X-avia

Макс Брод. Первый роман кто-нибудь читал уже из знакомых?

К. Я подарила книжку одному бухгалтеру, который работал с Мирой в той французской

конторе.

Макс Брод. Александру? И ты, разумеется, сказала, что это твой роман, да? Про Андрея

ты и словом не упомянула?

К. Ну как бы да.

Макс Брод. Стыдно, К.!

Дантес. А что такого, господин издатель? Это ведь ее роман?

Макс Брод. Хотелось бы поверить…

Дантес. Ну, она же его отнесла вам, герр Брод! Хотите еще чай?

Макс Брод. Покорно благодарю.

К. Макс, ну хватит, в самом деле! Это было возле станции метро в Большом Городе.

Сашенька взял книжку, и мы поговорили пять минут про «что нового». Не лезть же мне к

нему с уточнениями: а вообще-то этот текст написал мой брат, да…

Макс Брод. Ты все равно не убежишь от себя, К.

Дантес. А в чем дело? Вы что-то мне не рассказывали… У тебя есть брат Андрей,

любимая? Где он? Почему он написал первую книгу, а не ты? Герр Брод, хотите еще чего-

нибудь? Могу я называть вас просто Макс? Отлично! Максхен, хотите еще чай?

К. Макс, тебе завернуть пирог с собой?

Дантес (обращаясь к К.). Зачем ты спрашиваешь у него? Сама возьми и заверни!

Проходит пара часов, и мой издатель и душеприказчик собирается домой. Мы с

Дантесом провожаем его до дороги, а сами заворачиваем в лес по грибы.

Придавленные кирзовым сапогом Горы, мы бродим по тропинкам, и тут я не

выдерживаю:

– «Зачем ты спрашиваешь у него? Сама возьми и заверни!»

– Кристабель! – испуганно смотрит на меня И., - Ты чего?

– Никогда не смей разговаривать со мной, да еще и прилюдно, в таком супружеском

тоне!

– В каком супружеском тоне?!?

– «За-чем-ты-спра-ши-ва-ешь-у-не-го-са-ма-возь-ми-и-за-вер-ни»! Что за императив?

Ты кто такой, мой родственник, чтобы говорить, что мне делать? Кто ты мне вообще? Кто

ты мне?

– В самом деле, видать, никто, - обижается Дантес.

– Ты даже обижаешься предсказуемо, - заключаю я, и мы возвращаемся домой.

Я пишу Максу сообщение с вопросом, что он думает по поводу И., он отвечает

цитатой Бебры из знаменитого произведения: «Обладайте друг другом, детки, целуйтесь,

завтра мы будем осматривать бетон, а послезавтра бетон захрустит у вас на зубах,

так что целуйтесь, пока охота.»27.

А на следующий день я жду в гости из Италии свою маменьку, и сплавляю И. к его

маменьке в железнодорожные окраины.

Софи-Эллис Бэкстор поет из парикмахерского магнитофончика, пока моя маменька не

уезжает обратно в земли Армани и Версаче, напоследок подарив мне помаду Dior,

люксовую, совсем как в старые добрые времена, оттенком совсем как у Клео, богемной

стюардессы. Дома я жду Дантеса, которого все нет и нет, и нет и нет, десять вечера,

одиннадцать вечера, в половину двенадцатого я набираю его номер, и он говорит, что

последняя электричка ушла, не спросив его разрешения, поэтому он не вернется сегодня в

Черные Сады, я выдаю в ответ замечание о том, что воспитанные люди обычно

предупреждают, когда задержатся, я выдаю в ответ самую оскорбительную часть моего

скудного словарного запаса, я набираю номер маменьки, потом Макса Брода, потом Клео,

проклинаю холодный ветер, дующий изо всех форточек в этом несчастном двенадцатом

доме, наконец, я ложусь спать.

27 Г.Грасс «Жестяной барабан».

Глава 20.

Шесть кавунов из Чимкента

«Свежак надрывается. Прет на рожон

Азовского моря корыто.

Арбуз на арбузе – и трюм нагружен,

Арбузами пристань покрыта.

Не пить первача в дорассветную стыдь,

На скучном зевать карауле,

Три дня и три ночи придется проплыть –

И мы паруса развернули…

В густой бородач ударяет бурун,

Чтоб брызгами вдрызг разлететься;

Я выберу звонкий, как бубен, кавун –

И ножиком вырежу сердце…

Пустынное солнце садится в рассол,

И выпихнут месяц волнами…

Свежак задувает!

Наотмашь!

Пошел!

Дубок, шевели парусами!

Густыми барашками море полно,

И трутся арбузы, и в трюме темно…

В два пальца, по-боцмански, ветер свистит,

И тучи сколочены плотно.