Языки современной поэзии

К анализу строки со словами спичечный коробокможно добавить и такое предположение: в слово спичечныйвходит звуковой комплекс спич,который в контексте книги с постоянным вниманием к недостоверности речей, в том числе поэтической речи, может прочитываться как слово спичсо значением ‘выступление перед публикой’ (упомянутый текст Хлебникова называется «Воззвание»), В таком случае, конечно, значима ироническая окрашенность заимствованного слова спич.

Строки, описывающие льва (он блистательный и рычащий, а боится верблюда<… > да и верблюд Аравийский — не долгожитель), явно дискредитируют «геральдику и канон».

В системе метонимических сдвигов, представленных в этом фрагменте, содержится элемент, который указывает на отделение от целого части, в реальности неотделимой: похоронный факельщик сожжет и его лик.Львов на иконах не изображают, значит, слово ликобозначает здесь не икону, а называет в высоком стиле лицо (морду, если иметь в виду нормативную референцию слов лицои морда).Возможно, что слово ликв описании льва восходит к тексту одного из вариантов духовного стиха о Голубиной книге: «Ише лев-от над зверями зверь». — / «Почему тот зверь над зверями зверь?» — / «Потому тот зверь над зверями зверь: / У ёго рыло человеческо!» [216] Но лицо невозможно сжечь отдельно от тела. В другом фрагменте книги «Флейта и прозаизмы» есть строки: И вот, Император Сил, я выйду на ступень, / увижу безлюдье и пепельные осадки, / выну классический меч и отрублю лицо, / оно взовьется и станет над Миром. / И это будет Новое Солнце, и через биллион / то же и те же оживятся по всем таблицам.Лицо, становящееся солнцем, похоже на лицо льва («Доски растут в доме, и скоро — Дворец…») [217] .

216

Архангельские былины, 2003: 121.

217

Соснора, 2006: 815.

Метонимический сдвиг в строке Осень! Какая! в моем окнесоздается не только тем, что осенью(временем года) назван осенний пейзаж (пространство, в котором осень оказывается видимой), но и ненормативным употреблением предлога в сочетании с этим существительным: в окневместо за окном.Смысл такого замещения предлога (он и сам здесь употреблен метонимически) можно видеть в том, что для субъекта речи пространство как зримое время ограничивается размерами окна. Если учесть, что осень является симиолом конца жизни, то речь идет о наглядном убывании пространства и времени.

Алогизм сравнения ежи по-буддистски по саду лопочут, / будто гений включил перламутр у осинимеет свою поэтическую логику в синестезии — в данном случае, в единстве слухового и зрительного восприятия. Эта синестезия поддерживается тем, что глагол включитьможет относиться и к звуку, и к свету (включить радиои включить лампу).Глагол лопочути перламутровый отсвет осин объединены в образе неполноты: приглушенности и неяркости. И здесь можно видеть антитезу качествам льва: он блистательный и рычащий.

Возможно, что ежи, которые лопочут по-буддийски, появились в этом контексте по фонетической ассоциации ёж — йог:согласно легенде, Будда до своего просветления, учился у йогов. Образ льва тоже связан с буддийскими преданиями: верхняя часть тела Будды была похожа на тело льва (Религии Китая, 2001: 182).

Буддийской образностью объясняется и вторая строка приведенного фрагмента: я пробежал между пальцев гремучей ртутью.Дело в том, что задолго до этих слов в книге есть строки:

В амфитеатрах и цирках трагический абрис смешон, у гладиатора в одиночку картонные тигры, кто из великих выбирал, а кто, извините, «великий», — яйца в сметане. Так можно сказать обо всех, кто взмыл, ни один не добьётся себе сверканья, от «внешнего вида» Креста остается три гвоздя, а от Будды сорок зубов и склеенные фаланги пальцев. («Выпавший, как водопад из Огня…» / «Флейта и прозаизмы» [218] )

218

Соснора, 2006: 792.

В буддийских сутрах перечисляются 32 признака Будды, в числе которых названы пальцы на руках с перепонками и сорок зубов (Религии Китая, 2001: 179–180, 182, 244–245). Согласно легендам, Будда в своих многочисленных перерождениях был и лягушкой, и гусем, одно из именований Будды — Царь Гусь (Религии Китая, 180). Вспомним, что ранее в книге фигурировал Гусь перепончатый, за решеткой груди сидящ.

Отдельного внимания заслуживает такое сравнение: как феномены, поют зеленые лягушки.Во-первых, здесь можно видеть то явление, которое Е. А. Некрасова назвала ассоциативной метонимией, имея в виду чисто языковые, в частности фонетические, ассоциации (Некрасова, 1975: 115, 127, 130–131). Сравнение как феномены, поют зеленые лягушки,очевидно, подразумевает, что лягушки поют как филомелы (соловьи в поэтической традиции XVIII–XIX веков [219] ). Здесь у Сосноры есть и насмешка над красивым поэтическим штампом, и демонстративное искажение слова, говорящее о том, что высокий смысл слова забыт. В современном русском языке слово феноменозначает необычное, удивительное явление, и это значение присутствует в строке Сосноры: пение лягушек представляется странным. Но в философии слово феноменимеет и другое значение, соотносимое с постоянно выражаемой мыслью Сосноры об иллюзорности и славы поэта, и власти искусства (эта мысль представлена в книге многочисленными художественными образами) — «явление, данное нам в опыте чувственного познания, в отличие от ноумена, постигаемого разумом…» (Философский словарь, 1997: 477). Кроме того, феноменом представлен зеленый цвет лягушек — как антитеза краскам осени. Кваканье лягушек противопоставлено пению соловья в басне Г.-Э. Лессинга «Пастух и соловей» и в переложении этой басни К. Батюшковым. Смысл басни отчетливо соотносится с темой умолкания поэта в книге «Флейта и прозаизмы» (сэр, дикций не надо, сурдинок не надо):<…> Из рощи соловей / Долины оглашал гармонией [220] своей, / И эхо песнь его холмам передавало. / Всё душу пастуха задумчиво пленяло, / Как вдруг певец любви на ветвях замолчал. / Напрасно наш пастух просил о песнях новых. / Печальный соловей, вздохнув, ему сказал: / «Недолго в рощах сих дубовых / Я радость воспевал! / Пройдет и петь охота, / Когда с соседнего болота / Лягушки кваканьем как бы назло глушат; / Пусть эта тварь поет, а соловьи молчат!» / «Пой, нежный соловей, — пастух сказал Орфею, — / Для них ушей я не имею. / Ты им молчаньем петь охоту придаешь./ Кто будет слушать их, когда ты запоешь?» [221] .

219

См. глубокое исследование истории слова филомела, его символического наполнения и художественного преобразования: Гин, 2006: 225–241.

220

Обратим внимание на то, что в басне Батюшкова слово гармониейметонимически замещает собою слово песней, и эта метонимия — обобщающая, подобная обобщающей метонимии, свойственной многим текстам Сосноры.

221

Батюшков, 1989: 356–357.

Возможно, что лягушки, изображенные Соснорой, перекликаются с лягушками из знаменитой строки А. П. Сумарокова О как, о как нам к вам, боги, не гласить! [222] .

Эта апокалиптическая книга Сосноры завершается словами:

И, полон слез, Он стоял на льду вершины Черной горы, за всех воздушных, морских, земных включил Трубу тишины. И стало так, и такой покой, что и соловей не смог. — О спите, спите до Новой Зари!.. А люди были мертвы. («В ту ночь соловей не будит меня…» / «Флейта и прозаизмы» [223] )

222

Эта строка Сумарокова постоянно приводится как пример звукоподражания в учебниках по поэтике и в словарях, например, в наиболее популярном словаре А. Квятковского (Квятковский, 1966: 114).

223

Соснора, 2006: 821.

Здесь прочитывается отсылка и к сказанию «Жизнь Будды» в переводе Бальмонта, и к «Откровению Иоанна Богослова», и к стихотворению Блока «Девушка пела в церковном хоре», и (особенно ритмически) к словам из «Баллады о Востоке и Западе» Д.-Р. Киплинга (в переводе Е. Г. Полонской): О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, / Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень суд [224] . Но все же основной претекст — из «Жизни Будды»:

224

Киплинг, 1996: 73.

И есть предание. Будда однажды проходил, беседуя с учениками, в саду. Соловей увидел его лик, пленился и запел. Будда, растроганный, сказал: «Пусть же, в новом воплощении, он будет человеком. Этот человек, нравом своим, участвовал в горячей природе коня и в певучей природе птицы».

(Ашвагхоша, 1990: 32)

Далее обратим внимание на метонимию, объединенную с метафорой и сравнением: и Мир, как тигр бегает головой.

Возможны разные толкования этого образа.

Учитывая его фразеологическую производность от языковой метафоры бегать глазами,можно представить себе время как часы со стрелками (в языке есть и совсем стершаяся метафора время бежит [225] ).В таком случае метонимия бегает головой —укрупняющая (глаза —> голова): траектория стрелок охватывает всё пространство круга.

При другом толковании в строке Сосноры можно видеть эллиптическую метонимию [226] , которой выражено значение пространного высказывания: ‘тигр бежит прямо на меня, его голова стремительно приближается, как будто увеличиваясь, я вижу только эту голову'. Картина похожа на кинематографическое укрупнение плана в изображении движущегося предмета, например поезда [227] . В таком случае аномальное сочетание его глаза моитоже представляет собой свернутое высказывание: ‘тигр совсем рядом со мной, смотрит мне в глаза и отражается в них так, что его глаза становятся как будто моими’.

225

При этом норма не допускает выражения *время бегает.При таком прочтении строки Сосноры в ней можно видеть и игру с глагольным видом.

226

Об эллиптической метонимии см: Арутюнова, 1997-б: 237.

227

Тот факт, что образная метонимия подобна крупному плану в киноискусстве, замечен давно (см.: Иванов, 1998: 264–271).