — беременную ни за что не возьмут, Соня пропадала у подруги. Она с удивлением отмечала, как резко изменилась Аллочка. Её красота, когда-то очень яркая, кукольная, несколько поблекла под влиянием жизненных невзгод.
Она, по-прежнему, выражалась очень прямолинейно и с широким применением матерных слов, но её мечты о выгодном замужестве отодвинулись даже не на второй, а на третий-четвёртый план. Приоритетным стало благополучие Аполлоши. Аллочка оказалась прекрасной матерью. Она много работала и уже приобрела некоторую известность среди жительниц окрестных домов. Заниматься сыном ей было некогда, он рос, как пырей, без каких-либо ограничений. Его кормили, когда он просил, засыпал — когда хотел спать. Не раз Соня находила ребёнка, приткнувшегося в углу за диваном, сладко спящего. Навещая подругу, она перво-наперво умывала чумазого малыша и меняла многократно описянные и подсохшие колготки. Отвлекаясь от очередной клиентки, Аллочка благодарно улыбалась ей, не выпуская ножниц из рук. Тем не менее, Аполлоша был здоров, весел, а отмытые Соней щёчки ей так и хотелось расцеловать, что она и проделывала.Сонина беременность протекала спокойно, без неприятных осложнений, и даже утренняя тошнота и рвота прекратились. Она с удовольствием возилась с малышом и даже подолгу гуляла с ним, пока мать трудилась над чьей-нибудь причёской.
Медленно толкая впереди себя коляску со спящим Аполлошей, Соня думала об Айке. Ищет ли он её? И Хочет ли она, чтобы он её нашёл? Она представила, что было бы, если бы он узнал о беременности. Пожалуй, он вполне мог наплевать на закон и опять похитить её. Запер бы в своём роскошном доме, привозил к ней врачей, насильно кормил тем, что полезно ей и детям, позволял надевать только то, что не сдавливает грудь и живот и выгуливал её определённое количество времени по дорожкам своего большого заросшего сада. В его отсутствие за ней бы надзирала та злая старая тётка, которая бормотала бы ей вслед грязные ругательства. А когда подошло бы время родов, он обязательно стоял бы рядом.
Соня оглянулась и облегчённо вздохнула: — какое счастье, что ей удалось его обмануть! Найти её не так-то просто! Нет, если бы он не был столь деспотичен, самоуверен, признавал за ней право на собственное мнение и считался с ним, она, пожалуй, согласилась бы выйти за него замуж. События полугодовой давности сгладились, притупилась обида, хотя и тлела где-то в глубине души то затухающим, то разгорающимся угольком. Ей не нравилась и была неприятной его настойчивость, основанная на звериной тяге к своей паре. К сожалению, он редко говорил о любви, да и выглядело это, скорее, как дань её человеческой сущности, а вот то, что он безаппеляционно называл её своей женой, коробило и вызывало неприязнь и отторжение.
Айк сидел в своём кабинете в конторе, как он называл “Строймонтаж” и отсутствующим взглядом смотрел на лежащие перед ним документы. Смотрел и не видел, а видел милое обиженное лицо с заплаканными любимыми глазами, чуть припухшие от слёз губы, голубую ниточку кровеносного сосуда на тонкой девичьей шейке, от которой так сладко, так нежно пахло. Его зверь, утративший надежду вернуть свою пару, тихо, жалобно заскулил и замолк, спрятался во тьме сознания. Айк вздохнул и тряхнул головой, вспоминая и перебирая в уме, что сделано и что ещё можно сделать.
Первые месяцы после исчезновения Сони он жил в Красноярске. Как сумасшедший, метался по городу, надеясь, что она просто поменяла квартиру, переехала в другой район и он вот-вот встретит её. Потом, понимая, что шансы на встречу мизерны, он стал следить за её родителями. С раннего утра Айк занимал позицию во дворе их дома, на густо поросшей кустами и травой площадке, где гуляли мамаши с детьми и хозяйки развешивали выстиранное бельё. Он снова привлекал к себе косые взгляды, но не обращал на них внимания, одиноко сидя на скамейке, и вскоре к нему привыкли, перестали заговаривать.