X-avia

Прилетев из Большого Города в гости к моему отцу в Артем, мы с Б., моим тогдашним

любимым мужем, как-то на закате пошли гулять. Я предложила ему подняться на Гору-

Сопку. Там, на высоте, впервые лет за десять или больше, с самого дальнего детства,

вновь смотрела я на свои любимые сладкие августовские просторы, на волшебную страну,

которая уже давно вычеркнула меня из своей памяти.

Потом мы с Б. спустились с Горы, вернулись домой, и я кошмарно поссорилась с

папой. Он сказал, что в ночь он свою К., конечно же, не выгонит, но завтра его К. может

валить куда угодно. И я уехала с Б. тем же вечером на такси во Владивосток, в гостиницу

с видом на Амурский залив, в номер 910, я уехала, куря одну сигарету за другой без

перерыва.

* * *

ПРЯМАЯ РЕЧЬ ИНФЕРНАЛЬНОЙ СТЮАРДЕССЫ КЛЕО:

Ну и как твои дела, Кристабель? Как поживает цех бортпитания, ненавистная

«каменоломня», как ты ее называешь? Как мне нравятся твои словечки! У меня никогда не

было таких друзей, тем более на земле, чтобы с ними так разговаривать. С тобой я

говорила совершенно свободно, что, в общем-то, редкое явление. Я очень рада тому, что

общалась с таким человеком, как ты, Кристабель.

У меня, как всегда, все было замечательно. Постоянно летала, ставили в эстафеты на

неизменные экзотические острова, на которых решительно нечем заняться, кроме

круглосуточного лежания на пляже, что ж, такое времяпрепровождение для меня самое

подходящее, учитывая, как сильно выматываешься в долгих рейсах, пролетая над

океанами, когда всегда трясет, турбулентность уже стала моим стилем жизни,

«танцующие» полеты не вызывают у меня ни страха, ни тошноты, а лишь усталость – но

это уже, так сказать, издержки производства, и ничего с ними не поделаешь.

Сегодня у меня был ночной резерв, и вот я вновь в отеле, отмеряю минутами время до

освобождения или же до получения приказа свыше лететь повыше. Повторюсь, я обожаю

летать, но только в запланированные рейсы. Здесь же, оттягивая сладостные мгновения от

одной кружки кофе к другой, я просто убивала время в бессмысленном ожидании.

В наряде на ночной резерв сегодня со мной был мой любимый. Мы с Дантесом

встретились здесь, теперь ведь мы видимся только на работе, после расставания так всегда

происходит. Тосковать между рейсами, встречаться на рейсах – такие у нас с ним нынче

отношения. Но мы так дорожим ими, так бережно обращаемся друг с другом, что

провести вместе одну ночь в отеле – это так восхитительно, ради этого стоило не слезать с

неба целый месяц.

Ни он, ни я – никто из всех нас не выдержал, Кристабель. И как мы помирились, и

вновь температура заставила напрячься все метеослужбы, с той секунды, когда я и Дантес

вновь решили быть вместе. Он все мне рассказал про тебя. Не знаю, как мне простить

твою подлость, ведь я считала тебя своей подругой! В обесточенном отеле мы с ним

перебирали ворох невысказанных обид, и над всем этим открывались новые правды. Он

писал своей Алоизе, но на это я давно уже закрыла глаза, а потом он писал сообщения

тебе, уверяя, что ему так же тягостно работать на конвейере. Тогда уж я не сдержалась –

Кристабель, Монсьер И. – тебе не ровня, он должен и будет летать! Когда же ты поймешь,

что самолеты – для нас двоих, а твоя каменоломня – для тебя одной, избалованная

девочка. Вот откуда Гёте в оригинале на размелованном линолеуме, вот откуда все зло.

Теперь ты выводишь меня из себя, обманутая нищенка, надо было искать другое

применение своим мозгам, ты хвасталась всем, что айкью у тебя ого-го, так вот иди

дальше своей дорогой, я отпускаю тебя. Не будет никаких наборов в бортпроводники –

или будут, но не для тебя. Иди своим путем, уходи подальше, Гора тебя больше не

держит.

Насколько кристально, Кристабель, чисто и понятно все видится сквозь намытые до

блеска оконные стекла. Я подозревала, что Дантес живет с тобой, и это подозрение

оправдалось. Ты победила, одолела меня, свою астральную проекцию, вскоре после ваших

с Дантесом первых стажерских полетов, ведь мы всегда были с тобой одним и тем же

человеком, Кристабель. Ты решила избавиться от меня, потому что я представляла

слишком опасную угрозу для вашей пасторальной идиллии в Садах. Эй, ну не морщься на

правду, горький терновник! Ведь это ты подошла ко мне со спины там, на вершине Горы,

и воткнула в спину нож, тот самый нож, который И. нашел в дереве, собирая грибы в

здешних лесах. И ты толкнула меня вниз. Вниз, с Горы. «И большие каменные горы, на

груди того, кто должен – вниз»29. Ты прошипела что-то о том, что, дескать, не одной тебе

постоянно падать. Что кто-то тут определенно должен умереть. Что ты слишком сильно

29 М.Цветаева

мне завидуешь, как все общие знакомые восхищенно смотрели мне вслед, пока ты строила

из себя глухонемую.

А ведь мы с тобой всегда были одним и тем же человеком, Кристабель. Зачем же ты

убила меня?

И все эти сказки о девочке-призраке в отеле, ты, конечно же, помнишь. Тогда ты

впервые оказалась в резерве. Они, девчонки в форме, шушукались за завтраком о

несчастной любви одной стюардессы, и ты тоже была там, так притворно ужасаясь, зная,

что произошло на самом деле. Ведь тогда я была у окна, запивая кофе-латте лекарство от

головокружений, я смотрела на набиравший высоту самолет, улетавший в твою любимую

Вену, и ты открыла дверь в номер 910. Моя тень, вертикальная тень, карманный демон, ты

сказала, что одна из нас непременно должна уйти. Улететь. На легких крыльях до

чугунной земли. И ты выкинула меня из окна, пиковую даму из колоды, лишнее слагаемое