Январский гром

Маршал развязал тесемки на папке, и достал из нее несколько листков. Разложил их на столе, и секретарь ЦК принялся их рассматривать. Все три машины ему понравились — имели пусть угловатые, но хищные силуэты, почти такие же, как германские бронеавтомобили, захваченные трофеями.

— Видишь ли, Андрей — мы весной начнем БА-64 на ГАЗе делать, но этот двухтонный броневик мал и откровенно слаб, и экипаж всего из двоих членов. А тут вполне по весу подходящий будет бронеавтомобиль, «пятитонный», и с усиленным вооружением — «сорокапятка» и пара пулеметов многого больше стоят, чем один ДП, даже ДПМ. Для поддержки малых БА в разведке большие пушечные броневики нужны. Да и чего добру пропадать — я про башни тебе толкую, их с тысячу наберется, а там и побольше будет. «Цилиндрические» башни в крепостные районы пойдут в качестве огневых точек, а пушечные броневики в танковые бригады и мехкорпуса. Сам посчитай надобность — по четыре на каждую бригаду выдать нужно, да по две роты дать корпусному разведбату и мотоциклетному батальону, да пару машин в управление. Итого три десятка получится, и корпусов тридцать — девятьсот штук надобно, никак не меньше для полной «комплектации». Да еще столько же для восполнения потерь, даже больше — две тысячи броневиков необходимо. Но это не танки, гораздо проще по конструкции и производству, все комплектующие имеются, и с запасом.

— Согласен, — мотнул головой Жданов. И поймал хитрый взгляд маршала. Моментально все понял, усмехнулся:

— Поди, уже Гинзбурга озадачил работенкой?

— И не его одного, там целый коллектив давно собрали — нельзя, чтобы «творческая мысль» простаивала. Бронетранспортеры за полгода нормальные можно сделать, без всякой спешки — характеристики ничем не хуже «сороковки» или «сто пятьдесят второго» будут. Дело тут верное — стоит рискнуть. Тем более образцы, что янки в Мурманск доставили, я уже «отжал» на нужды фронта. Я вот и чертежи набросал на «коленке», благо не только видел эти штуки на бумаге. На них даже ездил, это ведь БТР-40 и БТР-152, но последний делать большой серией не стоит — слишком нужны нам «студебекеры», как тягачи для дивизионной и корпусной артиллерии они выше всяких похвал будут. К тому же большие они, на перевозку двух отделений рассчитаны. Но нужны — у них хорошая проходимость, ведь на все три колесные пары привод. Хотя весом по восемь тонн выйдут, но это не критично.

Жданов взял в руки листки бумаги, которые появились из папки в очередной, бог знает какой раз. Андрей Александрович только головой покачал, удивляясь невероятной работоспособности маршала. Тот просто жил войной, дышал ее, если такое словосочетание вообще возможно. Под глазами синева, весь высох — куда-то делся прежний кряжистый человек с небольшой полнотой — начальник ГАУ все же, заместитель наркома по артиллерии. А тут командующий не просто фронтом, самым большим по протяженности, но и направлением, то есть в подчинении еще Северо-Западный фронт и оба флота — Северный и Балтийский. А еще многое другое на него взвалено — от производства танков с пушками, все же непосредственно курирует генералов Федоренко и Воронова, но и двух наркомов, не считая третьего, что отвечает за выпуск боеприпасов. И хотя врачи за ним наблюдали, но вырвать Григория Ивановича из такого сумасшедшего режима необходимо.

— Езжай домой немедленно отдыхать на целые сутки…

Предупреждая возражения, Андрей Александрович поднял ладонь. Маршалу выделили небольшой особняк — на этот счет товарищ Сталин распорядился. К тому же сегодня приехала его супруга, стала обустраивать «обиталище», о приезде своей «второй половинки» Кулик еще не знал, по войскам мотался, так что будет ему сюрприз.

— Тебе сутки отдыха, под присмотром врачей, и не только, — Жданов постарался спрятать улыбку. — Дом тебе выделен, так что изволь Григорий Иванович выполнять приказ Верховного главнокомандующего… Броневые огневые точки (или БОТ) использовались в Красной армии до войны не столь и широко, как можно было бы предположить — все же упор делался на производстве танков. Но от излишков башен старых или сломавшихся танков БТ или Т-26, а также Т-28 в мартенах не избавлялись — все шло в дело, от установки на катера до вот таких укреплений…

Глава 24

— Не понял — это кто так меня растерзал, весь в полосках как тигр…

Вопрос прозвучал без всякого недоумения, отнюдь. То, что произошло ночью, оглушило Григория Ивановича похлеще прямого попадания авиабомбы, когда чудом остаешься жив. Все он прекрасно помнил — как зашел в особняк, предоставленный ему по приказу Сталина (до этого дневал и ночевал в штабе фронта или в Смольном), и с нескрываемым удивлением, да что там — с полным охренением, ощутил висящую на собственной шее молодую девушку, очень красивую, осыпающую его пылкими поцелуями. Чтобы вот так с порога оказаться в объятиях, да еще с массой всевозможных ласк и «горячих» слов с признаниями в любви — такого в жизни не было ни разу. Но сообразил, хватило ума, что это есть одноклассница «дочери», на которой Кулик женился в прошлом году, причем на свадьбу пришел Сталин, а своеобразным подарком от него стало присвоение высокого, выше просто некуда, звания маршала Советского Союза.

А еще от всего происходящего прямо на пороге у него «крышу сорвало», да что там — напрочь «башню снесло». Ведь он все эти месяцы пребывания в новом для себя теле не имел интимных встреч — сил никаких не оставалось с постоянными ночными бдениями или урывочным сном в дороге. Даже желания не появлялось, словно атрофировался предназначенный для продолжения рода один орган. Да и долгое время пребывания в «безногом и одноруком варианте» произвело чудовищное воздействие на его психику — Григорий Иванович это отчетливо осознавал. Как и те боли, что он тогда испытывал, а теперь подсознательно опасался их возвращения, когда ему кололи сильнейшее обезболивающее, превращая потихоньку в «наркомана». Так что мысли о женщинах и в голову не приходили, умирал тогда медленно, а оказавшись в теле реципиента не до того было — апоплексический удар случился при «переносе» матрицы. А потом «тряхнуло» по-новому, когда само «вживление» произошло. И тут ничего не поделаешь, он тут сам как чужеродный донорский орган оказался, пусть и не в материальном плане, а в таких случаях «отторжение» процесс вполне естественный.

— Это что-то с чем-то… И с чего бы это…

Григорий еще раз посмотрел на исцарапанную в кровь кожу — кровавые полоски за ночь запеклись, и тянулись на много сантиметров, словно взбесившаяся кошка когтями со всей дури многократно прошлась, когда он с нее живьем шкуру сдирал. А память, уже его собственная, услужливо показывала ночные «картинки», причем такие, что ему даже немножко стало стыдно, почувствовал, как кровь прилила к щекам. Вроде пожилой человек, и он сам, и реципиент, но нельзя же такое вытворять, на дворе сорок первый год, а не 21-е столетие, разве подобные экивоки здесь вряд ли допустимы.

— Времена разные, но женщины всегда одни, если влюблены…

Сказал сам себе тихо, снова посмотрев на грудь, плечи и руки. Григорий Иванович понял, что не во временах дело, а в женщине — молодая супругаа позволила ему многое, вернее все, никаких запретов, наоборот — девчонка словно с цепи сорвалась, и не подумаешь, что ей всего девятнадцать лет. А может «изголодалась», замужем только год, организм свое требует, природой человеческой так положено. Да и он после всего произошедшего с ним в жизни снова почувствовал себя мужчиной, ощутив давно забытое бурление в крови. К тому же их «конфетно-букетный» период еще продолжается, долго ли было пятидесятилетнему маршалу девчонке голову вскружить, а он просто воспользовался сложением всех факторов. К тому же статус у Кулика высокий, что девчонке чрезвычайно импонирует, пересчитать маршалов пальцев на одной руке хватит. Да и он не один такой по большому счету — у маршала Буденного с третьей женой такая же разница в возрасте, даже чуть больше вроде, на один год, но так Семен Михайлович и его самого постарше будет на семь с половиной лет.

Но жена похоже действительно любит — и сейчас его обнимала, крепко прижавшись горячим телом, русые волосы разбросаны по подушке локонами, лицо уткнулось куда-то в подмышку, посапывает во сне.

— Да уж, совсем старики распоясались, на молодок потянуло, — ехидно пробормотал Кулик, еще раз задумчиво поглядывая на свою кожу. И как не странно был доволен собой и своим новым организмом — какой-то гормональный взрыв произошел, «тормоза» разом отказали, и закружило-понесло по стремнине, и так что про войну впервые забыл. Ощущение, будто виагры горстями налопался, и никак остановиться не мог.

Странно, голова не болит, в груди не щемит, а после бессонной ночи ощущение не выжитого досуха лимона, а прилив пьянеющей бодрости, словно молодость снова вернулась, и ты готов горы свернуть. Осмотрел спальню, в которой оказался — как то вечером не удалось даже пройтись по комнатам, сам не понял, как все завертелось. И увидел гитару, обычную, на какой в юности перебирал струны. Посмотрел на пальцы, и впервые ощутил невероятный зуд — спустя тридцать лет захотелось перебрать ноты и сыграть. Желание оказалось настолько велико, что забыл про осторожность, осторожно выпутался из жарких объятий, уселся на кровати, и взял в руки гитару. И словно мозги напрочь отшибло — начал перебирать струны, потихоньку подбирая мелодию любимой в детстве песни, про «прекрасное далеко». И совершенно опьянев от мелодии, негромко запел, отрешившись от всего на свете, забыв про войны и несчастья, пел, ничего не замечая, даже своих, катящихся по щекам слез — настолько забылся, потеряв контроль…

— Гришенька, как тебе плохо пришлось. Я люблю тебя, люблю!

От голоса жены наступило отрезвление — будто ушатом ледяной воды облили. Он посмотрел на Ольгу — та сидела на кровати, смотря на него округлившимися до невероятных размеров глазами, полными слез. Невероятно прекрасная своей молодостью. Вот только кожа была покрыта следами укусов, засосов, щедро рассыпаны синяки, которые оставили его пальцы. И стало стыдно — если он в «тигриной раскраске», то девушка в «леопардовой шкуре», у него полосами все расчерчено, у нее пятнами покрыто. Тут любой моралист со смешком скажет — сбрендили супруги.