Все равно будет май

И Семен жал. Давно за отметку «100» ушла стрелка спидометра, а он гнал воющий, содрогающийся, вроде даже вытянувшийся от стремительного движения «оппель». Впереди, скользя по бетону автострады, врезаясь в темноту ночи, неслись два луча фар.

А вокруг — тьма. И в этой непроглядной тьме, еще не зная о ненужности светомаскировки, лежали разрушенные города и поселки Германии, над реками повисли разорванные мосты, тянулись вытоптанные, обреченные на бесплодие поля, исковерканные сады. Сколько лет не знала эта земля войны и вот теперь полной мерой испила чашу, уготованную гитлеровцами другим народам…

Слабой полоской, словно там, на краю земли, приподняли черный бархат неба, обозначился восток, когда Карайбог съехал с автострады на узкое асфальтированное шоссе, по немецкому обычаю аккуратно в два ряда обсаженное яблонями и грушами. Свернул на малоезженую полевую дорогу и вскоре оказался на берегу Одера.

Широко разлившаяся полноводная река двумя своими рукавами розово дымилась в первых лучах солнца. Спокойно, невозмутимо ее течение. Наверно, уже знает, что наступил мир!

Семен Карайбог вышел из машины. Это место он помнил хорошо. Сняв фуражку, поднялся на холм. С тревогой подошел к могиле. Но напрасно волновался: все в порядке. Могильный холм порос еще реденькой, робкой и нежной травкой. Надпись на дощечке не расплылась, фамилии погибших виднелись ясно:

«Назар Шугаев»,

«Иван Дударев».

Семену хотелось еще что-нибудь сделать для товарищей. А что? Подправил слегка осевшую с одного уголка землю, для верности еще раз обвел карандашом надпись.

Достал из кармана бутылку водки, опустился на колени:

— Ну, Назар и Иван! За упокой!

Прямо из горлышка отпил одну треть, а остальную водку вылил в изголовье могилы:

— С победой!

Поднялся, вынул пистолет и три раза выстрелил в воздух. Звуки выстрелов раскатисто пронеслись по спокойной глади реки, отозвались в низовых лугах. Из ближайшего куста выпорхнула птица и прочертила косую линию над песчаной кромкой берега.

— Спите спокойно, друзья! Дело сделано! Прощайте! Теперь уж навсегда!

Сбежал с холма. «Оппель», как гнедой конь, стоял в молодой траве…

2

Когда гвардии младший лейтенант Карайбог на «оппеле» без пропуска проскочил КПП и умчался по шоссе, часовой, стоявший на посту, позвонил дежурному по части и доложил о случившемся.

И пошло по цепочке:

— Товарищ майор…

— Товарищ подполковник…

— Товарищ полковник…

К утру все офицеры, посланные на розыски неизвестно куда уехавшего командира взвода, вернулись ни с чем.

И полк был поднят по тревоге! Приказ один:

— Найти Карайбога во что бы то ни стало. Не сквозь же землю он провалился, черт его подери!

Вот почему, когда загнанный «оппель» с Семеном Карайбогом за рулем подкатил к проходной, часовой бросился к телефону. Увидев, как бежит к проходной всегда спокойный, выдержанный и невозмутимый начальник штаба полка подполковник Черников, Карайбог впервые ясно понял, что натворил в радостную победную ночь. Сидел сгорбившись над баранкой: что будет, то будет!

Запыхавшийся подполковник Черников не мог произнести и слова. Его душило бешенство и негодование. Сейчас он вытащит из машины младшего лейтенанта и тут же на глазах у всех покажет ему, как марать честь прославленного полка. И когда! В первый день Победы!

Но, глянув в почерневшее, мрачное лицо Карайбога с дикими глазами, потрескавшимися запекшимися губами, испугался. Знал бешеный характер гвардии младшего лейтенанта. Приказал:

— Младший лейтенант! За мной!

Карайбог с трудом — так утрясла дорога и затекли ноги — вылез из машины. Черников на всякий случай приказал:

— Дайте пистолет!

Криво усмехнувшись (вот и довоевался!), Карайбог расстегнул кобуру и вынул парабеллум. Молча протянул подполковнику. С этим парабеллумом Семен не расставался всю войну. Еще в декабре, под Михайловом, когда они с Назаром Шугаевым подорвали два гудериановских танка, он взял пистолет у убитого немецкого танкиста. Хотел сдать — не положен тогда ему был пистолет. Но командир полка сказал:

— Носи, сержант. Заслужил!

И вот теперь он отдал парабеллум. Молча. Без звука. Как обыкновенную ненужную вещь. Только прикусил задергавшуюся губу.

— За мной. К командиру! — И Черников быстро зашагал по асфальтовой дорожке к штабу.

И снова полетело по цепи:

— Товарищ подполковник…

— Товарищ полковник…

— Товарищ генерал…

Командир дивизии, худой и высокий генерал, казалось, еще больше вытянулся от гнева: давно в соединении не было ЧП. Удручен и начальник политотдела. Всего месяц назад он лично вручил молодому коммунисту Карайбогу партийный билет. Спросил уныло:

— Что же будем делать?

— Как что? Судить! Судить, и никаких разговоров. Разжалуем — и в штрафную. Или, может быть, вы другого мнения, товарищ полковник? — И генерал, подняв бровь, вопросительно посмотрел на начальника политотдела.

— Нет, почему же! Случай безобразный.

— Дальше ехать некуда. Разболтались! Сегодня же подготовьте материал. Нянчиться не будем. Хватит!

Заметив на лице начальника политотдела неопределенное выражение, командир дивизии ожесточился:

— А вы его не защищайте, товарищ полковник. Адвокаты в таком деле не нужны.

— Да я и не думаю защищать. Виноват Карайбог. Дело ясное.

— Еще бы! — буркнул генерал и полез в карман за портсигаром. Но, не обнаружив его на привычном месте, вспомнил, что врачи категорически запретили курить, и снова завелся: — Черт знает что! В дни победы приходится с ЧП возиться. Награды у него есть?

— За Вислу получил орден Красного Знамени. Красная Звезда есть. Три ордена Славы. По приказанию маршала присвоено звание — младший лейтенант. В партию недавно приняли.

— Вот видите! — сердито посмотрел на начальника политотдела генерал, словно тот был виноват в случившемся. — Видно, Карайбог решил, раз войну выиграли, Гитлера разбили, славу победителей завоевали, значит, теперь все дозволено. Наплевать на уставы, на дисциплину. Анархия — мать порядка! Опасный симптом. Если вовремя не пресечь — потом наплачемся. Маршал командующему армией звонил, предупреждал о необходимости крепить воинскую дисциплину, решительно бороться с малейшими нарушениями порядка. Он, наверно, и пьян был.

— Пьян. Победу отмечал.

— А за руль сел. О чем он только думал! — снова взорвался генерал. Вспомнил, что в радостный день Победы он только и выпил стакан минеральной воды. И надо же было дурацкой немецкой пуле угодить в живот. А врачи рады стараться: ни капли спиртного.

Командир дивизии хмуро смотрел в светлый квадрат настежь распахнутого в весну окна. Молчал. Только теперь начальник политотдела с горестной ясностью заметил, как осунулся и постарел после ранения командир дивизии. А каким молодцом был совсем недавно, когда с боями шла дивизия по городам и весям Восточной Пруссии!