Выученные уроки

Он снова перевел взгляд на меня, на его лице была легкая скука.

— Ты под замком.

Я никогда за почти шестнадцать лет своей жизни не был заперт. Я понимаю, как жалко это звучит, но я никогда ничего такого не делал, чтобы меня запирали. Идея сама по себе смехотворная. За что меня запирают? Это даже звучит смешно. И все же, я не знаю, откуда взялась во мне эта уверенность стоять на своем, но она была.

— За что меня наказывают? — спросил я, и мой голос был отражением его спокойствия. — За то, что я сбежал? Хорошо, тогда я заслужил, — он с любопытством приподнял брови. — Но если это из-за Роуз, то ты ничего не сможешь с этим сделать. Можешь меня запереть, если хочешь, но это ничего не изменит.

Я даже сам себя удивил. А еще я был в ужасе, потому что, хотя мама выглядела шокированной, отец казался куда опаснее.

— Ты представления не имеешь, что ты делаешь, — его голос в первый раз повысился с предыдущего зловеще-спокойного. — Я не знаю, что происходит в твоей голове, и какие иллюзии ты питаешь, но это тебе не дозволяется.

— И кто же мне это запретит? — с вызовом спросил я, с каждой секундой чувствуя себя все увереннее. — Ты?

Он с жалостью покачал головой и улыбнулся мне печальной саркастичной улыбкой:

— Я знаю, что люди думают, что они там все открытые, любящие и дружелюбные, — мне не надо было спрашивать, о каком «там» он говорит, — но я могу тебе пообещать, что они этого не потерпят. Они никогда не примут тебя.

Это был первый раз, когда мы на самом деле это обсуждали. Когда газету только доставили, он ничего не сказал, и я точно не спрашивал его, что он думает. Я с опаской смотрел на него, пока он продолжал.

— Ты заблуждаешься, Скорпиус. Девчонке нет до тебя никакого дела, она просто использует тебя, как оружие смехотворного подросткового бунта.

Его слова задели меня больше, чем я бы хотел. Я знал, почему Роуз сначала мною заинтересовалась, и мне не нужно было об этом напоминать. И все равно, он понятия не имел, о чем говорит.

— Ты ее даже не знаешь, — медленно сказал я, желая, чтобы мой голос меня не предал.

Но отец лишь снова покачал головой:

— Мне не нужно ее знать. Я знаю, откуда она. Я знаю ее идиота-отца и праведницу-всезнайку мать. Если ты хоть на секунду допускаешь, что они это потерпят, то ты полный дурак.

— Не имеет значения, что они думают, — злобно выкрикнул я. — Не имеет значения, и что ты думаешь тоже!

— Следи за своим тоном, — предупреждающе прошипела мать. Мы с отцом ее проигнорировали.

— Этой девчонке приходится соблюдать больше правил, чем ты можешь себе даже представить, — усмехнулся он. — Я не знаю, насколько вы оба с ней идеалисты, но она не станет их нарушать.

Я был без понятия, о чем он говорит, но это не имело значения. Твердо стоя на своем, я сделал глубокий вдох.

— Мне не важно, что ты думаешь.

Его глаза потемнели. В воздухе повисла долгая пауза, и, наконец, прозвучало:

— Иди в свою комнату, Скорпиус, — так же спокойно, как в начале разговора.

— Не имеет значения, — продолжал я, полностью его игнорируя. — Нравится тебе это или не нравится, но это ничего не изменит.

— Иди в свою комнату, — выдавил он так ровно, как только возможно, хотя это было больше похоже на шипение.

Я ушел. Меня больше ничего в тот момент не волновало. Я сказал все, что хотел сказать, и знал, что каждым словом только поглубже рыл себе могилу, но все равно чувствовал себя странно воодушевленным, когда поднимался по лестнице к себе в комнату. Я защищал себя и был собой горд.

Следующий день я провел, запершись в своей комнате, игнорируя родителей, как они игнорировали меня. У меня было ощущение, что мать хотела еще на меня покричать, но отец ей не позволил. Они просто оставили меня одного, как я и хотел. Я написал Роуз, чтобы сообщить, что все еще жив. Я не углублялся в детали разговора, потому что не хотел ранить ее чувства тем, что мой отец сказал о ее семье. Я просто передал ей суть и сказал, что у меня куда большие проблемы, чем я сначала думал. Мои родители не были довольны и этого не скрывали.

Она написала в ответ, что хочет, чтобы я так и прятался в ее шкафу.

Как я уже говорил, удивительно, как плохое и хорошее может переплетаться и влиять друг на друга. Я был действительно расстроен спором с отцом, но не мог в действительности обращать на это особое внимание. Не тогда, когда есть что-то лучшее, на чем можно сконцентрироваться. Тот короткий промежуток времени, что я провел в ее спальне, был самым лучшим в моей жизни. И я говорю это не потому, что я мальчишка-подросток с бушующими гормонами, хотя я такой и есть. Но все там было потрясающе: наконец целовать ее так, как я представлял, ну, не знаю, с двенадцати лет, быть с ней в ее спальне, на ее кровати, быть так близко к ней. Когда она сняла рубашку, мне хотелось изучить ее; я хотел немного — пять минут или час — просто запоминать ее. Конечно, я был слишком смущен, чтобы что-то делать, и она, кажется, была так же сконфужена, потому что мне не так уж много удалось увидеть. Я не жалуюсь, это даже больше, чем я когда-нибудь думал увидеть.

Роуз прекрасна. На самом деле, по-настоящему божественна. И она даже этого не знает, что хуже (или лучше) всего. Она застенчивая и стеснительная в том, что касается ее внешности, и плохо принимает комплименты. Но она просто нахер прекрасная. Я уверен, что она самая красивая девочка в школе, и даже не думаю, что я чересчур пристрастный. Она красива без стремлений к этому, без усилий.

Она совершенно великолепная, очевидно, и это делает ее еще привлекательнее. Она не стыдится быть умной, но я не нахожу ее за это раздражающей. Она знает больше, чем кто-нибудь другой, но она никогда этим не хвасталась. Она помогает всем, кто попросит, и очень заботится о том, чтобы люди могли понять непонятное. Она обычно никогда не хвастается своими оценками, но и не принижает при этом свой ум.

Нет ничего такого, за что я был хоть немного достоин ее. Я не понимаю, что она во мне видит и что ей во мне нравится? Если честно, я провел большую часть этой пары прошедших месяцев беспокоясь, что может она действительно только хочет позлить своих родителей, но после того дня в ее спальне мне больше не нужно об этом волноваться. У нас был настоящий разговор, там, где она спросила меня, бросаю ли я ее. Бросаю ее. Так, не хочу перебарщивать с анализом, но, чтобы я мог с ней порвать, то технически я должен был сначала встречаться? А так как она спросила это, то подразумевала, что мы встречаемся. Что означает, что у меня есть девушка. И эта девушка — Роуз Уизли.

И это райская часть моей жизни.

Адская часть, с другой стороны, началась на следующий день после того, как я вернулся из моего недолгого вторжения в образ жизни беглых подростков.

Как мать и обещала, я был обречен на этот разговор, неизбежный разговор о том, что я позор всего рода Малфоев. Я этого ожидал и пытался собраться с силами перед ним, несмотря на то, что втайне надеялся, что этого просто не случится. Но, конечно, случилось.

И мой дед объявил о своем прибытии самым роскошным способом из всех возможных — стоя внизу у лестницы, проорал мне спускаться. Мило.