Время – словно капля янтаря

— Так что ты предлагаешь, терпеть? И ты терпел? И жена твоя, когда у неё ребёнка убили?

— А куда деваться нам было? Горевали и богу молились. И он помог, дал ещё двух деток. Испытание это для нас было, Гена. И для тебя вот теперь испытание. Давай уж добьём, чтобы глаза не мозолила.

Я послушно опрокинул стакан, не почувствовав даже горечи. Зацепили меня слова Мишани. Испытание, стало быть? А ведь правильно. Не болезнь это никакая, не амнезия, не шизофрения — испытание. Тот, на небесах который, испытывать меня продолжает. Он ведь Всеведающий и Всемогущий. Всё что угодно сделать способен. И я давно это понял, раскусил его замысел. Ещё когда майора жёг, раскусил. И правильно вроде всё сделал? Он же Всеблагой, бог-то наш? Так же в библии написано? Прощать всех учит, «возлюби ближнего», мол. Я всех и «возлюбил», простил. А где награда? За что он меня так сурово? Я же не железный. Не святой! Не этот, как его…не Иов! Зачем со мной так?!

— А?!

Я врезал кулаком по столешнице так, что стаканы подпрыгнули, а Мишаня чуть с табурета не свалился.

— Ты чего, Гена?

— Я тебя спрашиваю, зачем он меня так?!

— Дык, не можем мы судить о делах Господа. Потому что неисповедимы пути…

— Не можем?! А он может Ксюшу четыре раза подряд убивать? Первый раз я не видел, так он повторил. С разных сторон мне показал, чтобы не сомневался уж… Смотри! — я оттянул тенниску на груди. — Видишь? Это кровь её!

Миша сполз с табурета. Постоял, глядя на меня. И вдруг предложил:

— Гена, я за вторым пузырём сбегаю, а то мало нам, вижу. Только деньги ты давай. У меня нету больше.

Предложение его было таким неожиданным, что я с мысли сбился. Несколько секунд таращился тупо, потом кивнул, вытащил деньги из кармана, протянул.

— На, иди. Только водки не надо больше. И не приходи! Мне подумать нужно. О нём, — ткнул указательным пальцем вверх.

Миша постоял, раздумывая. Кивнул, направился к двери.

— Постой! — окликнул я его. — Вот если ты такой верующий, скажи — сколько он меня испытывать будет?

— Пока ты, Гена, самое главное испытание не пройдёшь. Пока терпению и смирению не научишься…

Он ещё что-то пытался мне рассказывать, но я уже не слушал. Остальное всё ерунда была. Одно правильно Мишаня сказал — главного испытания не прошёл я пока. А какое самое главное испытание быть должно? Да ежу понятно, какое!

Светка, бандюк, шалашовка, майор — это цветочки. Всё, что они мне сделали, ПОТОМ было, после самого главного, самого страшного. И если бы не это страшное, мне бы их и прощать не пришлось. Не за что прощать было бы! Главное, оно сегодня случилось. И с этим главным Господь Бог меня не свёл почему-то с глазу на глаз. Значит, я сам понять должен? Сам всё сделать?

А я непонятливый! То-то он мне Мишаню этого подослал. Спасибо, боженька, и за такую подсказку.

Пора было вновь крутить стрелки назад. Начинать этот проклятый день заново.

Глава 16 1 июля 2001 года

Адрес лейтенантика я помнил отлично. И показания его помнил: где он был в тот день, что делал. Я даже не сомневался, что застану его дома. Не для того мне бог подсказку давал, чтобы теперь в догонялки играть.

«Опель» стоял возле подъезда шестнадцатиэтажки, ждал хозяина. Через несколько минут тот появится, сядет в машину, выедет со двора. По дороге захватит свою лахудру и помчит катать по городу, с ветерком… С кровью на колёсах! Так что мне подождать его нужно, и все дела.

Дворик был красивый, ухоженный. Клумбы цветочные, лавочки, детская площадка. Никаких тебе бурьянов и гор мусора, как у нас в микрорайоне. Центр, что ты хочешь! На площадке гасали трое пацанов, взрослых никого не видно. Удачно — никто не помешает разговору. Я подумал, а не буцнуть ли «опель», чтобы сигналка сработала, поторопить хозяина? Нет, не нужно. А то многим интересно станет, что там за шум. Подожду, наберусь терпения.

Кодовый замок на двери подъезда заурчал, щёлкнул. Лейтенант Ковалевский вышел из дома, и я тут же заступил ему дорогу. Поговорим!

— Добрый день.

— Здравствуйте.

Он улыбнулся, посмотрел на меня вопросительно. Именно таким я его и помнил. Молодой, белобрысый, с добродушным открытым лицом, в кроссовках, джинсах, тенниске. Тенниска почти как на мне, только бурого пятна на кармане нет. И не скажешь, что мент. Обычный хороший парнишка…

Через час этот хороший парнишка убьёт Ксюшу. Уже убил. Четыре раза убил, на моих глазах. Просто он пока не знает об этом. Да мне-то что от его незнания?!

Кулаки сжались сами собой. И разжались. Да, это было самое тяжкое испытание. Все остальные знали, что имею я полное право им отплатить. А с этим как?!

Передо мной стоял убийца моей дочери. Не существует вины страшнее. Но я могу его остановить — сейчас, — и Ксюша жива останется. И это будет правильно по любым законам, понятиям и совести. Потому как дочь спасти — святое. А за него я уже отсидел. Пускай по другой статье — нет разницы, каким именем ад называют. Имел я право сделать с этим «хорошим парнишкой» всё, что угодно. По людским законам.

А по божьим? Неужели и этому простить? Отпустить его, чтобы он Ксюшу шёл убивать?! Да он даже не поймёт, что я его прощаю! Даже если рассказать попытаюсь, не поверит, потому что его дорога с Ксюшиной пока не пересеклась. Подумает, что сумасшедший или пьяный. Сбежит.

И убьёт.

Так по каким же законам мне сейчас действовать, по божеским или по человеческим? Будь проклят Радик вместе с браслетом своим, который прошлое и будущее перемешал! Поманил надеждой исправить то, что произошло уже, а исправить, остановить не получается…

— Вы что-то хотели? — поторопил меня Ковалевский.

Он продолжал улыбаться, не ждал подвоха. Никакой опасности для себя не чувствовал. У него было отличное настроение. Ещё бы! Впереди — выходной день, свидание с девушкой. Убийство.

А почему, собственно, не получается остановить? Остановлю. Ещё и как остановлю!

— Слушай, друг, у тебя монтировки в багажнике случайно нет?

Теперь он смотрел на меня удивлённо.

— Есть.

— Займи на пару минут.

Ковалевский досадливо повёл плечом.

— Знаешь, я вообще-то спешу.

— На пару минут всего!

Он вздохнул. Полез в машину, открыл багажник. Ты смотри, молодец! Другой послал бы подальше.

Ковалевский порылся в багажнике, протянул мне монтировку. Хорошая штука, увесистая. Шваркнуть его по темечку, и все проблемы решатся. Некому будет мою Ксюшу давить.

— Только быстрее, хорошо?

— Да не беспокойся, я мигом!

Я обошёл вокруг машины, и с размаху — хрясь по лобовому стеклу! Качественное, сволочь! С первого удара только трещинки пошли. Ничего, я и ещё ударю. И ещё!

Ковалевский застыл, что твой истукан. Рот раззявил, глаза на лоб полезли.

— Ты… ты что творишь?! — другой на его месте драться кинулся бы, а у этого слёзы в глазах. — Она же новая, я кредит не выплатил…

Я даже плюнул с досады.

— Да не ной ты! На СТО новое стекло поставят. А денег нет — у друга своего попроси, у майора Мазура. У него много! Шалавы ему исправно отстёгивают.