Все проклятые королевы

***

Этот дом — настоящее произведение искусства.

Я никогда не видела ничего подобного. Не то чтобы я долго жила. Вся моя жизнь прошла в Ордене, и я не покидала Остров Воронов. Но даже на гравюрах, которые нам показывали, чтобы мы учились о мире за пределами, я никогда не встречала ничего подобного.

Не могу оторвать глаз. Я осталась стоять, полностью поглощенная видом, спускаясь по лестнице на южную сторону, где дом воздвигнут на толстых деревянных и железных столбах, между которыми протекает река. Я остановилась, чтобы полюбоваться, и еще через пять минут, когда мы углубились в сады, орошаемые ручьями и маленькими прудами. И позже, когда мы покинули ухоженные сады и прошли через лагерь, направляясь к зеленому, ровному полю, которое тянется дальше.

Вчера я спустилась сюда как в трансе и не смогла должным образом оценить всю красоту.

Я замечаю, что многие солдаты смотрят на нас, проходя мимо. Некоторые обращают внимание на своего командира, а также на капитана, который бы их вел, если бы не его ранения.

Наверное, после того, что произошло на Проклятой, это уже не проблема.

Между пальцами я чувствую легкое покалывание, когда думаю об этом, но быстро сжимаю кулак, чтобы успокоиться.

Другие солдаты смотрят на меня. Мне немного жаль, что я рассказала тем, кто спрашивал, сразу после выхода из Галереи Змеи, что я — секретное оружие командира. Сейчас это кажется мне глупым и не таким уж забавным, особенно когда правда в том, что я не знаю, что именно я сделала с хиру, да и с монстрами на Проклятой тоже.

Я стараюсь не сутулиться, пока с тревогой думаю, что, возможно, это правда — я действительно оружие сама по себе, странное существо с необъяснимой магией, неспособное контролировать свои действия. Существо, чья кровь имеет вкус Гауэко…

Когда я вспоминаю слова Ламии, страх поднимается волнами в моем горле. Я должна остановиться на мгновение, закрыть глаза и глубоко вдохнуть, прежде чем продолжить.

Ни Нирида, ни Кириан не замечают моего жеста, потому что оба смотрят вперед, к месту, где капитан, заменивший Кириана, выходит из одной из палаток.

Этот самый Деррик осматривается по сторонам, небрежно затягивая ремень, и, увидев нас, идет навстречу.

Кириан щелкает языком.

— Веди себя спокойно, — предупреждает его Нирида, и я напрягаюсь.

Мне не нравится этот человек. Мне не нравится, как он улыбается, и не нравится, как он смотрит на меня.

— Командир, капитан Кириан, солдат… Одетт. Это Одетт, верно?

Снова эта самодовольная улыбка. У него черные волосы, зачесанные назад, и густые белые пряди по бокам.

Я просто удерживаю его взгляд, но не даю ему продолжить разговор со мной.

Нирида, как всегда, решительная, отвечает за меня.

— Доброе утро, капитан. Какие новости?

— Раненые солдаты хорошо восстанавливаются. Только один из них остается без сознания, но врачи говорят, что это нормально, и что он скоро проснется. — Он поправляет кожаную куртку. — Все они жаждут вступить в бой со Львами. Говорят, что вчера приехала Королева Королей.

— Это правда, — подтверждает Нирида. — Мы ждем, когда королева Друзилла назначит аудиенцию.

Деррик задумчиво молчит.

— Я хотел бы ее встретить.

Кириан не утруждает себя скрывать презрительный вздох. Нирида вмешивается, прежде чем он успеет ответить резким словом.

— Она встретит её, — отвечает она, — когда придёт время. А пока тренируйте тех, кто готов сражаться. Мы можем отправиться на войну в любой момент.

— Завтра утром начнётся обучение, — услужливо отвечает он. — Может быть, прекрасная Одетт захочет присоединиться к моим рядам, — предлагает, окидывая меня оценочным взглядом.

Он не задерживается на моём лице. Он смотрит на меня без стыда, его взгляд скользит по груди, талии, ногам. В его глазах есть любопытство, но также и тёмное, властное желание, от которого мне хочется сморщиться.

— Я уже говорила вам, капитан, — отвечает Нирида, её голос становится жёстким. — Одетт не является частью отряда.

— О, точно, — он проводит рукой по волосам, и у уголков его губ появляются морщины, когда он улыбается. — Мои солдаты тоже говорят, что ей не нужен тренинг.

— Все солдаты нуждаются в тренировке, — отвечает она. — Но я позабочусь о её.

Деррик снова молчит. Он смотрит на меня с осторожным интересом, и уже почти собирается что-то сказать, когда палатка, из которой он только что вышел, снова распахивается, и из неё выходит фигура.

Молодая девушка, судя по её одежде, по длинному платью и плащу, который покрывает её худые плечи, не принадлежит армии, оглядывается по сторонам с отчаянием и останавливается, заметив Деррика. Её глаза широко раскрываются, когда он поворачивается, насторожённо реагируя на её движение, и поднимает руку, чтобы извиниться перед нами.

— Минуточку. — Затем он протягивает ту же руку к ней, и девушка приближается, нерешительно, не осмеливаясь смотреть нам в глаза.

Когда она подходит, я понимаю, что она не может быть нашего возраста. Несмотря на тёмные круги под глазами, несмотря на тень усталости в её взгляде, её лицо всё ещё округлое, с полными щеками. Пятнадцать лет? Шестнадцать?

С нарастающим недоумением я наблюдаю, как Деррик высоко удерживает руку до тех пор, пока она не возьмёт её, и понимаю, что это не просто рука, которую он протягивает, а то, что в ней.

Серебристый блеск монеты сверкает между его пальцами, когда девушка быстро хватает её и пытается спрятать, но Деррик не позволяет ей. Он хватает её за запястье, притягивая к себе, и она подавляет вскрик, когда он прижимает её лицо к своему.

— Спасибо, красавица. Приходи сегодня вечером. Один мой знакомый, солдат, хочет познакомиться с тобой. Он позаботится о тебе.

Тогда я понимаю, что только что произошло, сделка, которая была заключена прямо перед нами, и меня охватывает желание вырвать.

Она старается не изменить выражение лица и быстро кивает, а Деррик отпускает её, давая ей уйти. Я вижу, как она уходит быстрым шагом между палатками.

— Ты отвратителен, — с презрением выпаливает Кириан, когда девушка уже не может нас услышать.

Он смотрит на Деррика с ненавистью, с яростью, которую я вижу на его красивом лице, лишь изредка. Деррик медленно наклоняет голову, словно хищник, готовый напасть.

— Как ты сказал? — тихо спрашивает он, нарочито сохраняя вежливую форму.