Второе пришествие

– Он делает то, что ему нравится, - возразила Мария Магдалина.

Введенский показалось, что ее слова прозвучали излишне резко.

– Не всегда можно себе позволить делать то, что нравится, - нравоучительно возразил апостол.

По лицу Марии Магдалины пронеслось какое-то странное выражение. Но больше говорить на эту тему она не стала.

Машина медленно двигалась по запруженным московским улицам. Введенский слегка волновался, насколько хорошо Иисус сможет вести их пикап. Но быстро успокоился, убедившись, что водитель вполне справляется со своим делом.

В отличие от него. Введенский все никак не решался поговорить с Марией Магдалины о Вере. Но его смущало то, что рядом сидел апостол Павел. Почему-то ему не очень хотелось, чтобы он слышал их разговор. Но выхода все равно не было, не попросить же того пересесть. Ладно, пусть слушает, особых тайн тут нет.

– Мария, я знаю, вы разговаривали с Верой, - негромко произнес Введенский.

– Разговаривала, - подтвердила она.
– Ей сейчас не просто.

– Почему?

Мария Магдалина ненадолго задумалась.

– Знаете, Марк, ваша история чем-то напоминает нашу с Йешуа историю. Мы тоже оказались в ситуации, когда было трудно понять, кто прав, а кто нет. Вы даже не представляете, какие по накалу тогда происходили споры. Источники, которые вы знаете, все передают чересчур благостно.

– Вся история искажена, это я вам, как и историк говорю, - вздохнул Введенский. Впрочем, в данный момент его гораздо больше волновала Вера.

– Да, вы правы. Мы это очень хорошо знаем. Слишком часто правда бывает не по зубам современникам, да и их потомкам.

Введенский был полностью согласен с этим тезисом, но в данный момент его волновало другое.

– А что Вера?
– напомнил Введенский.

– Она переживает трудный период переоценке ценностей. Мы долго говорили с ней на эту тему.

Введенский почувствовал обиду.

– Но почему об этом она не говорит со мной?

Мария Магдалина посмотрела на него и едва заметно улыбнулась.

– Она хочет понять все сама. Если спрашивать вас, то вы начнете убеждать ее в своей правоте. Вера же не желает попадать под влияние чужих воззрений. Она намерена разобраться во всем сама.

– Но я всегда старался не подчинять ее своему влиянию. Я как мог оберегал ее духовную независимость. Считал всегда это крайне важным, так как убежден, что каждый должен идти своим путем.

– Возможно, это происходило вопреки вашим намерениям, на подсознательном уровне. А Вера боится такого влияния, она считает, это слишком важным для себя вопросом. Хотя я пыталась ее разубедить, доказать, что здесь вы ей не опасны. Но она осталась при своем убеждении.

– Что же делать?

– Я уже вам сказала, что у нее сейчас трудный период переоценки ценностей. Мы много говорили об этом. Когда-то и я переживала нечто подобное. С тех пор прошло более двух тысяч лет, а будто все было словно вчера.

– Вы тоже пережили переоценку ценностей?
– удивился Введенский.

– А что в этом странного. Когда появился Йешуа, многим пришлось это сделать. Вы и представить себе не можете, что тогда началось, какой вал ненависти на нас обрушился. А я же была молоденькая девушка, из очень ортодоксальной семьи. Мой отец был раввин в храме. И очень гордился своими обязанностями. Мне пришлось уйти из дома и присоединится к Йешуа.

– "После сего Он проходил по городам и селениям, проповедуя и благовествуя Царствие Божие, и с Ним двенадцать, и некоторые женщины, которых Он исцелил от злых духов и болезней: Мария, называемая Магдалиною, из которой вышли семь бесов", - процитировал Введенский.

– Вы хорошо знаете писание, - улыбнулась женщина.

– Это необходимо для моей работы. К тому же я тоже вырос в ортодоксальной семье. Мой отец тоже служитель храма, он священник. А могу я задать вам вопрос?

– Задавайте.

– Что за семь бесов из вас вышло?

– Семь бесов - это мои предубеждения против Йешуа. Когда мы встретились с ним в первый раз, я была готова его разорвать на клочья; так я была возмущена всем, что он говорит и делает. Я даже бросилась на него с кулаками. Меня едва остановили Андрей и Иоанн. Не то бы с Ним подрались. Не знаю, почему я тогда не убежала, а осталась с ними. Мы долго общались с Йешуа, и бесы прежних предубеждений стали выходить из меня. А потом я в Него без памяти влюбилась. А может, это было с первого же взгляда. Никто не знает, когда к человеку приходит любовь. Обычно задолго до того, как он ее осознает. Не беспокойте понапрасну и не напрягайте Веру, дайте ей время во всем разобраться. Из каждого должны выйти свои бесы; беда большинства в том, что они остаются внутри него всю жизнь. И он с ними живет, даже не подозревая об их присутствии. А ведь бес - это любое неверное суждение, представление, наши отрицательные эмоции. И как со всем этим совладать, как очиститься от этих загрязнений? Йешуа надеялся решить этот вопрос. Но, боюсь, у него на этом поприще далеко не все получилось. А вот новых бесов с тех пор добавилось предостаточно. В том числе, считает Он, и по Его вине. И Он сильно из-за этого сильно переживает.

– "Где Дух Господень, там свобода", - вдруг не громко, но отчетливо проговорил апостол Павел.
– Я всегда это Ему говорил.
– Но Ему этого мало, Он хочет, чтобы повсюду царила божья благодать.

– Он не столь наивен, Павел, - возразила Мария Магдалина.
– Но Он слишком недоволен, как все потом пошло.

– Я знаю, вы с Ним считаете, что это я во всем виноват, что я создал такую церковь, которая все извратила. Разве не так?

– Он считает, что виновных много. В том числе и Он сам.

– Но главный виновник все равно я, - упрямо продолжал апостол Павел.

Но ответить Мария Магдалина не успела, так как машина остановилась.

– Приехали!
– громко известил Иисус.

Захваченный разговором, Введенский даже не смотрел, куда они направлялись. И только теперь огляделся вокруг. Пикап припарковался неподалеку от Храма Христа Спасителя.

Они вышли из машины и направились к Храму. Перед тем, как войти в него Иисус долго рассматривал огромное тяжелое, помпезное здание. Затем посмотрел на Введенского, в Его глазах промелькнуло какое-то выражение, но затем быстро отвернулся и направился к входу.

Они вошли в храм. Народу было много, и протиснуться вперед не было никакой возможности. Но так обстояло дело с точки зрения Введенского. Иисус стал пробиваться вперед. И к изумлению Введенского люди безропотно расступались перед Ним, а заодно и перед всеми его спутниками. При этом, как показалось Марку, прихожане даже не осознавали, что делали в этот момент. Это происходило на бессознательном уровне. И буквально через десять минут они всей своей кампанией оказались в первых рядах.

Шла та часть службы, которая носила название полиелей. Священники в богатых зеленых одеяниях ходили вокруг алтаря. Раздалось пение сто тридцать четвертого псалма: "Хвалите имя Господне, хвалите, раби Господа, стоящии во храме Господни, во дворех дому Бога нашего. Хвалите Господа, яко благ Господь; пойте имени eго, яко добро; яко иакова избра себе Господь, Израиля в достояние себе; яко аз познах, яко велий Господь, и Господь наш над всеми боги; вся, eлика восхоте Господь, сотвори на небеси и на земли, в морях и во всех безднах. Возводя облаки от последних земли, молнии в дождь сотвори, изводяй ветры от сокровищ своих. Иже порази первенцы eгипeтския от человека до скота; посла знамeния и чудеса посреде тебe, eгипте, на фараона и на вся рабы eго. Иже порази языки многи и изби цари крепки; сиона царя аморрейска и ога царя васанска, и вся царствия ханаанска; и даде землю их достояние, достояние Израилю людем своим. Господи, имя твое в век, и память твоя в род и род; яко судити имать Господь людем своим, и о рабех своих умолится. идоли язык сребро и злато, дела рук человеческих; уста имут, и не возглаголют; oчи имут, и не узрят; уши имут, и не услышат; ниже бо eсть дух во устех их. Подобни им да будут творящии я и вси надеющиися на ня. Доме Израилев, благословите Господа; доме ааронь, благословите Господа; доме леииин, благословите Господа; боящиися Господа, благословите Господа. Благословен Господь от Сиона, живый во иерусалиме".

Служба продолжалась. Они стояли так близко к осуществлявшим службу священникам, что Введенский отчетливо видел лицо патриарха. Оно отражало скуку и утомление, это действо ему явно не особенно воодушевляло. Будь его воля, он бы занялся чем-нибудь другим, более интересным. По крайней мере, так показалось Введенскому.

Введенский хорошо понимал чувства главного иерарха страны, он тоже с детства не жаловал длинные церковные службы. Быстро терял к ним интерес, внимание рассеивалось, мысль улетала куда-то далеко. К тому же он не любил Троицу по одной специфической причине; запах свежескошенной травы был ему так неприятен, что его иногда даже начинало мутить. И сейчас он ощущал подобные позывы. Будь он тут один, непременно бы уже ушел. Но об это мне могло быть и речи, придется здесь находиться, пока они не покинут храм все.