Я рисую ангелов

– Он не безумец в прямом смысле этого слова. Больной на всю голову, но не безумец. Он что-то исправил, верно? Какие-то прошлые ошибки.

– Кровь красная, ее чем-то разбавили. Ее намного больше. Я приехал несколько минут назад – она только начала темнеть. Больше деталей, больше времени на работу. Пришиты оба крыла. Подозреваю, что на волосах не клей, а что-то другое. Иди взгляни сам. Ты у нас криминалист.

Тресс показал недокуренную сигарету и улыбнулся. Полицейские растянули ленты заграждения, шикая на коллег. К Карлину не подошел никто. Марка знали и уважали почти все сотрудники управления. И каждый понимал, что слова в этот момент неуместны. Позже каждый обязательно скажет или сделает что-то такое, чтобы облегчить состояние коллеги. Но сейчас лучшая терапия – невмешательство.

Тресс, Грин и Логан молча курили, наблюдая за полицейскими, методично выполнявшими свою работу. Оградительные ленты растянули, знаки и дежурных расставили. В доме уже вовсю щелкали фотокамеры. Начался сбор улик. После подробной фотосъемки тело увезут в морг, где им сможет заняться судмедэксперт. А еще позже приедут уборщики и уничтожат все следы.

Аксель бросил недокуренную сигарету на землю, потушил ее носком ботинка, кивнул коллегам, оставляя их, и вернулся к Карлину. Тот лежал на скамье, глядя невидящим взглядом в небо. Темные волосы разметались, глаза все так же сухи и безжизненны. Руки сложены на груди. Он выглядел как человек, у которого проблемы на работе или от которого ушла любимая женщина, но явно не как отец, только что потерявший сына. Такие вещи доходят до сознания не сразу. Требуется время. Часто много времени. И Грин понимал, что Марка не стоит оставлять в одиночестве в ближайшие дни, а то и недели.

Краем глаза Аксель увидел, что Артур и Логан заходят в дом. Ему здесь делать нечего. Он все осмотрел. И еще много-много часов будет вытаскивать из памяти фрагменты увиденного и раскладывать их в строгий рисунок. А потом дополнять его отчетами криминалистов. Он тронул Карлина за плечо. Тот отреагировал с большой задержкой. Пустой взгляд остановился на лице Грина, губы чуть изогнулись, но с них не сорвалось ни звука.

– Твоя жена скоро приедет, Марк. Я побуду с тобой, если хочешь. Или оставлю тебя Урсулле.

– Нет, – неожиданно четко сказал Карлин. – Я не хочу ее видеть. Не сегодня. Давай уедем отсюда, Аксель. В этом доме меня больше ничто не держит.

13. Говард Логан

9 апреля

15:47

Самуэль Мун с сонным видом смотрел на молодого полицейского, который доставал из портфеля распечатанные фотографии. Логан позвонил Муну вчера и назначил встречу, сообщив, что маньяк снова убил и нужно его, муновское, экспертное мнение. Самуэль не возражал. Но за утро он дважды перенес встречу. На душе скребли кошки, и при мысли о предстоящем диалоге сводило желудок. Он жалел, что подписался на эти консультации, хотя и понимал, что выбора ему не предоставили. Сэм по-детски надеялся, что сможет избежать лишних встреч, если изобразит бурную деятельность. Но не вышло. Стажер нашел его дома, куда приехал, не позволив дальше тянуть кота за хвост. Художник извинялся, но Логан был непреклонен. Разговор не продлится долго, художник подписал бумаги и теперь обязан оказывать содействие. Напрямую Говард это не произнес, но все всё поняли.

Нянечка по имени Марианна принесла мужчинам кофе и ушла с ребенком. Теодоры дома не было. Мун с гордостью, приправленной недовольством, сообщил, что она занята открытием то ли отеля, то ли ресторана. Говарду было все равно. Он цепким взглядом осмотрел няню, которая неприкрыто флиртовала с хозяином дома, отметил ее слишком броскую внешность и вместе с тем тупой взгляд, свойственный многим излишне красивым женщинам. Отметил, что нужно еще раз проверить нянь, может быть, русская няня и няня семьи Карлин связаны между собой.

– Что скажете? – тихо спросил Говард, делая глоток кофе.

Самуэль выглядел так, будто смотрел на фото собственного ребенка. Он побледнел, посерьезнел, на лице проступили морщины, выдавая истинный возраст. Взгляд потемнел от боли. Он снова подумал о том, что зря в это ввязался.

– Я… напомните, что вы от меня хотите?

– Художник, – медленно проговорил Логан, матеря про себя Тресса, который в последний момент отказался ехать к Муну, сославшись на очень важные дела. – Техника. Что изменилось?

Мун залпом выпил кофе, крикнул Марианне, чтобы она принесла еще, и неожиданно надел очки. Логан следил за ним с непрошибаемым спокойствием молодого человека, который только пришел в полицию, но уже многое пережил.

– Он более уверен, – наконец проговорил Сэм. Марианна поставила перед ним еще одну чашку с кофе, коснулась его плеча и удалилась, призывно виляя бедрами. Мужчины на нее не обратили внимания.

– Уверен? Как он мог обрести уверенность за пять дней?

– Там он пробовал. Здесь четко знал, что делать. Предположу, что сначала он продумал только центральную часть картины. – Самуэль сопроводил свои слова соответствующим жестом над фотографией. – А ко второму разу дополнил ее деталями, дал ей глубины, позаботился о том, чтобы ангел в центре был окружен элементами, которые подчеркнут его чистоту, его значение.

Мун сделал маленький глоток, отставил чашку, с тоской посмотрел на часы, потом – на бар, где виднелись многочисленные бутылки с крепким алкоголем, и отложил фото. Говард следил за ним немигающими глазами, которые приняли странный, почти свинцовый оттенок. Художник опустил взгляд. Он чувствовал себя неуютно. А Логан тем временем пытался сам себе ответить на вопрос, имеет ли Самуэль Мун отношение к происходящему в Треверберге. Он не похож на убийцу, но интуиция упрямо молчала. А Мун Говарду не нравился.

– Я думаю, первое убийство – это проба пера, – наконец заговорил Самуэль. – Сейчас мы видим зрелый рисунок с деталями, на него потратили больше времени. Но он несовершенен. Мазки все так же хаотичны. Да, точно, – кивнул художник, улыбнувшись, как улыбается человек, нашедший ответ на вопрос, который его мучил. – Он провел работу над ошибками относительно центральной части картины. Теперь она почти совершенна. Но что касается всего остального – он пытался придать глубину тому, что в прошлый раз просто залил краской. Но ему это все еще не удалось. «Ангел» не вписан в полотно. Он будто парит над лужей. А лужа должна быть облаками, возможно, чем-то еще. Если мы говорим про Рафаэля, там множество элементов. Главное, чтобы ваш маньяк не перешел к великим полотнам этого художника.

– Почему? – спросил Говард, радуясь, что собеседник не начал описывать все особенности творчества Рафаэля. А может, и стоит его попросить, хотя связь маньяка с этим художником призрачна. Это просто прозвище.

– Там много ангелов, – просто сказал Сэм и перевернул фото белой стороной вверх.

* * *

Говард вернулся в участок слишком поздно, чтобы застать всю команду, но как раз вовремя, чтобы поймать Акселя, которого не было весь день. Детектив сидел в своем кабинете и немигающим взглядом смотрел на белую стену с фотографиями, ниточками и записками.

– Как Карлин? – спросил Говард, проходя в кабинет и аккуратно ставя сумку в кресло.

Грин смерил его ледяным взглядом.

– Я вколол ему седативное. Спит. Что ты узнал?

Говард покачал головой.

– Подтверждение наших предположений. Маньяк учится. Мун сказал, что картина еще не закончена. Видите ли, он отработал центральную часть и дальше пойдет на периферию. А еще Мун предположил, что возможны массовые убийства, но я так не думаю.

– Или он пытается пустить нас по ложному следу, или просто смотрит на все это как на художественный эскиз, – проговорил Грин, делая глоток воды из стоявшего перед ним стакана. – Не думаю, что Мун в этом замешан, а мыслит он так, как положено мыслить художнику. Его предположение о том, что смерти будут повторяться, мне понятно. Я тоже так думаю. Но пока не вижу системы.