Время – словно капля янтаря

— О, а вот и Гена пришёл, — заметил меня Грин. Он сидел рядом со светловолосой, и рука его лежала то ли на спинке лавки, то ли на плечах девушки. — Знакомься. Это — Лена, а то — Чебурашка.

— Меня Ирой зовут, — поправила тёмноволосая. На лавке дружно засмеялись. Девочка недовольно хмыкнула, но, не удержавшись, тоже улыбнулась. И щёчки её стали кругленькими румяными яблочками. — Чего ржёте, как лошади?

Почему-то она мне показалась красивее, чем подруга. Хотя, конечно, не прав я был. Как раз у Лены личико было симпатичное, а у Иры — просто забавное.

— Я думала, он постарше, — смерила меня взглядом Лена.

— Ага, мелковатый, — согласилась Чебурашка. — Гена, ты в каком классе учишься?

— В седьмом, — я насупился. «Мелковатый»! Можно подумать, сама большая выросла. Наверняка не выше меня ростом.

— Закончил, или перешёл? — тут же уточнила девочка.

— Перешёл.

— Маленький.

— Чего это маленький?! — вступился за меня сидящий рядом с Чебурашкой Пашка. — Я тоже в седьмой перешёл.

— И ты мелочь.

— Подумаешь, сама на два года всего старше. А брат твой вообще в шестом учится.

— Потому брата мамка и не пускает со взрослыми гулять. В отличие от тебя.

— Ой-ей-ей, «взрослая»! Это не мамка, а ты сама брата сюда не пускаешь. Чтобы не наябедничал, чем ты тут занимаешься.

— Фи! — Чебурашка вздёрнула свой и без того вздёрнутый носик. — Подвинься лучше, пусть Гена сядет.

Пашка послушно отодвинулся. Но по другую сторону от него с независимым видом расселся Фитиль, не желающий уступать ни сантиметра занятой территории, потому места между Пашкой и девочкой освободилось не очень много. Меньше, чем требовалось для моей задницы.

— Спасибо, я постою.

— Садись, Чебурашка не кусается, — настаивал Грин. А Ира попросту схватила за руку и потянула, вынуждая сесть.

Я кое-как втиснулся. Сидеть так близко с девчонкой — не одноклассницей даже, с почти взрослой девушкой — мне раньше не приходилось. Было неловко. Впрочем, Чебурашка постаралась мою неловкость рассеять:

— Гена, а у тебя правда, разряд по плаванию есть?

— Правда.

— Ой, здорово. А я плавать почти не умею.

— Потому что ты трусиха! — поспешил вставить Пашка, высунувшийся из-за меня.

— Не трусиха. Просто страшно, когда под ногами дна нет.

— Трусиха, трусиха! Это и называется — трусиха.

И заговорили все. Спрашивали о городе, о школе, об одноклассниках, о новых фильмах, идущих в кинотеатрах. Сами рассказывали — и анекдоты, и истории из собственной жизни. У Грина получалось здорово и смешно. У Пашки — скорее глупо, и тогда он сам начинал первым смеяться. Чебурашка анекдоты рассказывать вовсе не умела, начинала и путалась, и приходилось кому-нибудь продолжать. Фитиль вставлял изредка реплики, едкие и злые. Он тоже хотел рассказывать, но сбивался на маты. Тогда все дружно кричали «фууу!» и он замолкал, только цыкал на асфальт и губы кривил. Лена говорила неожиданно остроумно и по делу. Почему-то мне казалось раньше, что девочки с такими правильными смазливыми личиками должны быть дурочками, вроде Мальвины из «Приключений Буратино». А эта оказалась совсем не дурочкой. Один Турок молчал. Он нашёл, наконец, какую-то мелодию, то ли узбекскую, то ли индийскую, и теперь любовно прижимал транзистор к пузу, мечтательно улыбаясь.

Когда начало темнеть, пришёл Жир.

— Принёс? — сразу подхватился навстречу ему Фитиль.

— Спрашиваешь!

Жирный вытянул из-за пазухи пивную бутылку, заткнутую туго скрученным куском газеты. Фитиль тут же отобрал её, выдернул пробку, понюхал.

— Чё нюхаешь? Первак, тёплый ещё. Мамка тока гнать начала. Пока пошла в дом, я и отлил себе.

— Мало.

— Куда мало? Ты сдохнешь, если это выпьешь.

— А на всех мало будет.

— Не жадничай, — оборвал его Грин. — Пашка, ситро где?

— Тута! — Пашка наклонился, достал из-под лавки авоську с тремя бутылками.

— Химичь давай.

— Ага.

Фитиль и Пашка юркнули за лавку, и на их место опустился Жир. Точно, жирный! Задница — как у тех двоих вместе взятых.

— У меня «Ява» сегодня. Все будут? — поинтересовался Грин.

— Спрашиваешь!

О чём идёт речь, я понял, когда в руке у Грина появились чёрная бумажная пачка и спичечный коробок. Закурил он мастерски, по-взрослому. Передал сигарету Лене. И та взяла! Никогда не видел, чтобы девчонки курили.

Грин раскурил следующую, передал Чебурашке. И она тоже взяла, поднесла ко рту, смешно выпятив губки, потянула. Затем выпустила струйку белого дыма. А Грин уже передавал сигарету и коробку Жиру.

— Вам на двоих с Фитилём. — Повернулся к Турку: — И вам с Пашкой.

— Грин, дай мне целую, — подал голос из-за лавки Фитиль.

— Пойди и купи, — последовал лаконичный ответ.

Все засмеялись. Кроме меня — я не понимал, в чём шутка, пока Жир не предложил:

— Фитиль, хоч, меняю твою половину на три целые «Ватры»?

— Да пошёл ты…

Они опять засмеялись. Теперь и я сообразил — сигареты у Грина были дорогие и дефицитные. Во всяком случае здесь, в посёлке, дефицитные.

Через минуту все, сидящие на лавке, курили. Грин и Лена — по очереди. У них это красиво получалось. Когда была очередь Грина, он выпускал изо рта дымное колечко. Пока оно расплывалось, вслед пускала струйку дыма девочка. Иногда попадала, и все начинали хихикать. И я хихикал, не совсем понимая, над чем.

— Держи, — толкнули меня в бок.

Я недоуменно уставился на сигарету в пальцах Чебурашки. Взял почти автоматически.

— Ну? — Девочка ждала. Потом поторопила: — Кури!

До меня дошло! Сигарет было мало, поэтому курили одну на двоих. Грин с Леной, Жир с Фитилём, Турок с Пашей. Чебурашка — со мной.

Я отрицательно покачал головой.

— Я не курю, спасибо.

— Что, вообще не куришь? Никакие? — недоверчиво повернулся ко мне Жир.

— Вообще.

— А чуть-чуть, за компанию? — просительно посмотрела на меня Чебурашка.

— Он маленький ещё, не приставай, — хихикнула Лена.

— Попробуй, это же «Ява», а не «беломорина» какая! — продолжала тыкать мне сигарету Ира.

— Да курит он конечно. — Фитиль нарисовался прямо за нашими спинами. — После твоих губ брать брезгует.

А вот это была ложь! Наглое, подлое вранье, за которое бьют в глаз.

— Правда? — лицо Чебурашки сделалось обиженным. Неужели она поверила таким глупостям? И остальные молчат. Как же им объяснить, что Фитиль врёт? Что вовсе мне не противно, наоборот…