Выбор

— Помогаешь Майку?

— Э-э, да. Он с бывшей команды, попросил помощи, и иногда мы катаемся.

— Ты не говорил…

— Потому что это бывает раз в неделю по средам, а у тебя в среду вечерняя смена в кафе. И если быть до конца честным, я не совсем одобряю твою работу.

Взгляд Эммы тускнеет, как и лицо.

— Почему?

— Потому что ты можешь быть чем-то большим, чем официанткой. Ты работаешь до десяти, а в итоге, всегда задерживаешься до одиннадцати, и мало ли сколько таких же кретинов на улице или в такси, как твой отец. Ты можешь заниматься другим, потому что не всегда будешь официанткой.

— Я не могу заниматься тем, чем хочу, для этого у меня нет опыта.

— Вообще-то, можешь. Ты можешь его получить.

— Получу через два года.

— Что ты делаешь в четверг? — улыбаясь, спрашиваю я, зная, что хочу пойти на довольно рискованный шаг.

Эмма вяло жмёт плечами.

— Ты говорил, что улетишь… Я возьму смену или позанимаюсь. А в пятницу, скорей всего, проведу с ребятами.

— Это вряд ли.

— Вряд ли? — хмуро переспрашивает она.

— Я хочу, чтобы ты полетела в Нью-Йорк. Со мной. Только ты должна знать, что мой брат придурок в квадрате, а потом ещё в кубе. Лучше не слушай его. Мэйс может быть милым, просто не со всеми и не всегда. Он довольно смешной, но всё равно придурок. Ты подружишься с Мэди. С ней невозможно не подружиться. И Трикси тоже простая. По крайней мере, я легко лажу с ней, а она легко может утихомирить Мэйса. Если что, ей может помочь Ди, хотя, чувствую, он воспользуется положением и будет учить всяким пакостям мелких перед тем, как снова улететь. Мама с папой спокойно тебя примут. Просто будь собой.

Замечаю, как её глаза расширяются от ужаса.

— И, вероятно, я зря об этом рассказал.

— Но Эйден… Ты будешь с семьей, а я никого там не знаю, даже город. Я потеряюсь одна.

— Ты не будешь там одна. Ты будешь с моей семьёй.

— Я… я не могу.

— Ты всегда так говоришь, когда боишься.

— Потому что это неправильно. Ты притащишь на семейный праздник незнакомого человека, мы же…

— Даже не думай продолжать, — перебиваю я, отрицательно покачав головой. — Ты не моя подруга, не была ею и не будешь, Эмма. Мы не друзья, если хочешь сказать это. Я уже говорил, что это невозможно. Ты всегда будешь больше.

— Больше… — едва слышно повторяет она.

— Да, например, моей Эммой.

Она растеряно бегает глазами по моему лицу. Дыхание утяжеляется, становится сбитым и неровным.

— Ты говорил, что после секса не случается любовь…

— Она может случиться раньше или позже, — жму плечами. — Я не хочу об этом думать. Неважно, что случится завтра или послезавтра. Я хочу быть с тобой сейчас, это самое главное.

— Но потом…

— Но потом Земля может сойти с орбиты, я улечу в космос, мы все умрем и так далее. Я хочу тебя сейчас. Ты нужна мне сейчас. Не в роли подруги, знакомой или той, с кем проведу вечер или выходные. Ты принадлежишь мне, как я — тебе.

Мне не нужен ответ. Достаточно того, что я чувствую и вижу в её глазах. Она может говорить всё, что заблагорассудится, даже кричать, что ненавидит меня. Глаза никогда не обманут. Они смотрят на меня с нежностью и теплом. Я вижу в них себя, а ни кого-то другого. И знаю, что это не привязанность или влюблённость. Я чувствую и вижу намного больше. Она любит меня, и это моя ответственность. За всё, что я скажу и сделаю — отвечаю только я. За всё, что сейчас происходит в её голове и сердце — я несу ответственность. Я понял это не сейчас. Наверно, лишний раз убедился, но тоже не сейчас, а в субботу, когда проснулся и наткнулся на её взгляд, который блуждал по моему лицу. Всё, что она делала — было в копилку правоты.

— У тебя что-то болит? — спрашивает Эмма, из-за чего я начинаю смеяться.

— Что значит: у меня что-то болит? Это намёк на голову?

— Нет, после тренировки… у тебя что-то болит?

— Учитывая то, что я не сполз с кровати утром, а сейчас стою на ногах, можно считать это Божьим благословением.

— Эйден…

— У меня болит каждая косточка и мышца, — улыбаюсь я.

— Я могу сделать массаж… — смущаясь, предлагает она. — Я немного умею…

— Мне хватит того, что ты просто проваляешься со мной в кровати остаток дня. И я должен проверить стаканчик.

— Стаканчик?

— Ну, да, ты же решила писать на них послания, а не я.

Оставляю на губах Эммы несколько поцелуев и, держа её ладонь, веду за собой. В пороге поднимаю брошенный кофе, который ещё должен отмыть от пола и улыбаюсь, обращая взгляд к девушке.

— Что значит «ты никогда»? Сейчас «никогда», в четверг было «ты». Что я никогда?

— У тебя ещё есть три стаканчика, — с улыбкой, сообщает Эмма.

— Можно получить их сегодня?

— Нет.

— Ты не можешь мне отказать! — стараясь сдержать смех, оскорблено восклицаю я.

— Почему не могу?

Вздохнув, прохожусь пятерней по волосам и принимаю своё поражение.

— Ладно, можешь. Всё равно спасибо, что принесла его.

Ближайшие несколько минут убираю то, что натворил, а именно: собираю листы, которые успели намокнуть благодаря кофе, ключи, которые тоже липкие и мокрые, но из всего этого хаоса, я думаю только об одном: об Эмме. Она не заняла место на диване или стуле. Она взяла вторую тряпку и принялась убираться вместе со мной. Я не знаю, не понимаю, что не так с этой девушкой, ведь именно я был тем, кто всё бросил, а не поставил и догнал её. Меня сбивает с толка всё, что она делает. Даже после того, что я не пришёл в кафе и не встретил её у аудитории, как обещал, заставив ждать по самой дурной причине, она принесла мне кофе и предложила, черт возьми, массаж. И самое выдающее, что она могла проходить с одним стаканчиком для меня утром, а потом всё равно купила новый. Она подумала даже об этом. Либо я выдумал эту девушку, либо мне несказанно повезло, и это награда свыше.

Устало падаю на кровать и выдыхаю.

— Я не могу прочитать, что ты написала, но ты можешь хотя бы рассказать. Было легко?

Эмма забирается на кровать и двигается к изголовью, сложив ноги по-турецки, из-за чего приходится смотреть на неё наоборот, запрокинув голову назад. Джинсы натягиваются и плотней огибают её талию, под ремешком прячется зелёный свитер, который она заправила внутрь и нарушила всю суть выбранного мною образа. Она должна была выглядеть так, словно только что вышла из библиотеки, в которой проводит сутки, а в итоге смогла легко стать той, кем является обычно. Не понимаю, что делаю не так. Нужно выбирать мешки, которые должен вручать ей, как будущий образ?

— Я просто написала то, что ты читал, — говорит Эмма, пожав плечами.

— Ты не могла запомнить всё, что я читал, — в моём голосе слышны нотки недоверия. — Я даже не мог правильно прочитать некоторые аббревиатуры.

— Но я запомнила…

— У тебя феноменальная память? Я не помню ни слова.

Эмма кусает губу и явно чувствует себя неловко.

— Я запоминаю всё, что ты говоришь…

Ещё один факт в копилку «за» любовь. Это приятно тешит самолюбие и теплом окутывает сердце. Кажется, что бы я ни говорил, даже самую несусветную чушь, она будет слушать. Это с одной стороны плохо, но я смотрю с другой.

Она тянет меня выше, и в конечном счёте, устраиваюсь головой на коленях девушки, чьи глаза смотрят сверху-вниз. Пальчики Эммы начинают разминать плечи, пока я наблюдаю за эмоциями, что бегают на её лице. Она одновременно смущена и сосредоточена, и абсолютно точно избегает моего взгляда. За прошедшие несколько минут, девушка не смотрит в мои глаза.

— Эмма? — зову я, и она наконец-то устремляет глаза в мои.

Её пальчики замирают. Она дышит ровно, либо старается дышать ровно, приятно обжигая моё лицо дыханием, которое понравилось ощущать на груди ночью.