Выбор
Шрифт:
— Потому что летом тут тоже неплохо. И не так далеко озеро. Не буду наивным, думая, что кто-то из парней не таскал сюда девчонок.
Эмма смотрит на меня с любопытством.
— Ты тоже привозил?
— Вопрос с подвохом? — смеясь, спрашиваю я.
— Может быть.
— Нет, был тут только зимой. И ты же не думала, что я был девственником?
Девушка жмёт плечами.
— Хотела верить. Может, ты любишь разнообразие и экстрим.
— Не настолько, чтобы заниматься сексом на морозе.
— Летом нет морозов.
— В любом случае, нет. Приезжал только покататься.
Эмма
— Покататься, но только на чём? — хихикнув, она разворачивается и рассекает лёд, как будто несколько минут назад в её глазах не было паники и страха. Сейчас они блестят.
Смеясь, бросаю ей вслед:
— Что за камни в мой огород?
— Просто уточняю, — говорит Эмма, не скрывая озорства. — Люблю точность, без неё невозможно в науке.
— Это уже не точность, а камни со скрытым подтекстом.
— Это ты так думаешь.
Срываюсь с места и нагоняю девушку, которая продолжает отдаляться и хихикать. Мне ничего не стоит догнать и поймать её, получив новую порцию звонкого смеха, от которого по телу пробегает волна электрического тока. Её глаза блестят так ярко, что я не в силах отвести взгляд. Она что-то говорит, и я согласно киваю головой, как собачка на панели в салоне машины. Её голос такой приятный и мелодичный. Он пробуждает мурашки, от чего волосы встают дыбом.
Я никогда не думал, что смогу полюбить и привязаться к кому-то так сильно. Поставить другого на первое место. Никогда не полагал, что могу позабыть обо всём на свете. Никогда не подозревал, что ради поцелуя, могу свернуть горы, обойти земной шар и полететь в космос. Откажусь от принципов и ценностей, с которыми шёл на протяжении всей жизни. Оказывается, возможно всё, если встречается правильный человек. Свой человек.
Эмма накрывает мои ладони и легко поворачивается в движении, создавая между нами новое расстояние. Но я легко сокращаю его, притянув её назад. Она не отталкивает и не отстраняется снова, всё в точности наоборот. Эмма встречается со мной в поцелуе, и я поднимаю её на руки, вслед чему она обвивает ногами мою талию, удерживаясь за плечи. Не самое удобное положение, особенно благодаря верхней одежде, но лучше так, чем ничего. Сугроб смягчает падение, это очередная благодарность снегу, который второй раз спасает голову от сотрясения.
Расставляю руки по обе стороны лица Эммы и нависаю над ней.
— Ты прикидывалась, что тебе страшно?
— Нет.
— Тогда зачем упираться? Тебе нравится, почему не попробуешь снова?
— Потому что это уже не то. Я не хочу.
— Ты всегда так говоришь, но сейчас всё по-другому.
— Да, потому что мне нравится кататься с тобой.
— Ты никогда не каталась со мной.
— Мне нравится, когда ты рядом. Я… это не то, что хотела бы. Мне нравится то, чем я занимаюсь сейчас. Это я выбрала, а не родители. Я сама поступила. У меня получилось. Мне никто не помогал.
— И ты всю жизнь хочешь ковыряться в колбочках?
— Да. Мне нравится. Я вижу, как происходит взаимодействие, соединение и так далее. Я делаю это и понимаю, что всё не бестолку. Я приношу
пользу, изучаю то, за чем стоит будущее.— Ты можешь соединять два любимых занятия.
— Нет, не могу. Я не могу отдаваться и тут и там. Угнаться за двумя — не преуспеть ни в одном. Это может быть хобби, но основное занятие всегда будет одно. Для тебя хоккей, для меня — наука. Ты периодически можешь интересоваться наукой, а я кататься, но из-за этого ничего не поменяется.
С улыбкой, окидываю взглядом её лицо.
— Ты даже не даёшь мне шанс стать великим ученым.
— Ты считаешь науку скучной, — смеётся Эмма. — Тебе нужна опасность, экстрим, адреналин, а я люблю наблюдать. Я даю другой шанс.
— Например?
Она жмёт плечами и кладёт ладони на мои щёки, притянув к губам.
— Стать великим хоккеистом, — шепчет Эмма, опаляя лицо горячим дыханием.
— И всё? — выгибаю бровь. — Как-то маловато.
— А что ты хочешь ещё?
— Тебя.
— Это уже есть, что-то ещё?
Улыбка тянет уголки губ вверх. Заглядываю в её блестящие глаза и отрицательно кручу головой.
— Больше ничего.
Отдаюсь поцелую, который дарит Эмма и слышу бешеный стук собственного сердца, который, кажется, грохочет не в груди, а в голове. Разум идёт кругом, но поддаваться страсти и желанию на морозе вряд ли хороший вариант и, полагаю, ничего не получится. Каждая клеточка меня, желает почувствовать её, и когда пальцы проникают под куртку, Эмма взвизгивает и вздрагивает.
— Я начинаю ненавидеть зиму, — смеюсь у её губ.
Нахожу взгляд карих глаз и замечаю огоньки, что пляшут в них. У меня поднимаются брови, когда Эмма приступает расстегивать клепки на куртке и замок.
— Плохая идея, — говорю я, намекая на погоду.
Эмма улыбается в ответ.
— Она сдавливает мне горло.
— И сейчас ты не пыталась раздеться?
— Нет, я просто могу задохнуться.
— А ты хорошо врешь, — усмехаюсь я.
И, кажется, я зря это сказал. Эмма возвращает всё в прежний вид.
— Попробуй оттянуть ткань, — просит она.
— Зачем?
— Чтобы я отключилась и тебя приняли за маньяка.
— Тут никого нет, никто не заметит, — смеясь, жму плечами. — Могу делать с тобой всё, что захочу.
Она дёргается, но я легко блокирую движение и ловлю её руки, подняв над головой. Нет необходимости применять большую силу, чтобы удержать на месте и даже прибегать к помощи второй руки, я справляюсь одной, сжав запястья. Но Эмма не сдаётся. Она хитро улыбается.
— Ты же знаешь, что фигурные коньки очень острые?
— И что ты сделаешь? Ударишь?
— Могу, как один из вариантов, — кивает Эмма.
— Нет, не можешь.
— Назови хотя бы одну причину.
— Во-первых, ты любишь меня. Во-вторых, они уже не такие острые.
— Этого мало.
— Не в нашем случае. Ты даже дышать не будешь, если ветер попросит.
Эмма хмурится, а я просовываю руку под её куртку, из-за чего она начинает извиваться и визжать от холода. Из её глаз бегут слёзы то ли из-за смеха, которым она заливается, то ли из-за моих холодных рук и снега, что ловко попадает на оголенную кожу. И как только встречаюсь с губами, тут же отстраняюсь, получив не нежность, а острую боль.