Я не Байрон
Шрифт:
– Как вы написали - так мы и перевели.
– А если будет неточность, как переводил, например, Пастернак - то это и:
– Не перевод вовсе, - а практически новое сочинение.
Но!
Но если не делать, как Пастернак, то иностранный текст в русском переводе хуже не будет, он будет просто:
– Не читабелен!
– Как говорится:
– Был Борхес, - а наши луды:
– Не получают абсолютно НИЧЕГО.
И вот им понадобилось время от 1991 до 2008, чтобы на своем личном опыте понять:
– Мы не умеем не только читать, но и:
–
А говорили, как будто бы научили:
– Наши пальчики устали, так как много мы писали.
Но писали как раз обратную мантру:
– Мы можем всё понять, пользуясь одной только Вавилонской Башней, с которой видно далеко вперед, вплоть до пирожков:
– Какими вкусными они будут уже в недалеком будущем.
Но если с пирожками до сих пор проблема, то с возможностью литературы достичь уровня вкусности и полезности пирожных и мороженых - всё ясно:
– Она не состоялась.
Тем более, что реально все только к этому именно и стремились:
– Чтобы Иё и близко здесь, как на духу не было, вплоть до перевода Цветаевой посудомойщицей в столовую, и более того:
– В писательскую, - чтобы уж точно понял всяк сюда входящий:
– У нас, да, есть, но:
– Только партийная литература.
Но хомо сапиенсу хоть кол на голове теши - он до сих пор не верит, что это истинная правда, а не наоборот. Его завораживает слово ЛИТЕРАТУРА - не может такого быть, чтобы в ней и абсолютно ничего не было, несмотря на железный занавес партийности.
Но сейчас, кажется, поверили, - но!
Но только не писатели, им точно:
– Хоть кол на голове теши, - а всё продолжают развивать идею Ван Гога:
– Да лучше сдохну на поле, чем с него уйду живым.
Тем не менее, ушел живым, а намедни сразу же и застрелился.
Как майор писателя Шаламова, поняв, что ошибся, ибо:
– И воля не лучше, чем это было раньше в самом лагере.
Хотя возможно для того и ушел, чтобы в этом удостовериться:
– И за занавеской Папы Карло тоже, опять та же самая:
– Партийность-ь.
– А хорошего:
– Ничего нет.
– ------------------
24.09.16
Почти сразу после прочтения Макферсона и Джонсона Пушкина было непонятно:
– Как это может быть, что двое людей пишут одно письмо. Половину каждого предложения пишет один, а половину другой.
Разве так в жизни бывает?
И вот только теперь понятно, что:
– Критик и Критикуемый - это один человек. В том смысле, что:
– Недостатки одного и достоинства другого:
– Общие!
Так-то бы, да, просто, но вообще-то:
– Фантастика, - которая соответствует Библии.
Так можно проснуться утром и ужаснуться:
– Кто же сегодня-то рядом?!
– ------------------
Олег Седов - Амфора:
– Падаешь, поднимаешься, бежишь дальше.
– Это фундаментальная ошибка.
– -------------------
25.09.16
Радио Свобода - Леонид Велехов - Культ Личности
Лев
Гудков - директор Левада-Центра - отвечает на вопрос Велехова:– Откуда взялась сегодняшняя власть:
– Они были востребованы!
Фантастика! Ибо востребованы, да, но самими теми, кто сейчас у власти - сами собой. Но!
Но, как говорится:
– Не об том речь, - а о массах, о народе.
Очевидную правду, видимо, не так просто доказать научно, если Левада-Центр так долго мучается, но никак не поймет, что происходит. Наверно, на входе ничего не написано, чтобы читали и думали каждый день, нет, не:
– Оставь надежду на правду, всяк сюда входящий, - а более позитивно:
– Каков вопрос - такой будет ответ.
Утверждению Льва Гудкова, что мы пришли к тому, о чем так долго мечтали противоречат два, можно сказать:
– Неубиенных пункта.
– Как-то:
– Пламенное обращение Николая Сванидзе, сделанное после долгих раздумий, и холодных наблюдений, так сказать:
– Сердца горестных замет, - а именно:
– Очень надо, чтобы власть была близка народу, а не как сейчас, когда они бродят по совершенно разным улицам.
Второе, главное, из чего видимо, также исходил Николай Сванидзе, какие за это время с 2000-х годов были приняты законы:
– И все они направлены именно против человека.
Человека, который будто бы их и ждал, по словам Льва Гудкова.
– Но!
Но Садо-Мазо здесь если не запрещено, то по крайней мере, точно:
– Народом не культивируется.
И значит, опять подтверждается посылка Владимира Высоцкого, что, мол, на картохвель поезжайте, после того, как с сольцой иё намнете будет абсолютно ясно, что:
– Дважды Два - Четыре, - как было, так и осталось.
– Ибо:
– Хорошо-то хорошо, но науки как здесь не было, так и не появилось.
И уже тем более гуманитарной.
Все эти исследования можно назвать, как:
– Добросовестный Плюшкинизм.
Ибо такой логики не удастся встретить даже у колодца, если только в виде единичных истерических выкриков.
Почему, спрашивается, тогда закрывают? Хотя еще не закрыли, думают, авось поймут без слов, и одумаются.
И значит, вина Левады только одна:
– Говорят, да, правильные, про-властные вещи и просто слова, - но!
Но слишком уж без шума и пыли. Можно подумать, что вообще находятся на кладбище, и бояться разбудить покойников.
– А это противоречие, ибо сказано, что:
– Если уж восстали, то, чтобы:
– Все!
И покойники, значится, в том их числе.
И пока Левада не поймет этого своего противоречия вещать для всех, а не только для некоторых - будет закрыта.
– Будет сидеть, - как сказал Высоцкий, - на голодном пайке, пока не поймет, почему мы впереди Планеты Всей. А именно:
– Говорить-вещать-исследовать надо не настоящее, а будущее! Бежать впереди паровоза, а не констатировать иму вслед:
– Мы только вас и ждали - требовали.