Всадник Ветра

Чуть успокоившись, я кивнул.

— Допустим. Что за Суд Творца?

— Милый средневековый обычай, который заложили в Проклятье в качестве предохранителя. Если ты не согласен с действиями другого ребенка-волшебника, а Проклятье его по какой-то причине не останавливает — вызываешь его на Суд Творца, честный поединок, в который не могут вмешиваться посторонние. Кто победил, тот и прав — так судил Творец.

— А проигравший погибает?

— Как решит победитель.

— И откуда ты знаешь об этом? — подозрительно спросил я. — Тебя кто-то так вызывал?

Улыбка Аркадия приобрела явно сардонический оттенок, но он не ответил мне прямо. Вместо этого сказал:

— Сейчас этот обычай используется довольно редко, настолько редко, что большая часть новых детей-волшебников о нем и не подозревает. Но тайной он не является. В Ладье можешь подробнее расспросить Разящую и Катавасию, они знают.

— Да, я уже в курсе, что они самые старшие, — кивнул я. — Но я сомневаюсь, что даже в таком поединке у меня получится вырвать сердце. Ты, наверное, долго тренировался?

— Около двух лет. Сперва на козах и свиньях, потом обнимался с трупами.

— Обнимался с трупами? — не понял я. — Это метафора такая?

— Отнюдь. Мне же нужно было вырвать сердце у себя самого, а не у стоящего напротив человека, — пояснил Аркадий. — Вот под таким углом, — он согнул руку, чтобы продемонстрировать. — Это крайне непросто: надо вскрыть грудную клетку, разрубив два ребра — и все максимально быстро. Поэтому я договорился с несколькими моргами и тренировался на трупах. Садился позади них на каталку, прижимал к себе и делал. В итоге наловчился так, что мой средний результат был от полутора до трех секунд в зависимости от телосложения.

— И как ты им это объяснил?! Понятно, ты был мальчиком-волшебником, но есть же границы бескорыстной помощи!

Аркадий хмыкнул.

— Во-первых, у меня была определенная репутация…

— Какая репутация?!

— Хуже, чем сейчас у тебя. Во-вторых, я рассказал им чистую правду об Улье Гулей. Редкий ульевой монстр, очень неприятный. Выглядит как атака зомби из фильмов ужасов, хотя никакие они не зомби, конечно, — просто человекообразные обезьяны. Чуть ли не единственный способ вывести их всех из строя разом: найти главного гуля и вырвать ему сердце, через которое он связан с остальными. Имеет смысл быть готовым к такой подставе заранее.

— Я даже не знаю, твой рассказ — это топливо для ночных кошмаров, или просто адский абсурд, который подсознание даже откажется обрабатывать, — честно сказал я.

— Какая высокая оценка моих усилий! — Аркадий прижал ладонь к груди. — Только ты не о том спрашиваешь. С моргами договориться было относительно легко. А вот чего мне стоило собрать в нужном месте в нужное время бригаду врачей с кучей узкоспециализированной аппаратуры — даже вспоминать приятно. Очень элегантная была схема.

— И что ты им наплел?

— Ничего. Нашел компромат на опытного хирурга-трансплантолога, а он уже придумывал, что соврать остальной команде и руководству больницы. Говорю же, элегантная схема.

И не поспоришь. Интересно, этим «опытным хирургом» был научный руководитель барышни Леониды?

— А что с твоим сердцем стало потом? Ты его заспиртовал?

— Вот теперь я должен спросить, за кого ты меня принимаешь, — слегка фыркнул Аркадий. — Разумеется, нет. Я его съел.

— А, ну да. Следовало ожидать.

Бессердечный маг вздохнул и, кажется, даже слегка закатил глаза.

— Конечно же, оно растворилось в воздухе. Вместе с моим предметом-компаньоном. Как только Проклятье зафиксировало критическое падение давления крови, то есть примерно через секунду после извлечения.

Помолчав, он добавил:

— Кстати, если тебе интересно… Насчет объятий с трупами. Я думал, будет тяжело. Противно даже. Но именно на этом этапе подготовки ко мне пришло понимание правильности принятого решения. В свежих трупах нет ничего особенно неприятного. Большинство выглядят просто как люди. Я брал каждого из них за плечи и думал — если бы мир имел доступную магию, этого человека можно было бы спасти.

Ничего себе. Это еще высокие нравственные качества или уже сдвиг по фазе? Не знаю, да Аркадий и сам не знает, наверное.

— Раз ты не против поговорить об этом, тогда еще один вопрос, — сказал я. — Почему ты вообще на это пошел? Почему не попробовал подождать еще лет десять или двадцать — вдруг со всеми твоими знаниями ты бы как раз сейчас нашел способ сам снять Проклятье и стать полноценным магом? Не калеча себя и не надеясь, что потом, через много лет, появится кто-то вроде меня и доведет дело до конца?

— А ты еще не понял? — на лице Аркадия отразилось легкое удивление. — Я думал, после сегодняшних новостей это станет тебе очевидно.

— Ты о чем?

— Когда я сказал, что грядет первая всеобщая война — я действительно имел в виду «война». Страшнее которой наша планета не знала. Единственным способом дать Ордену подготовиться к ней было поделиться информацией, и как можно скорее.

Аркадий немного помолчал.

— В моей жизни был постыдный эпизод, когда я откладывал тяжелое решение на две минуты дольше, чем позволяли обстоятельства. В результате пострадали дорогие мне люди, — добавил он. — Я поклялся тогда, что этого больше не повторится.

* * *

— Какие отличные показатели сегодня! Пожалуй, можно будет обойтись половинной дозой. Клавдия Рашидовна, спасибо, можете быть свободны. Я сама.

— Как скажете, доктор. До свиданья, Аркадий Андреевич.

— И вам хорошего вечера.

Когда медсестра покинула палату, Леонида расстегнула широкий браслет с сенсорным экраном на запястье Аркадия, убрала его в чехол и в шкафчик с медицинскими принадлежностями. Затем достала оттуда препараты и начала готовить укол. Аркадий, сидя в своем любимом кресле у окна, полуприкрыв глаза, прислушивался к ее уверенным движениям. О чем-то хочет поговорить наедине, но показатели сегодня хорошие, и вообще всю неделю были неплохие, несмотря на то, что Аркадий позволил себе слишком эмоционально отреагировать на ситуацию с древневольцами. Значит, не об этом. А кроме его здоровья может быть только еще одна тема, косвенно связанная.

— И как вам Кирилл? — поинтересовался он, не открывая глаз.

Леонида на миг замерла.

— Вот знаете, до сих пор не привыкну, — сказала она с улыбкой в голосе. — Вы точно мысли читать не умеете?

— Вы слишком громко думаете. Не понравился?

— Да нет, почему? Серьезный мальчик. Красивый. Не верится, что он инициировался меньше трех месяцев назад. Я бы дала ему двадцать-тридцать лет в волшебниках.

— Я бы тоже.

— Ну вот. Однако при первой же попытке установить границы — сразу такой подростковый максимализм лезет… «Нет, я не буду шуметь в библиотеке, но не потому, что вы, тетенька, так сказали! Я сам так решил!»