Введение в человечность

Я не спеша шел по улицам, вглядываясь в пыльные витрины и улыбался своему отражению. Ноги несли меня к Елисеевскому.

Маши на работе не оказалось. Продавщица, обещавшая позвать ее через минуточку, минуточку и отсутствовала. Но вернувшись, развела руками. Мол, Мария Станиславовна неважно с самого утра неважно себя чувствовала. Ушла, в общем.

Длинные гудки в трубке телефон-автомата буквально рвали мой слух. ...Семь, восемь... четырнадцать, пятнадцать... Не отвечает. Странно. Не случилось ли чего? Добежал до остановки, я каким-то чудом запрыгнул в закрывающуюся дверь отходящего троллейбуса...

За дверью слышались шорохи. В квартире, похоже, кто-то есть. Маша? Мать ее с дачи вернулась? Я звонил и звонил, потом начал барабанить в дверь кулаком. Никто не открывал. Я снова прислушался: шорохи стихли. А может, мне послышалось? Не было никаких звуков?

Домой идти не хотелось. Николая с Таней в городе нет. Мысль о том, чтобы вернуться в институт, вызвала лишь приступ отвращения. Я сел на ступеньки парадной лестницы и опустил голову на колени.

Через какое-то время снизу до меня донесся скрип открываемой двери и быстрые шаги. Поднималась женщина - каблучки цокали по ступеням словно маленькие, подкованные копытца.

– Змей?
– передо мной стояла Маша.
– Ты здесь? А я с работы сбежала, к тебе ездила...

– Ты? Ко мне?

– Удивляешься? Весь город только и говорит, что в вашем институте маньяка арестовали. Я как от нашей продавщицы услышала, сразу рванула. К тебе на работу. Сказали - ушел. Я домой к тебе... А ты... У тебя все нормально?

– Лучше не бывает, - сказал я и улыбнулся.
– Уволился я, Машка. К чертям собачим уволился!

– Бывает, - пожав плечами, улыбнулась она в ответ и уселась рядышком.
– Чем заниматься будем?

– Сейчас или вообще?
– я обнял ее за плечи.

– Ну... до "вообще" мне сейчас дела мало... Ты есть хочешь?

– Не-а.

– Тогда пошли ко мне. Аппетит нагуляем...

Как ты, наверное, догадался, Леша, домой я в тот день не попал. Провалялись мы до позднего вечера в постели. Изредка я рассказывал Маше истории из своей недолгой, но насыщенной невероятными событиями и приключениями жизни. Любили друг друга. Смеялись. Снова любили... Машка от души хохотала над "женщиной с эротичными руками", а потом этими самыми руками...

В общем, мне было так хорошо, как никогда раньше. Ей, надеюсь, тоже.

Эх, Леша... Завидую я себе. Черной завистью завидую...

Глава девятнадцатая, последняя, повествующая о том, как Сервелант неожиданно для себя попадает в высшие интеллектуальные сферы

Через пару недель из Сочи вернулся Коля с семьей. Все такие загорелые, отдохнувшие, счастливые. Маринка привезла целую авоську сушеных морских звезд, камушков и ракушек. Со мной поделилась щедро!

К этому времени пол-института побывало на допросах. Вызывали и Наталью с Аленой. Девчонки рассказывали, что все прошло гладко. Спрашивали их о том, что они видели и что обо все этом думают. В общем, ничего интересного. А про меня, похоже, забыли. Я уж волноваться начал, хотел звонить Слону. Еле удержался. В конце концов, понадоблюсь - сами найдут.

Огуречин из нашего поля зрения пропал. Бестолковые поговаривали, что сидит в каком-то закрытом карцере. Тоже мне, удумали! В карцер преступников за плохое поведение сажают, а Сашу еще не судили даже. Да и за что его? За помощь начальству? Ну уж...

Оба Макарыча - дон Педро и Дед Мороз тоже являлись лишь в конкретно искаженных, должно быть, доходивших до нас слухах. Мол, препарировать их будут, научные эксперименты разные проводить в тайной спецклинике. Я, Леша, подобной ерунде никогда не верил.

В институт пришел новый директор - толстый усатый генерал, которому вся наша наука была до лампочки. Меня уволили, выдали расчет и трудовую книжку. Колю ж по приезду повысили до начальника сектора. Девчонок - Наталью с Аленой - он забрал к себе, и лаборатория наша сама собой прекратила свое существование.

На работу я устраиваться не торопился. Так, ради интереса, заходил на Ленфильм и в несколько театров, спрашивал как бы между прочим, есть ли вакантные режиссерские места? Отвечали, что нет, и посматривали как-то чересчур загадочно. Ну, я особо и не навязывался.

Переехал к Маше. Ее мать вопреки нашим ожиданиям довольно легко согласилась на мою, то есть, Колину квартирку. Николай тоже не возражал. Мария, кстати, после проверки из своего гастронома уволилась. Сказала, что "по-доброму рекомендовали". Подобные рекомендации лучше не игнорировать, сам понимаешь. В общем, время у нас было. Деньги пока тоже не закончились. Ну и жили себе, не тужили. Лето все-таки. Пора, как говорится, отпусков.

Прошел месяц, и я уже стал забывать подробности этой безумной истории, как вдруг однажды ранним утром - еще восьми, как сейчас помню, не было, - раздался настойчивый звонок в дверь. Маша, на ходу запахивая халат, неумытая и непричесанная, пошла открывать, отпуская по поводу нежданных гостей такие реплики, на которые способен, пожалуй, только истинный работник советской торговли.

– Это к тебе, Змей.

– Кто еще в такую рань?
– нехотя промычал я, продирая глаза.

– Громила какой-то. Говорит, что по делу.

Слон! Ну какой громила да еще по делу может придти в такое время?! Да и громил-то знакомых у меня вроде бы больше нет.

И точно - в прихожей, переминаясь с ноги на ногу, топтался Коновалов.

– Привет, Сервелант!
– увидев меня, он открыто улыбнулся и протянул ладонь размерами с совковую лопату.

– Здоров. Сергей. А ты чего это с утреца? Как Вини-Пух, право слово. Могли бы...

– Да вот, - перебил он меня, - с дежурства иду, решил заглянуть. Давно не виделись, а разговор, как ты понимаешь, есть. Пойдем ко мне. Посидим, водочки попьем.

– Сейчас?
– удивился я.

– А что тут такого?
– пожал он плечами.
– Ну, не хочешь белой, кофия набодяжу. У меня бразильский. Растворимый. Вчера в Елисее выкинули.

– Может, у нас останемся?
– предложил на всякий случай я.

– Неудобно как-то. Ты с ба... с этой... с женщиной. А у меня полный простор. Я ж не женатик. Собирайся, короч. Я в подъезде подожду. Курну пока.

Я быстренько умылся, надел спортивный костюм, кеды и, чмокнув Машку, выскочил из квартиры.